Я увлеченно продолжал разглядывать древнюю печать. Абдо, голубоглазый палестинец, три десятка лет занимающийся исследованием местных древностей, смотрел на меня с удивлением. Разве я не знал, что Файлака был одним из древнейших центров мореходства? На острове найдены свидетельства весьма давних связей не только с близлежащими Двуречьем и Бахрейном и не только с далекой долиной Инда, но даже с Древним Египтом.
Он извлек из своей археологической сокровищницы какой-то обломок. Обыкновенный камень, но явно часть изделия, потому что одна грань была отшлифована до блеска.
— Египетский гранит, — торжествующе произнес Имран Абдо. — Раскопан на Файлаке пять лет назад американской экспедицией из университета Джонса Гопкинса.
Мы вместе любовались камнем, который в наших глазах был дороже золота. Золото могло попасть на Файлаку откуда угодно. А такой вот гранит добывали только в далекой долине Нила. Эллины не возили гранит из Египта на Файлаку. Я еще не насмотрелся на драгоценный экспонат, а Имран Абдо уже развернул куски обработанного алебастра.
— Поглядите, — сказал он. — Алебастр кремового цвета. Как в Египте. А не белый, как в Анатолии.
Затем он с великой осторожностью открыл коробочку, в которой лежало скульптурное изображение жука длиной с большой палец. Скарабей! Самый настоящий египетский скарабей! Украшен местными символами, но наносил их человек, явно испытавший египетское влияние.
На Файлаке археологи нашли также высокий стройный сосуд древнеегипетского типа. Он отдаленно напоминал сосуды, в которых лежали знаменитые свитки Мертвого моря, по заметно отличался от известных нам изделий Двуречья.
Все эти предметы служили важным доводом, подтверждающим гипотезы о дальних плаваниях, однако меня особенно занимали печати. Осмотрев всю коллекцию, мы с Абдо отобрали пять файлакских печатей с четким изображением судов. Пять серповидных камышовых кораблей с мачтами. На одном из них сидящий на корме человек держал в руках пропущенный через верхушку мачты фал от большого плетеного паруса. На другой печати два человека, стоя по обе стороны мачты, удерживали над головой нижнюю шкаторину зарифленного паруса. Все пять печатей с кораблями датировались приблизительно 2500 годом до нашей эры.
Я рассказывал команде «Тигриса» о посещении кувейтского музея, а наша собственная камышовая ладья быстро шла по направлению к Файлаке.
Темная ночь. Блики от фонарей на внимательных лицах вокруг стола, который полетел бы за борт вместе с нами, не будь он прочно привязан к палубе. Каждый из нас закрепил свой страховочный конец за колено мачты или за штаг, чтобы не кануть в ночное море, если судно внезапно накроет шальная волна с левого борта.
— Герман! — крикнул я через стол моему мексиканскому другу, который хуже других членов команды понимал английский язык. — Ты уяснил себе, что я увидел на файлакских печатях?
— Корабли.
— Верно, корабли. Притом в точности похожие на те, что мы с тобой видели на изображениях в каньонах Верхнего Египта. До того похожие, что их можно приравнять к отпечаткам пальцев.
Я продолжал свой рассказ.
Услышав от меня, что мы строим в Ираке такой же камышовый корабль, собираясь испытать его в заливе, Абдо нисколько не удивился. Файлакские рыбаки, сказал он, вплоть до недавней поры пользовались лодками древнего типа, последнюю из них ему даже удалось приобрести для музея. Они во всем похожи на лодки, какие были в употреблении в Ираке несколько лет назад. Только связки для них делали из черешков пальмовых листьев, поскольку на Файлаке не было камыша.
— Что ты там толкуешь про отпечатки пальцев? — Из носовой рубки рядом с нами высунулось улыбающееся лицо Асбьёрна.
Терпение, Асбьёрн, сейчас услышишь...
Мало того, что остроконечные корма и нос кораблей на файлакских печатях загнуты высоко вверх, как у нашего «Тигриса» и у древних камышовых лодок на островах Средиземноморья, — на носу с обеих сторон торчит по длинному кривому рогу. На самых совершенных изображениях видно, что речь идет именно о рогах, на более упрощенных нос просто разветвляется на три части. Я еще раньше приметил эту своеобразную деталь на многочисленных египетских петроглифах и на месопотамских печатях. Когда родилась первая известная нам письменность, тройчатая оконечность загнутого кверху носа послужила прообразом для знака, отвечающего слову «корабль» в древнейшей шумерской иероглифике. И этот же знак, как установили ученые, обозначал у древних египтян понятие «морской». Добавим, что у шумеров одно и то же слово означало «нос корабля» и «рог».
Здесь крылась какая-то связь, и она начала проясняться для меня, когда Имран Абдо показал мне такие же «рога» на файлакских печатях и добавил, что в здешних местах было принято укреплять на носу корабля череп газели — либо настоящий, либо вырезанный из дерева.
Вот мы и подошли к тому, что я приравнивал к отпечаткам пальцев. Три из пяти файлакских печатей отличает весьма необычный способ изображения серповидных кораблей. Изгиб палубы совпадает с вогнутой спиной газели, так что животное и судно сливаются воедино. Гордо поднятая рогатая голова вместе с шеей соответствует высокому носу судна; задранный кверху хвост совпадает с кормой. Мачта опирается на спину газели, так что команда одновременно плывет на корабле и едет верхом. В одном случае, как уже говорилось, два человека по бокам мачты удерживают над головой зарифленный парус.
Плывущие на судне и в то же время едущие верхом на газели люди — общий для упомянутых трех печатей мотив. Возможно, речь идет о символе, передающем волнообразное движение. Как бы то ни было, сочетание корпуса парусного судна с туловищем животного — особенность столь же специфическая и неповторимая, как отпечаток пальца. То есть повториться-то она могла, но только при каком-то общении между проектировщиками судов. Необычное сочетание поразило и заинтриговало меня в первый же раз, когда я увидел его в научном труде о египетских петроглифах. В тексте говорилось, что суда — один из самых распространенных мотивов среди наскальных изображений додинастического периода, обнаруженных в пустыне между Нилом и Красным морем. Оттого я и пригласил Германа вместе со мной посетить высохшие русла — вади, чтобы поискать в них еще какие-нибудь данные о древнем судоходстве.
Когда глубокие пески и груды камня остановили джип, мы с Германом продолжили путь пешком в сторону Красного моря. Казалось бы, в такой местности нелепо искать какие-либо намеки на судоходство: ни капли воды, ни одного зеленого листика. Животный мир представлен только мухами, змеями и стервятниками. Сухие вади пересекают бесплодное приморское плато, впадая безводными притоками в Нильскую долину. Крутые склоны и окатанные камни на дне сади свидетельствуют о том, что в древности здесь протекали глубокие реки. Некогда весь этот край вплоть до Красного моря зеленел травой и деревьями, орошаемый обильными дождями. Картина резко изменилась пять-десять тысяч лет назад, в дофараоновы времена. Ботаники и климатологи продолжают спорить о причине: то ли климат переменился, потому что лес исчез, то ли лес исчез, потому что переменился климат. Доподлинно известно, что Двуречье в древности тоже было покрыто лесами. Шумеры описывают лесистые холмы своей страны[10]. Фараоны про леса не упоминают. Но археология установила, что задолго до фараонов Египет населяли люди, к голосу которых тоже следует прислушаться.
