class="p1">В итоге я получил разрешение на формирование комитета для выработки предложений по крестьянскому вопросу. Было у меня вполне обоснованное сомнение в том, что вся эта бодяга закончится чем-то конкретным, однако в любом случае нужно было с чего-то начинать. Даже если Александр в итоге не пойдет на отмену крепостного права, все равно накопленный материал будет полезен для меня в будущем.
— А почему комитет секретный, — задал вопрос генерал Киселёв. — Не лучше ли вынести важнейший вопрос на всеобщее обсуждение?
Павла Дмитриевича Киселева в отличии от других здесь собравшихся, мне рекомендовал сам Александр. Оказалось, что еще пару лет назад этот генерал подавал на высочайшее имя собственной разработки проект отмены крепостного права. Было бы сущим расточительством не использовать такого перспективного и мотивированного кадра.
— Лучше, — я кивнул, — но представьте, что начнется, если этот вопрос выплеснется за рамки этого кабинета. Мы просто утонем в обсуждениях и в итоге не добьемся никакого реального результата.
— Какой результат вы хотите получить, Николай Павлович? — Сперанский оказался единственным кто непосредственно заинтересовался самим текстом царского указа. Михаил Михайлович внимательно прочитал текст, отложил бумагу в сторону и задал вопрос. — Судя по тому, кто здесь присутствует, вернее не присутствует, вы не рассчитываете на одобрение нашей работы высших чиновников империи?
— Это так, — я откинулся на спинку кресла и задумчиво протарабанил пальцами по столешнице несложный ритм. — Мое предложение состоит в том, чтобы сосредоточиться пока исключительно на государственных крестьянах. Удельных и помещичьих отставить пока в сторону.
— В чем смысл? — Это подал голос Егор Францевич Канкрин. С ним я раньше знаком не был и пригласил его в комитет исключительно по старой памяти. У меня висело в голове откуда-то подчерпнутое знание, что этот экономист занимал пост министра финансов дольше всех прочих в истории Российской империи. Совершенно не помнил даже близко, в чем именно состояли его реформы, однако руководствовался достаточно простой логикой — идиот так долго на посту не продержался бы. Ну а ежели он умный, то человека всегда можно употребить с пользой, даже если в некоторых моментах расходишься с ним во взглядах.
— Смысл в том, чтобы начать, Егор Францевич, и при этом ничего не сломать. Не вызвать бунта или попытки переворота, — в узком кругу я мог позволить себе говорить относительно прямо. — Например в некоторых северных губерниях, где государственные крестьяне с трудом способны прокормить сами себя, давать волю можно хоть сейчас. Это никак на наполнения казны не повлияет.
— Мне такой подход нравится, ваше императорское высочество, — кивнул экономист. — Очень важно не навредить большим хозяйствам, которые в первую очередь и кормят империю.
— Вы хотите отпускать крестьян с землей или без земли? — Задал вопрос Киселев.
— С землей, конечно.
— То есть пример ликвидации крепостного права в Прибалтийских губерниях за основу взять не выйдет, — нахмурился генерал.
— Давайте я объясню, что хочу получить от вас по итогу, — Муравьев передал мне принесенную с собой папку, я открыл, достал оттуда листок со своими законспектированными соображениями и принялся их излагать почтенной публике. — Мне нужна комплексная программа наделения государственных крестьян северных губерний, в первую очередь столичной, возможно Архангельской, Пермской, Новгородской, Псковской или других, которые будут сочтены подходящими землей и волей. Необходимо определить, какой размер надела позволит крестьянской семье не голодать, определить, какое количество крестьян имеет смысл оставить на нынешнем месте жительства, а какое переселить на юг и восток страны. Размер необходимых на переселение и освоение новых земель сумм, возможно определить рамки каких-то переходных периодов, которые позволят сгладить потрясение от реформы.
Перечисляя задачи, я внимательно смотрел за реакцией собравшихся, никто на первый взгляд, возражений озвученному не высказывал.
— Вы хотите совместить процесс раскрепощения с переселением? — Переспросил Киселев, подумал несколько секунд и признал, — толково, ваше высочество, я на эту проблему под таким углом не смотрел.
— Да, часть уедут осваивать новые земли, а часть уйдут в города. Уже сейчас даже мои предприятия постоянно сталкиваются с нехваткой рабочей силы. Причем не только чернорабочих «подай-принеси», но в первую очередь — минимально квалифицированных рабочих.
— Кхм-кхм, ваше императорское высочество, — Канкрин немного поерзал на стуле, но все же высказали свою мысль. — Вы говорили, что ставите себе задачу не допустить социальных потрясений…
— Да именно так.
— Однако увеличение количества рабочих в городах, тем более образованных вполне может стать причиной таких потрясений.
— Без сомнения, — я бросил на потенциального министра финансов оценивающий взгляд. Канкрин, как и многие другие чиновники Российской империи, перед уходом на гражданскую службу успел поносить армейский мундир. Он несколько лет служил главным интендантом сначала первой западной армии, а потом и вообще всех вооруженных сил империи. Получил чин генерал-лейтенанта и несколько орденов. Барклай отзывался о нем как об очень дельном человеке, что из уст военного министра звучало более чем солидной рекомендацией. — Однако боюсь, что отсутствие промышленности и с ней рабочего класса погубит нас куда более вернее.
— Кхм-кхм, — Канкрин откашлялся, но промолчал. Было видно, что моя реплика его не убедила.
— Вам нужно более глубокое обоснование? Извольте, — я встал из-за стола, жестом приказал остальным сидеть и принявшись расхаживать по кабинету, начал излагать свою мысль. — Возьмем для примера вторжение Наполеона. На стороне француза была численность, лучшая выучка войск и сам гений Бонапарта. На нашей стороне — удачная стратегия, народное единение и лучшее оружие. Лучшее оружие, которое получилось создать благодаря рывку в промышленности. А если бы его не было? Не было ракет, штуцеров, воздушных шаров, мин и всего остального. Полевых кухонь, например, или медицинской помощи. Какие тогда были бы потери русской армии, отстояли бы мы тогда Москву или ее пришлось бы сжигать так же как Минск и Смоленск? Вы, Егор Францевич, в курсе уровня небоевых потерь русской армии в текущей войне с турком, что скажете?
— Скажу, что санитарные потери от болезней необычайно низки в этот раз. В несколько раз ниже нежели в прошлую турецкую войну.
— Чем вы можете это объяснить?
— Ну, во-первых, русские армии до сих пор не углубились в турецкие земли, отчего снабжение видится достаточно простым делом. За предыдущие годы мы накопили изрядное количество припасов в магазинах, обустроенных между Днестром и Прутом, поэтому армия не имеет ни в чем нужды, — принялся рассуждать Канкрин. — Кроме того в южные армии было еще с осени отправлено половина всех имеющихся в войсках полевых кухонь, кои пришлось изымать даже из некоторых гвардейских полков. Увеличение численности полковых лекарских команд сказалось конечно же. Много факторов.
— Видите! Полевые кухни пришлось изымать из незадействованных полков. А все по причине неразвитости промышленности, — я вернулся к своему месту, оперся руками на спинку резного, оббитого жёлтым бархатом стула и еще раз обвел взглядом собравшихся. — К сожалению… А может к счастью, остановить прогресс в мире у нас не получится. В наших силах затормозить его к одной конкретной империи, но тогда… Есть вероятность, что рано или поздно мы разделим участь американских дикарей, к которым приплыли из-за океана бледнолицые и большеносые завоеватели, вооруженные гром-палками и тоже исчезнем с лица земли. Мне бы этого не хотелось.
Возражений насчет этого пожелания ни у кого не нашлось.
В мае девятнадцатого года умерло сразу два важных для меня человека. Тихо ушел сильно болеющий последние несколько месяцев Кулибин. Ему было уже далеко за восемьдесят, и он уже давно не тащил на себе ничего важного, передав большую часть направлений ученикам и заместителям. Тем не менее он чуть ли не до последнего дня ходил на производство, оценивая опытным взглядом происходящие там процессы. Иногда даже давал советы и генерировал годные идеи. Естественно гнать старика, посвятившего всю жизнь служению науке никто не собирался, к Кулибину до последнего относились с уважением и даже почтением. После его похорон я приказал отлить бронзовую статую в полтора человеческих роста и поставить ее на проходной механического завода. С соответствующей эпитафией статуя должна была напоминать тут работающим о том, с кого все начиналось.
Неожиданно умер Барклай-де-Толли. Министру было всего чуть за пятьдесят, и я, признаться, очень сильно рассчитывал на Михаила Богдановича в будущем. К сожалению подобного уровня военных администраторов, знающих, работящих и честных под рукой было совсем не много. На место Барклая Александр назначил Петра
