Клерк нырнул под стойку.
— Вот здесь что-то есть, сэр. — Он извлек увесистый бесформенный сверток, упакованный в коричневую бумагу и перевязанный бечевкой. На обертке толстым карандашом было написано: «Для господина Блэара. От друга».
— Вы знаете, кто это принес?
— Нет, когда я заступил на дежурство, сверток уже лежал здесь. Наверное, чей-то подарок. Там вроде бы два предмета.
Клерк помедлил, явно ожидая, что Блэар сразу же откроет сверток. Но тот отнес посылку к себе в номер, положил ее на стол в гостиной, зажег лампы, приготовил и выпил порцию джина с хинином. Потом сказал себе, что сделал для святоподобного Джона Мэйпоула все, что мог, по крайней мере, не меньше, чем полиция. Завтра в Ливерпуле он возьмет билет хоть в третий класс, хоть наймется последним матросом, лишь бы только уехать отсюда. А через год эти три проведенные в Уигане дня будут вспоминаться ему как мимолетный сон.
Подкрепившись еще одним стаканом джина, Блэар развязал веревки и развернул сверток, внутри которого оказалась пара ботинок. Впрочем, это были не ботинки, а клоги, с верхом из прочной толстой кожи, прибитым медными гвоздями к массивным ясеневым подошвам, обитым снизу по краям гвоздями для ковки лошадей. На каждом из клогов был прострочен трилистник[30], мысок каждого был дополнительно усеян медными нашлепками. Клоги были те самые, что достались Биллу Джейксону от ирландца.
Из чистого любопытства Блэар уселся и стащил сапоги. Потом сунул ноги в клоги, застегнул застежки и встал. Поскольку дерево не гнется, ноги болтались внутри, пятка при ходьбе отрывалась от подошвы. Блэар сделал несколько шагов; стук деревянных подметок об пол напоминал грохот катящихся в кегельбане шаров. Но клоги были ему впору.
Глава девятая
Когда Блэар появился во дворе шахты Хэнни, шахтеры дневной смены находились уже внизу, однако Бэтти, смотритель работ, перед приходом Блэара как раз поднялся в клети наверх, чтобы проследить за спуском в шахту пони, кобылки с молочно-белыми гривой и хвостом. Глаза лошадки закрывали шоры, на ней была упряжь с двумя подпругами необычайной длины. Пока Бэтти закреплял в полу клети крюк с цепью, конюх при помощи пучка сена подманил пони почти к краю платформы.
Тут смотритель заметил Блэара:
— Хотите снова спуститься в шахту? Надеюсь, на этот раз нам не придется ползать на карачках, а?
— Нет. — Блэар сбросил с плеча на землю свой саквояж.
Бэтти прикрепил наконец цепь к крюку и отступил назад. Он был весь покрыт мелкой угольной пылью. Прикрыв ладонью глаза от солнца, он всмотрелся в лицо Блэара:
— Вы что, ползали по ежевике?
Ну, если человека можно считать ежевикой.
— А мистер Леверетт с вами? Что-то я не вижу его коляски.
— Нет, я один пришел, пешком.
— И сами всю дорогу тащили этот сундук? Вы что, все еще ищете преподобного Мэйпоула?
— Все еще, — ответил Блэар, хотя перед уходом из гостиницы оставил на стойке у администратора записку с указанием, куда направляется, и теперь искренне надеялся, что на шахтном дворе вот-вот объявится Леверетт со словами, что епископ увольняет его. — А Мэйпоул часто сюда приходил?
— Часто. Он пользовался любой возможностью, чтобы прочесть молитву и проводил отличные параллели с Библией, с теми местами, где говорится о работниках на виноградниках, о тех, кто трудится в рудниках и тому подобном. Мне сейчас даже немного не по себе.
— Почему?
— Я его отругал, сказал, что шахтный двор не церковь. Нельзя молиться среди движущихся поездов и вагонеток. Если как близкий к семье Хэнни человек он хочет посмотреть шахту, то пожалуйста. Но священнику тут не место. Это было за неделю до взрыва. Пожалуй, мне тогда лучше было бы промолчать.
Клеть немного приподнялась, и крюк повис над ее днищем. Тем временем рабочие укладывали поперек шахтного ствола толстые доски. Конюх с большим носом и свирепо торчащими усами был гибок, как мальчик. Заведя пони на доски, он заставил ее опуститься на колени и лечь на бок. После чего спутал передние ноги животного первой подпругой и крепко затянул ее; затем проделал то же самое со второй подпругой, обмотав ее вокруг задних ног так, что только подковы оставались свободными. Подергав за подпруги и проверив их натяжение и крепость узлов, конюх вдел кольцо упряжи в свисавший из-под клети крюк. По его команде клеть поднялась еще выше, из-за чего пони сначала оказалась в сидячем положении, а затем зависла над стволом шахты. Рабочие оттолкнули доски в сторону, открывая путь к спуску.
— Хорошенькая лошадка, — проговорил Блэар.
— И дорогая, — утвердительно кивнул головой Бэтти. — Мне нравятся уэльские пони, но они в большом дефиците. А эту привезли аж из самой Исландии.
— Белая, словно вошедший в поговорку снег.
— Ну, бедняжке недолго оставаться незапятнанной.
Скрученная крепко-накрепко пони повисла между клетью и стволом шахты. И хотя погонщик еще придерживал поводья и совал под морду сено, лошадка закатила глаза. Тень от лошади, клети и вышки вытянулась поперек всего шахтного двора.
— Для нее это все впервые. Ничего, успокоится, — проговорил конюх. — Главное, чтобы она не дрыгала ногами, пока будет спускаться.
— Некоторые пони умирают в первый же месяц работы в шахте, — пояснил Блэару Бэтти. — Возможно, им не хватает света или воздуха, или навоза в стойлах слишком много. Загадка. Вы что-то забыли?
— Нет, просто вспомнилось кое-что из того, о чем вы мне в прошлый раз говорили. — Блэар подошел ближе к платформе. — Вы показывали мне, где нашли жертв взрыва: тех, кто задохнулся и тех, кто погиб от взрыва. И сказали, что «думали об этом сотни раз».
— После такого пожара всякий задумается.
— Меня удивило слово «думали». Как если бы там было нечто такое, что вы силились понять, что проигрывали в уме снова и снова. Вы же не сказали «вспоминал», вы сказали «думал».
— Не вижу разницы, — ответил Бэтти.
— Возможно, ее и нет.
— Из-за этого вы сюда и пришли?
— Не только. Так было там что-то такое, над чем вы думаете? — спросил Блэар.
Кобылка не успокаивалась. Наоборот, она забилась еще сильнее, и от ее конвульсивных движений клеть, висевшая на направляющих тросах, начала в конце концов раскачиваться во все стороны, словно маятник. Сено рассыпалось, и поток нисходящего воздуха мгновенно затянул золотистые соломинки в ствол шахты. Попадая в шахту, пони уже не возвращался наверх, разве что раз в год на неделю, пока не становился окончательно непригоден к работе под землей; лишь тогда его поднимали, и он таскал какую-нибудь повозку для кляч. Кобылка тем временем, несмотря на удила и на все усилия погонщика, старавшегося оттянуть ее морду, вытянулась и изогнула шею, стремясь перекусить подпругу. Клеть сильно качнулась, ударив по деревянным опорам вышки.
— Я думаю обо всем, что происходит внизу. Работа смотрителя в этом и состоит, — ответил Бэтти.
— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто, может быть, что-то показалось вам странным, противоречащим здравому смыслу.
— Не знаю, мистер Блэар, успели ли вы заметить, но темный туннель глубоко под землей не то место, где стоит искать здравомыслящего человека.
Подпруга лопнула. Обретя большую свободу движений, пони начала вращаться на подвеске, от чего ее рывки стали только еще яростнее. Конюх, изо всех сил натягивая поводья, попытался придать пони вертикальное положение и одновременно оттянуть ее назад на платформу, чтобы, если бы кобылка высвободилась из нижней подпруги или разорвала ее, она не рухнула в разверзнутый ствол шахты.
— Оттягивай ее от ствола! — закричал Бэтти.
Но пони была тяжелой, и под ее весом погонщика самого стало тянуть к кромке ствола. Железные набойки его клогов заскользили по платформе, Бэтти обхватил его сзади за пояс. Блэар сорвал с себя пиджак, набросил его на голову пони, а сам вцепился в Бэтти.
Втроем они повисли на поводьях, пони же продолжала биться, стараясь сбросить пиджак. Однако постепенно ее рывки ослабевали. Усмиренная темнотой, пони брыкалась все ленивее. Бэтти перехватил поводья, а погонщик тем временем сбегал за брезентом, который он с большой сноровкой набросил кобылке на голову, сдернув с нее предварительно пиджак Блэара. Блэар поднял пиджак и, шатаясь, побрел к одной из опор и прислонился к ней. Всякая работа на шахтном дворе при виде происходящего замерла. Сердце Блэара стучало часто и сильно. Сам он был весь покрыт лошадиным потом, как будто специально извалялся в нем.
— Чего вы полезли? — ярился погонщик. — Думаете что, я работы своей не знаю?
— Извините, — ответил Блэар.
— Вы его выставили дураком, — пояснил Бэтти. — Ему легче было бы помереть, чем оказаться в таком положении.
Подошли другие погонщики, совместными усилиями они втащили пони на платформу и связали ее новой подпругой. Работа на шахтном дворе возобновилась: одни снова принялись взвешивать вагонетки, другие составлять поезда и цеплять их к локомотивам, опять послышался звон кузнечных молотов. Бэтти крикнул, давая сигнал подъемной лебедке. Несущий трос дернулся, по всей его длине пробежала волна вибрации, клеть немного приподнялась, но пони в наброшенном на морду брезенте теперь оставалась спокойной. Трос остановился, потом пошел вниз, и животное скрылось в зеве ствола, а вслед за ним опустилась и клеть, на мгновение приостановившись на уровне платформы, чтобы Бэтти успел в нее забраться.
