Первый вклад великана в общее дело по достоинству оценил не только шедший прямо за ним Аламез, но и замыкающие небольшую процессию Вильсет и Ринва. Под надежным крылом репутации лекаря герканцы чувствовали себя уверенно и, проделав всего около трети пути по царству кособоких халуп, уже перестали пугливо озираться по сторонам и обращать внимание на всякие пустяки, вроде: любопытных взоров и сдержанных, но доброжелательных приветствий совершенно незнакомых им людей. Правда, как известно, у любой блестящей медали имеется и тусклая, неприглядная сторона, порой весьма мешающая жить. Нашлась она и у любви поселенцев к лекарю.
Они шли быстро, но без задержек все же не обошлось. Каждый пятый прохожий останавливал великана, а значит, и всю компанию, чтобы спросить совета; примерно каждый восьмой пытался на ходу продемонстрировать эскулапу время от времени опухающие после переломов конечности и желал получить заверение знающего и признанного людской молвой костоправа, что ничего страшного в этом нет, что покалеченная кость срослась правильно. От некоторых пациентов Гаре удавалось отделываться, не сбавляя шага, но попадались и особо докучливые личности, смело преграждавшие путь торопящемуся великану и назойливо трындевшие о своих застарелых болячках. Они вели себя так нагло, поскольку были абсолютно уверены, что лекарь их выслушает, не обругает и уж тем более не применит даже сотой части своей недюжинной силы, чтобы убрать с пути.
Когда отряд все-таки выбрался из поселения и при этом следом за ними никто не увязался, Аламез вздохнул с облегчением, но, как оказалось, радовался он слишком рано. Основная задержка подстерегала путников возле моста через речушку; там, где находился пост и где возле заново разведенного костра дежурил караул только-только заступивших на службу солдат. История повторилась. Стоило лишь герканцам приблизиться к караулу, как солдаты дружно повскакали с мест и почти бегом направились им навстречу.
Рука моррона инстинктивно потянулась к рукояти меча, но всего через мгновенье вернулась обратно. Как ни странно, но причин для беспокойства не было, потому что, во-первых, шеварийские воины приветливо махали Гаре руками, а, во-вторых, они приближались без оружия, волоча за собой канат, слишком толстый да тяжелый, чтобы служивые смогли бы им кого-то связать. Великан радушно оскалился, то есть заулыбался, и приветливо замахал солдатам в ответ рукой, второй же незаметно подал идущим следом спутникам знак не вмешиваться и немного обождать в сторонке. Правильно истолковавший причудливые движения кисти за спиной проводника Аламез тут же сбавил шаг и остановил не понимавших, что происходит, товарищей. Впрочем, долго герканцам мучиться в неведении не пришлось, уже через пару секунд стало понятно, что шеварийцам до них вообще не было никакого дела. Солдаты наконец-то раздобыли где-то корабельный канат, а значит, могли предаться забаве, о которой долго мечтали, но не имели возможности осуществить.
Подошедшие к лекарю вплотную солдаты интенсивно жестикулировали, при этом то и дело легонько хлопая великана по плечам да рукам, и о чем-то без умолку галдели, видимо объясняя правила предстоящей потехи. Вначале Аламез подумал, что караульные просто свяжут Гару канатом и заключат между собой пари, сможет ли великан его разорвать, но, когда от слов шеварийцы перешли к делу, моррон понял, как сильно он ошибся. Солдаты не желали быть просто свидетелями богатырского подвига, они горели желанием принять в нем участие, причем сразу все. Шестеро раздевшихся до пояса воинов взялись за один конец каната, и старший над ними выкрикнул великану, что пора начинать.
Плюнув пару раз для порядка на ладони, Гара взялся за канат, кажущийся в его ручищах обычной веревочкой и, дождавшись условного сигнала, не резко рванул, а медленно, осторожно потянул на себя. Со стороны было отчетливо видно, что великан поддавался и прилагал далеко не все силы к победе, но вот его противникам так явно не казалось. Среди шестерых военных не было худощавых хлюпиков, но им всем пришлось основательно поднапрячь мгновенно раскрасневшиеся и вздувшиеся буграми мышцы, чтобы устоять на ногах и не дать великану подтянуть их к себе. Противоборство продлилось чуть более четверти минуты, что, в общем-то, было довольно неплохим результатом, учитывая, какой силищей эскулап обладал. За это время Гара, конечно же, не вспотел и не произнес ни звука, а вот дела у его противников шли с точностью до наоборот: все шестеро обильно взопрели, как лошади после долгой скачки, и непрерывно сквозь зубы рычали, испытывая чудовищную боль в дрожащих от напряжения мышцах. У двоих служивых даже лопнули широкие пояса, и глазам троих стоявших в сторонке свидетелей предстали как сжавшиеся округлости волосатого зада, так и изрядно потертые розовые панталоны в крупный, голубенько-салатный цветочек, скрывавшиеся под серыми и невзрачными солдатскими штанами. Аламез лишь сдержанно улыбнулся, Вильсет же пытался захихикать, но резкий удар острого локотка Ринвы ему в живот изменил планы весельчака и заставил его сдержаться от оскорбительного проявления эмоций.
В конце концов, Гаре наскучило поддаваться, а быть может, он просто решил, что приличия соблюдены и не стоит долее ломать комедию. Резким рывком, великан повалил на землю всех шестерых, но расстаться с канатом, к сожалению, не успел. Служивые не желали мириться с унизительным поражением и, едва поднявшись на ноги, вновь ухватились за канат, но на этот раз изменив условия состязания. Потерявшие штаны удалились латать полопавшиеся пояса, и противников у лекаря осталось только четверо. Чтобы хоть как-то выровнять шансы на успех, шеварийские воины заставили силача взяться за канат всего одной рукой, причем левой, и оторвать от земли одну ногу. Неизвестно, что именно хитрецы пытались тем самым выгадать, но их уловка явно не удалась. Исполнивший их нелепые требование Гара быстро добился победы и, тут же отбросив канат, интенсивно замотал головой и весьма убедительно пробасил, что ему пора идти. Никак не желавшие мириться с сокрушительным поражением солдаты дружно принялись уговаривать силача потягаться силенками еще разок, но лекарь знал верный способ, как от них избавиться. Едва он вскользь намекнул, что идет по вызову «господ вампиров» и что те очень сердятся, когда он запаздывает, караульные с пониманием закивали головами и тут же, таща за собой канат, словно один на всех поджатый хвост, вернулись к костру.
В этот самый момент Аламез убедился, что лекарь ему не соврал, и прочувствовал, насколько серьезными были причины, побудившие Гара к измене. Горькую правду о том, что королевством заправляют вампиры, а король и его окружение лишь их безвольные марионетки, в подземелье знали буквально все и, естественно, понимали, что им никогда не покинуть мир карьеров да пещер и уже не увидеть солнечного света. В лучшем случае по завершении горных работ всех, кто работал в подземелье и кто его охранял, оставили бы доживать свой век здесь. В худшем же им устроили бы «случайный» обвал при возвращении на поверхность либо организовали бы «почетный эскорт» из сотни наемников-лучников, которым все равно в кого стрелять, лишь бы за натягивание тетивы и меткое прицеливание исправно платили. На измену присяге и родине можно смотреть по-всякому, но грех винить смертника всего лишь за то, что он пытается спасти свою жизнь и не хочет становиться бесправной жертвой чужой воли и превратно сложившихся обстоятельств.
Едва объяснившись с солдатами и достойно аргументировав свой отказ продолжать состязание, Гара тут же махнул рукой спутникам, чтобы те следовали за ним. Шеварийские воины не только не пытались остановить подозрительную троицу, но даже не спросили Гару, а куда это тот направляется с компанией оборванцев-горняков. Поверить в то, что вампиры вызвали к себе лекаря хоть как-то, но было возможно, а вот зачем кровососам понадобился простой мастеровой люд, это был всем вопросам вопрос. Вряд ли вампиры клана Мартел воспринимали загнанных под землю горняков как пищу. Во-первых, убийства ремесленников отрицательно сказались бы на дисциплине и результатах выработки. Во-вторых, кровь тех, кто долго не видел солнечного света и изо дня в день дышал каменной пылью, явно не считалась ценным пищевым продуктом. Однако факт остается фактом, каким бы удивительным и даже парадоксальным он ни казался. Удрученные, видимо, уже далеко не первым поражением в силовых состязаниях с лекарем, солдаты пропустили компанию и даже не посмотрели, в какую сторону те направились, когда дошли до тракта: к карьерам в глубь пещер или в сторону выхода из подземелья и, соответственно, досмотрового кордона. Впрочем, Аламез ошибался, полагая, что возможных маршрутов всего два; на самом же деле их было три.
Добравшись до тракта быстрым, широким шагом, Гара с минуту еще стоял, дожидаясь, когда же его догонят спутники, чересчур коротконогие да медлительные, чтобы шагать с ним в ногу, и слишком ленивые, чтобы компенсировать свои недостаточные физические данные небольшой, ничуть не затруднительной, по мнению великана, пробежкой. Дарк поравнялся с проводником первым, и поэтому именно ему пришлось выслушать краткую, но весьма оскорбительную лекцию о том, как не стать обузой в пути. Разведчикам повезло больше. Они почти одновременно достигли обочины через пять-шесть секунд с начала возмущенного монолога, то есть как раз к тому времени, когда Гара уже высказался и замолчал, поставив жирный восклицательный знак в конце своих слов забористым ругательством и возмущенным надуванием щек.
