– Белый широкий воротник, низкий вырез на груди и белая роза вот тут. – Она ткнула себя пальцем в середину груди. – И накрасилась я в таком же стиле. Такая девушка пятидесятых – кукольное личико, ярко-красная помада, розовые щеки. Я уже говорила, что, когда он пришел в первый раз, он вел себя очень скромно, почтительно, но, оказавшись здесь, вдруг резко переменился. – Она запнулась. – Поверить не могу, как я могла быть такой глупой. Я ведь давно уже не ребенок, можно было бы и сообразить.
– Анна-Мария. – Я коснулся ее руки. – Я старше тебя, но, перечисляя собственные ошибки, сбиваюсь со счету. Если этот человек злоупотребил твоим доверием, стоит винить его, а не себя.
– Допустим, ты прав, но и я права. Ведь я хожу в спортклуб к Кристиану, учусь приемам самозащиты. И я прекрасно знаю, что лучшая самозащита – стараться не попадать в глупые ситуации, не идти на риск. А я все равно подставилась. Я ничего не имею против ошибок, но меня злит собственная глупость. Я хочу отомстить.
– Рассказывай дальше.
– Сначала он был любезен, хоть и нервничал. Извинился за опоздание и протянул мне цветы. Мне показалось, что он слегка запыхался, и я предложила ему воды. Он сказал, что хотел бы воспользоваться ванной комнатой. Я показала ему, а сама пошла на кухню, чтобы налить ему воды и поставить цветы в вазу.
– Сколько всего комнат в этой квартире?
– Четыре: кухня, гостиная, спальня и туалет.
– Он заглянул в спальню?
– Не знаю. Я показала ему, где ванная, и сразу пошла на кухню. Он пробыл там с минуту, а потом подошел ко мне, взял стакан, и мы пошли в гостиную.
– А где расположена спальня?
– Напротив ванной.
– Думаю, он заглянул туда. Хотел убедиться, что ты одна.
– Может быть. Он внезапно переменился, стал каким-то дерзким, самоуверенным, словно он здесь хозяин. Попросил меня принести лилии. Я это сделала, и он вдруг вынул их из вазы, разбрызгав воду по полу. Меня это удивило, но я ничего не сказала. Может, решила, что он нечаянно. Я протянула ему «Полароид» и пленку, но он засмеялся и сказал, что лучше использует собственный фотоаппарат. В этот момент я, кажется, поняла, что совершила ошибку. По правилам, все клиенты должны пользоваться «Полароидом», чтобы не оставалось негативов. А все позы у меня под контролем. Но что-то в его смехе заставило меня сдаться. Я не могла настаивать на своем.
– Анна-Мария, не хочу делать тебе замечания, но почему ты просто не выставила его? А если бы он отказался, ты сама могла бы уйти.
– Не знаю. – Слезы вернулись и заблестели на ее ресницах. – Тогда мне еще не было страшно, он пока ничего со мной не сделал, мне было просто слегка… – она запнулась, – …неуютно. Он все еще говорил вежливо, даже чересчур вежливо. Ведь он и не должен был мне нравиться. Да, все шло не так, как я предполагала, но он ведь платил большие деньги. Мне их не хотелось терять.
– А что было потом?
Она вздохнула.
– Он попросил меня смыть косметику. Он еще так смешно выразился: «Сними это лицо, пожалуйста». Я, конечно, сообразила, о чем он, но на секунду все-таки представила себя без лица. С этого момента все пошло как-то по-дурацки. – Она встала. – Вот черт. – Она пересекла комнату и подошла к бару. – Если я собираюсь все это рассказывать, думаю, нужно выпить. Ты будешь?
– Не откажусь.
– Выбор, правда, небольшой. Водку с апельсиновым соком?
– Отлично. – Анна-Мария смешала водку и сок в шейкере и подошла к столу с коктейлем и двумя бокалами. Она протянула мне бокал и вернулась на диван. – Если слишком слабый, там еще целая бутылка. Не стесняйся.
Я сделал глоток и закашлялся, потом с трудом произнес:
– Нет-нет, в самый раз.
Она пила не спеша.
– Ты собиралась рассказать, что было потом.
– Да-да… – Она подняла глаза к потолку. – Проблема в том, что мне даже не с чем такое сравнить. Я ведь актриса и модель. Но эта ситуация показалась мне уж очень неестественной. Только потом, после того, как ты показал мне эти снимки, я стала понимать, в чем все дело. – Она еще раз глотнула коктейля и скорчила гримасу. – Итак, я умылась. Заняло это около пятнадцати минут, и мне сразу стало легче. Ведь осталось меньше получаса. Он зарядил фотоаппарат, и я подумала, что он сейчас скажет мне раздеться, но он не стал.
Она замолчала.
– А что он сказал тебе сделать?
– Он попросил меня сесть рядом и посмотреть его фотоальбом. – Анна-Мария смущенно засмеялась и поднесла бокал к губам. – Он хотел, чтобы я рассматривала его грязные снимки. Что я, конечно, и сделала. – Она прикончила свой бокал, налила еще себе и мне. – Я была согласна на что угодно, лишь бы потянуть время.
Она мотнула головой и принялась за свой коктейль.
– А что там были за снимки?
– Мерзкие. Я сразу сообразила, что он испытывает извращенное удовольствие, показывая их, но мне так было все равно легче. Я ведь говорила уже, что чем дольше оттягивалось раздевание, тем лучше. – Она покраснела. – Я не знала, как себя вести. Нужно ли восхищаться девушками и фотографиями? Поэтому я просто держалась спокойно. Потом он улыбнулся и сказал: «Тебе это не очень нравится, да?» Сказал так, словно и от этого получал удовольствие.
Она подошла к бару и сделала еще одну порцию коктейлей.
– А какими тебе показались фотографии?
– Ужасные. Черно-белые, и казались старыми. Я так и сказала ему, и он ответил что-то вроде того, что старые лучше напоминают старому о его бесшабашной молодости.
Она вернулась с новым коктейлем. Я попробовал. Теперь крепость была в самый раз.
– Опиши мне эти фотографии подробнее.
Она сделала глубокий вдох.
– Одна хуже другой. На некоторых женщины выглядели так, словно их били хлыстом. На одной одежда женщины валялась на полу мятая, будто по ней топтались. А сама она лежала на незастеленной кровати, головой вниз, и на спине у нее были полосы. Тюремная решетка из полос. – Анна-Мария поежилась и поднесла коктейль к губам. – Поскольку снимки были черно-белыми, я подумала, что все это игра, и полосы у нее на спине просто нарисованы шоколадным кремом. – Она попыталась рассмеяться. – На ней были туфли. Я запомнила свою мысль: «Хочу такие же». – Она взглянула на меня. – Примитивная мысль, правда?
Я покачал головой:
– Невозможно контролировать все, что видишь и думаешь.
– Это уж точно. Получилось, что он и пальцем не притронулся ко мне, но все-таки в некотором роде проник в меня.
– А фотографии все были такие?
– Нет, по большей части там были просто обнаженные женщины, и они выглядели… – Она задумалась. – Какими-то вялыми.
– Вялыми?
Глубокий вдох.
– Они все были в таких позах… как трупы. Я старался сохранять спокойствие, но почему-то чувствовал себя убийцей.
– В позах?
– Да, расфокусированный взгляд, безжизненные конечности, расслабленные рты… Но знаешь, я тогда ни на секунду не могла подумать, что это по-настоящему.
– А теперь?
– На той фотографии, которую ты показал, женщина действительно была похожа на труп. Но я-то жива, как видишь.
– В смысле?
– Он заставлял меня принимать такие же позы.
Я посмотрел на Анну-Марию. Ее свежее лицо слегка раскраснелось от спиртного, темные волосы слегка растрепались, глаза покраснели от слез. Я взял ее руку в свою. Она подвинулась ближе, наши плечи соприкоснулись, и я уловил ее прерывистое дыхание, пахнущее апельсиновым соком. Она сжала мои пальцы.
– Мы закончили смотреть этот альбом. Я оформила комнату так, как он хотел. Диван накрыла покрывалом и слегка измяла его, сзади установила ширму. Потом пришло время шоу. Он попросил меня раздеться. Я разделась за ширмой. Мне не нравится, когда смотрят, как я раздеваюсь, – это очень личное. – Она посмотрела мимо меня, в окно, на ночное небо. – В комнате было тепло, но я ужасно замерзла, вся покрылась мурашками. Он сказал мне лечь на кровать и описал позы, которые нужно принять. Я всегда хорошо понимаю инструкции, но в тот раз ему даже объяснять не пришлось, потому что я знала, что за позы ему нужны. Те же, что и в его альбоме. Он разложил вокруг меня лилии, как вокруг покойницы в гробу. Со стеблей на меня стекал их сок. Когда он их принес, запах мне понравился, но теперь они пахли так, будто долго простояли в грязной воде. Такая вонь обычно исходит от застоявшегося гнилого пруда, когда долго нет дождя. – Она вздрогнула и сжала мою руку. – Я сразу поняла, что этот сеанс будет непростым, но я чувствовала себя… – она отпила из своего бокала, – …странно. Словно заряженной. Сверхчувствительной. Цвета в комнате показались ярче. Тиканье часов и щелканье камеры звучали, как хлопанье дверей. Я ощущала все: прохладу воздуха, шершавость покрывала. Старик пошевелился, и на меня повеяло нежным ветерком. Он ничего не говорил, но его взгляд преследовал меня. Его глаза за линзой камеры просто буравили меня. И вдруг мне стало… – Она замялась. – Мне стало приятно. Подумалось, если этот противный старикан сейчас коснется меня, я не смогу сопротивляться. О боже. – Она вздохнула со стоном и допила коктейль. – Этого я тебе не собиралась говорить. – По ее щеке скатилась слеза. У нее очень красивая кожа. – Ну вот, теперь я тебе противна.
