— Вы хорошо информированы, — учтиво заметил ван Эден.
— По логике вещей, если бы банки, выступающие гарантами, узнали о проделках Масондо с пенсионными деньгами, они потребовали бы убрать его из совета директоров «Ингцебо».
Улыбка ван Эдена стала шире.
— Майор, так непременно случилось бы в идеальном мире. Но не здесь. Не у нас.
— Хотите сказать, что они все знали?
— Руководству «Гарьеп» все было известно с самого начала. Потому-то они и настояли на том, чтобы Масондо сместили с поста финансового директора «Ингцебо боксит».
— А как же гаранты? Южно-Африканский торговый банк? А Эйч-эс-би-си? Неужели и они знали?!
— Подозреваю, что да. Они очень дотошны, если речь идет о четырех миллиардах.
Сердце у Гриссела упало. Если этот коммунист — не тот, кого они ищут, где они найдут еще одного?
— Вы только подозреваете? — уточнил Скелет.
— Как правило, перед тем, как дать свое согласие, банки проводят комплексную проверку объекта инвестирования — дью дилидженс, или правовой аудит. Они формируют объективное представление об объекте, оценивают инвестиционные риски, привлекают независимых экспертов… В первую очередь такая проверка призвана подтвердить законность и коммерческую привлекательность планируемой сделки. Но отчеты о проверке — информация сугубо конфиденциальная. Банки не делятся подробностями даже друг с другом. В «Силберстейн Ламарк» наверняка знают, что именно удалось выяснить Южно-Африканскому торговому банку. Очень удивлюсь, если они об этом не знали. Но… вы правы, на сто процентов я ни в чем не уверен.
— Вот как, — разочарованно протянул Бошиго.
— Майор, насколько я понимаю, вы подозреваете, что сделка имеет какое-то отношение к убийству Ханнеке Слут.
— Мы рассматриваем такую версию.
— Мне бы очень хотелось вам помочь, — серьезно сказал ван Эден.
Скелет посмотрел на Бенни. Гриссел кивнул — он считал, что хуже все равно уже не будет.
— То, что мы вам сейчас расскажем, — государственная тайна, — предупредил Бошиго.
— Майор, умение держать язык за зубами — мой хлеб с маслом.
— Мы располагаем информацией, что к убийству Слут имеет отношение какой-то коммунист.
— Коммунист… — повторил ван Эден. Потом осторожно улыбнулся, как будто считал, что Бошиго шутит. — Неужели вы серьезно?
— Да.
Ван Эден кивнул, внезапно тоже посерьезнев.
— Вот откуда интерес к А. Т. Масондо!
— Мы считали, что Ханнеке Слут могла узнать о его махинациях с профсоюзными деньгами. Может быть, она хотела заблокировать сделку. Или передать сведения в прессу. И Масондо заткнул ей рот, чтобы не лишаться теплого местечка.
Ван Эден задумался, а потом сказал:
— Я понимаю, на чем основана ваша версия. Но возникает всего лишь одна проблема. Если Ханнеке хотела как-то воспрепятствовать сделке — или помешать лично Масондо, — плохо пришлось бы не только ей, но и всей фирме «Силберстейн Ламарк». От подготовки отстранили бы всю фирму.
29
— Конкуренция в этой области просто зашкаливает, — продолжал Генри ван Эден. — Руководители всех крупных юридических фирм в стране охотно отдали бы руку и ногу на отсечение, лишь бы принять участие в программе РЭВЧ. А уж если вас допустили в «ближний круг», вы делаете все возможное, чтобы там и остаться. Стоило Ханнеке сказать хоть слово против, ее бы тут же выкинули из «Силберстейн Ламарк»… Не сомневаюсь, такого результата Ханнеке хотела бы меньше всего. Возникает второй вопрос: проверка была завершена больше года назад. Почему она решила дать ход делу только в январе?
— Не знаю, — ответил Бошиго.
— Мистер ван Эден… — начал Гриссел.
— Прошу, называйте меня просто Генри.
— Вот вы сказали: вы не сомневаетесь, что такого результата Ханнеке хотела бы меньше всего.
— Да.
— Почему?
Ван Эден повернул кисти рук ладонями вверх, как будто собирался открыть им тайну. Потом выпрямился и задумался, словно не знал, с чего начать.
— Я связан с программой РЭВЧ почти пятнадцать лет. Успел познакомиться со многими влиятельными людьми: бизнесменами, политиками — как действующими, так и бывшими — банкирами, аудиторами, юристами. Всяких повидал. Честных, жадных, любителей рискнуть, профессионалов и глупцов, лентяев и усердных работников. Ханнеке относилась к первому типу. Она была единственной в своем роде… Трудилась упорно, во всем стремилась докопаться до сути. Ей не просто хотелось как можно лучше защищать интересы Торгового банка. Она хотела понять всю кухню, выяснить все до мелочей. В январе прошлого года она попросила меня поделиться с ней кое-какими знаниями… Когда мы с ней встретились, она целых четыре часа забрасывала меня вопросами. По существу, она еще два раза обращалась ко мне с подобными просьбами, в апреле и сентябре… Хотя по времени наши последующие встречи были короче, ее интерес не иссякал… Я даже в шутку спросил ее, не хочет ли она занять мое место. — При воспоминании об этом в его улыбке мелькнула тень нежности. — А потом она спросила, какова, по моему мнению, самая большая брешь в ее арсенале. Что может помешать ей занять мое место. Вот так, ни больше ни меньше! И я ответил: умение налаживать и поддерживать связи с нужными людьми.
— А она?
— Она записала мои слова. И, наверное, приняла их к сведению. К чему я вам это рассказываю? А. Т. Масондо, несмотря на свое прошлое, — человек безусловно влиятельный. Он принадлежит к числу тех самых «нужных людей». Ханнеке это знала. Она бы не стала рубить сук, на котором сидела.
Ближе к концу встречи Гриссел тоже кое о чем спросил ван Эдена, хотя и сомневался в том, что из этого выйдет какой-нибудь толк. Не испугался ли ван Эден, что Ханнеке действительно займет его место, составит ему конкуренцию?
Ван Эден лукаво улыбнулся и ответил:
— Капитан, возможно, эта сделка по программе РЭВЧ — последняя для меня. Сейчас меня очень занимает Китай; многие китайцы стремятся инвестировать в нашу экономику. У нас настоящая целина, готовая к вспашке. Вот на чем я намерен сосредоточить свои интересы в будущем.
— Ханнеке Слут хорошо знала Масондо?
— Вряд ли. Может быть, они познакомились на каком-нибудь совещании или на коктейле.
— Может быть, они вели переписку по электронной почте? Или разговаривали по телефону?
— Очень сомневаюсь, — ответил ван Эден. — Ей просто не было нужды общаться с ним.
— Участвуют ли в сделке другие коммунисты? — поинтересовался Гриссел.
— Из всех членом компартии был только Масондо. Остальные вроде не разделяли его политических взглядов.
Они поблагодарили ван Эдена и ушли.
На работу возвращались молча. Включив телефон, Гриссел увидел на автоответчике два сообщения. Первое было от Купидона. На винной ферме «Добрая надежда» зарегистрированы два охотничьих ружья. Они время от времени охотятся, особенно в Лимпопо. Кроме этого — ничего. Скорее всего, Эган-Веган все же не их снайпер.
Вторым звонил Клуте, завотделом общественных связей ЮАПС.
«Бенни, пожалуйста, перезвони мне!»
Гриссел перезвонил.
— Бенни, журналисты уже прозвали стрелка Соломоном, — виновато сообщил Клуте, как заботливый папаша, который пытается оправдать поведение своего избалованного отпрыска.
— Из-за того, что он все время цитирует Библию?
— Да. Из-за Библии. Бенни, он им импонирует. Им нравятся его цитаты из Священного Писания и еще его познания в латыни. Представители СМИ требуют разъяснений у нашего начальства и кабинета министров. Мол, не служит ли происходящее лишним свидетельством того, что ЮАПС не справляется со своими обязанностями… Естественно, они уцепились за его слова, что мы якобы знаем, кто убийца.
— Но ведь мы не знаем, — устало заметил Гриссел.
— Бенни, а мы на сто процентов уверены в этом? Бог знает, в каких еще грехах нас обвинят…
— Джон, мы в самом деле не знаем.
— Ясно. Есть у тебя новости — такие, которые я мог бы обсудить с Верблюдом?
— Нет, ничего.
Гриссел услышал, как Клуте медленно выдохнул дым.
— Ладно, — сказал всегда сдержанный завотделом общественных связей. — Я еще перезвоню.
Гриссел убрал телефон, откинулся на спинку сиденья и произнес:
— Господи!
— Извини, Бенни, — сказал Бошиго. — Я старался.
— Да что ты, Скелет. Спасибо, не знаю, что бы я без тебя делал. Просто… Сейчас пять часов. И этот ублюдок в любой момент может подстрелить кого-нибудь из наших, а у нас по-прежнему ничего нет. Ни единой зацепки! Скелет, мне все больше кажется, что он с нами играет. Никакого коммуниста нет. Или он нарочно сбивает нас со следа, хочет, чтобы мы напрасно потратили время на Масондо. Но зачем ему это — ума не приложу. Напрашивается единственный возможный ответ: ему просто нравится стрелять в полицейских. Но тогда получается, что мы имеем дело с психом, хитрым, коварным психом, а ты ведь знаешь, как трудно ловить таких!
