Двадцать минут назад Мор чувствовал себя таким утомленным, что считал: позволь он себе расслабиться и он тут же уснет на месте, пустив для надежности корни. Сейчас кровь у него кипела. Эта была бешеная энергия, которая обычно просыпается поздним вечером и за которую вы бы много отдали завтра днем. Но сейчас он чувствовал, что ему просто необходимо предпринять какие-то действия, иначе его мышцы лопнут от распирающей их жизненной силы.
— Я хочу увидеть ее, — заявил он. — Если ты не можешь ничего сделать, может, у меня что-то получится.
— Ее комнату охраняет стража, — предупредил Кувыркс. — Я упомянул об этом просто так, на всякий случай. Ни на йоту не сомневаюсь, что это ровным счетом ничего не меняет.
* * *
В Анк-Морпорке была полночь. Но в раскинувшемся по обе стороны реки городе-гиганте единственная разница между ночью и днем заключалась в том, что ночью было темно. Магазины гудели от нахлынувших волн народа; зрители по-прежнему густо теснились вокруг арен с раздевающимися проститутками; производственные отходы бесконечной и древней войны между противоборствующими бандами тихонько плыли в ледяных водах реки с привязанными к ногам свинцовыми грузилами; торговцы разнообразными незаконными и даже нелогичными развлечениями усердно занимались своим подпольным бизнесом; попрошайки попрошайничали; в переулках, разбрызгивая вспышки отраженного лезвиями звездного света, кипела дежурная поножовщина; астрологи начинали рабочий день, а в Тенях заблудившийся ночной сторож зазвонил в колокол и завопил: «Двенадцать часов и все тих-хр-р-р…»
Однако в Коммерческой Палате Анк-Морпорка не вызвало бы восторга предположение, что единственное реальное различие между их городом и болотом заключается в количестве ног у аллигаторов. И в самом деле, в городе имеются свои районы для избранных. Они преимущественно располагаются на холмах, где есть надежда на дуновение ветерка. В этих районах ночи мягки и благоуханны, воздух насыщен ароматом цветущих цециллий и врудиолусов.
В данную конкретную ночь город был насыщен еще и селитрой, поскольку отмечалась десятая годовщина вступления в должность патриция[7]. На торжества подобного рода глава города обычно приглашал нескольких друзей — в данном случае на приглашение откликнулись пятьсот из них — и устраивал фейерверки.
В дворцовых садах звучал смех и, время от времени, утробное, порождаемое страстью урчание. Вечер как раз вступил в ту интересную фазу, когда все уже выпили слишком много, но все же недостаточно, чтобы свалиться замертво. Это была та самая стадия, во время которой человек творит вещи, о которых позже вспоминает с алой краской стыда — например дует в бумажную пищалку и смеется до тошноты.
Фактически, около двух сотен гостей патриция сейчас были заняты тем, что спотыкались и пинались, претворяя в жизнь Танец Змеи, образчик своеобразного морпоркского фольклора. Исполнителям надлежало надраться, ухватить за талию впереди стоящего и, образовав таким образом длинного суставчатого крокодила, проскакать, заливаясь оглушительным гоготом и совершая непредсказуемые повороты, сквозь как можно большее количество помещений, желательно содержащих бьющиеся предметы. При этом обязательно нужно вскидывать ноги в неопределенном направлении в такт ритму танца (или, на худой конец, в такт хоть какому-то ритму). Танцевали уже добрых полчаса, «змея» проползла по всем комнатам во дворце и вобрала в себя двух троллей, повара, главного патрицианского мучителя, трех официантов, случайно подвернувшегося нищего попрошайку и ручного болотного дракончика.
Где-то в середине «змеи» плясал жирный лорд Дубиноуз Щеботанский, наследник прославленных Щеботанских поместий. На данный момент его внимание было целиком поглощено тонкими, вцепившимися ему в пояс, пальцами.
Погруженный в алькогольную ванну мозг упорно выбулькивал сигналы тревоги.
— Послушай, — позвал он через плечо, когда они в десятый развеселый раз пошли огибать огромную кухню, — не так крепко, пожалуйста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— О, ПРОСТИ, РАДИ ВСЕХ БОГОВ.
— Проехали, старина. Я тебя знаю? — осведомился лорд Дубиноуз, делая энергичный мах ногой в такт ухающему на весь дворец ритму.
— ДУМАЮ, ВРЯД ЛИ. ОБЪЯСНИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, В ЧЕМ СМЫСЛ ЭТОГО ЗАНЯТИЯ?
— Что? — прокричал лорд Дубиноуз, перекрывая звон брызнувших осколков, — это кто-то под веселые возгласы всеобщего одобрения пнул кабинет со стеклянными дверцами.
— ЧТО МЫ ТАКОЕ ДЕЛАЕМ? — повторил вопрос голос с ровной интонацией железного терпения.
— Ты что, никогда раньше не бывал на вечеринках? Кстати, осторожно, здесь стекло.
— БОЮСЬ, Я НЕ РАЗОБРАЛСЯ В ВОПРОСЕ ДОСКОНАЛЬНО, КАК МНЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ. ЭТО ИМЕЕТ КАКОЕ-ТО ОТНОШЕНИЕ К СЕКСУ?
— Нет, если только мы не начнем забирать покруче, старина. Если ты понимаешь, о чем я… — Его светлость игриво подпихнула невидимого гостя локтем. — У-у-х, — восторженно произнес он.
Оглушительный грохот впереди ознаменовал собой уход в небытие буфета для холодных закусок.
— НЕТ.
— Что?
— НЕ ПОНИМАЮ.
— Осторожно, крем, он скользкий. Слушай, это просто танец, ясно? Ты делаешь это для веселья.
— ДЛЯ ВЕСЕЛЬЯ.
— Правильно. Дада, дада, да — брык!
Воцарилась пауза. Мгновение тишины, казалось, можно было пощупать.
— КТО ТАКОЙ ЭТОТ ВЕСЕЛЬЕ?
— Нет, веселье — это не кто, веселье — это то, что ты испытываешь.
— ТАК МЫ ВСЕ ИСПЫТЫВАЕМ ВЕСЕЛЬЕ?
— Мне казалось, что я испытывал, — в тоне его светлости чувствовалась неуверенность. Голос у его уха вызывал смутное беспокойство; казалось, слова поступают прямо в мозг лорда.
— В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕ?
— Вот в этом!
— ТАК ВЕСЕЛЬЕ — ЭТО КОГДА ТЫ ВЗБРЫКИВАЕШЬ НОГАМИ ЧТО ЕСТЬ СИЛ?
— Частично и в этом. Брык!
— И СЛУШАТЬ ГРОМКУЮ МУЗЫКУ В ЖАРКО НАТОПЛЕННЫХ КОМНАТАХ — ВЕСЕЛЬЕ?
— Наверное.
— А КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕ?
— В том, что… Слушай, или тебе весело, или тебе невесело. Ты просто знаешь это, и вовсе ни к чему спрашивать меня, усек? И вообще, откуда ты такой взялся? Ты из друзей патриция?
— СКАЖЕМ ТАК, Я ЧУВСТВУЮ В НЕМ РОДСТВЕННУЮ ДУШУ. У МЕНЯ ВОЗНИКЛА ПОТРЕБНОСТЬ УЗНАТЬ ЧТО-ТО О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УДОВОЛЬСТВИЯХ.
— Похоже, тебе много чего доведется узнать.
— ДОГАДЫВАЮСЬ. ПОЖАЛУЙСТА, ИЗВИНИ МЕНЯ ЗА МОЕ ПЛАЧЕВНОЕ НЕВЕЖЕСТВО. ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧЕГО Я ЖЕЛАЮ, ЭТО ЗНАТЬ. ВСЕ ЭТИ ЛЮДИ — ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ, ОНИ ЧТО, ВЕСЕЛЯТСЯ?
— Да!
— В ТАКОМ СЛУЧАЕ, ЭТО ВЕСЕЛЬЕ.
— Рад, что мы наконец-то разобрались. Осторожно, кресло, — как-то невесело отрезал неприятно протрезвевший лорд Дубиноуз.
Голос у него за спиной тихо произнес:
— ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕМ. ПИТЬ СЛИШКОМ МНОГО — ЭТО ВЕСЕЛО. МЫ ВЕСЕЛИМСЯ. ОН ВЕСЕЛИТСЯ. ЭТО ВЕСЕЛЬЕ.
— КАК ВЕСЕЛО.
Следующий в цепочке ручной болотный дракончик патриция мрачно держался за костлявые бедра и думал: «Стражники, не стражники, но когда мы снова будем проходить мимо открытого окна, я, б…, так рвану, только меня и видели…»
* * *
Кели выпрямилась, сидя на кровати.
— Ни шагу больше! — крикнула она. — Стража!
— Мы не смогли остановить его, — произнес первый стражник, пристыженно просовывая голову в проем между дверью и косяком.
— Он просто толкнул дверь… — раздался голос второго, стоявшего с другой стороны косяка.
— К тому же волшебник сказал, что так и надо, а нам было велено слушаться его, потому что…
— Хорошо, просто прекрасно. Пусть люди гибнут, это никого не волнует, раздраженно воскликнула Кели и положила арбалет на место, на столик у кровати, забыв, к сожалению, вытащить из него стрелу.
Раздались щелчок, звук удара натянутой жилы о металл, свист воздуха и стон. Стон исходил от Кувыркса. Мор крутнулся вокруг своей оси.
— Ты в порядке? — спросил он. — Стрела попала в тебя?
— Нет, — слабым голосом ответил Кувыркс. — Нет, не попала. Как ты себя чувствуешь?
