— Не подходи! — прохрипела я покачиваясь на ногах.
— Тебя случаем не глючит? Иди ко мне. Ты чего залезла туда? — рявкнул Тоха, что аж от его слов я потеряла равновесие и покачнулась ещё раз.
— Я… я… спрыгну! — пригрозила я.
— Никогда тебя, сумасбродную, не пойму. Что на тебя нашло?
— Я пошутить хотела.
— Слезай идиотка оттуда! Упадёшь ещё. — взбесился Антон.
— Не подходи! — как контуженая взвыла.
Когда он уже был в шаге от меня, я впервые в жизни сделала абсолютно не осознанный поступок, из чего могли последовать необратимые последствия. Кинула со всей дури в него сумку, поочерёдно швырнула туфлями, и с визгом прыгнула с ограды прямо в холодную воду!
Бах!
— Ой, дураааа! — крикнул в след Антон.
Я приготовилась тонуть, но, не знаю к счастью ли, уровень воды едва доходил до груди. Стояла в воде и не знала как попасть обратно на берег и стоит ли вообще вылезать из воды? Антон побросал шмотки на асфальт и стоял, вцепившись руками в ограду, и испуганно смотрел на меня, дуру, мокрую и растрёпанную.
— Лис, стой так! Я тебе сейчас удочку подам — рыбки на ужин половишь. — не знаю от куда столько юмора? Или он хочет выманить меня на сушу?
Антон кинул мне удочку, но я не стала её ловить, продолжала стоять как вкопанная.
— Алло! Алло! Это дурдом? — не набрав номера, Тоха разговаривал с якобы "жёлтым домом"
— Моя жена свихнулась и ушла на речку…
— Ночью… не поверите — ловить рыбу! Ага, надела самое красивое платье, взяла удочку и отправилась на рыбалку, перед этим изрядно напилась. А сейчас она стоит в воде и жалуется, что не клюёт у неё, видите ли…
— Мне нужен самый опытный врач, расходы на лечение беру на себя.
И правда! Я, как шизофреничка, стояла в воде, разгоняя около себя воду руками и истерически ржала.
— Лис, солнышко, вылезай. — очень ласково пропел Тоха, — через тридцать метров спуск будет, там и поднимешься. Давай, плыви туда, дурёха моя. И удочку не забудь прихватить.
— Неа. — всё ещё не веря что всё обойдётся без крови, я боялась рискнуть.
— Ну тогда стой там. Если милиция увидит тебя, то обязательно заберут в участок, твоё душевное состояние вызывает подозрение. Наверняка заставят проходить тест на наркотики и потом волокиты столько будет… — запугивал змей.
— Да фиг с ними, зато я буду цела и не вредима! Ведь ты в ментовке не будешь мне башку откручивать при сотрудниках! — мой адский хохот рассекался на целый квартал.
— Ты испугалась меня?! — удивился кровавый маньяк, — Перестань, ничего я тебе не сделаю, — обещал, но ведь я — не наивная милая девочка, чтобы верить, — Честное слово.
— Знаем мы ваше "честно слово"! — от холода я стала уже дрожать и стучать зубами, но добровольно волку на съедение отдаваться не собиралась!
— Заболеешь же!
Это с каких-то пор он стал подвержен почти гипоманиакальным приступам добродушия?
— Ты полагаешь, что я тебе врежу? — смутился Антон и посмотрел на меня как на дебилку,
— А что, нет?
— Если я тебе врежу, то от тебя не останется мокрого места. Так уж, сейчас я предлагаю тебе самостоятельно выйти из воды.
— Ладно-ладно, — согласилась я, поскольку замёрзла до посинения.
Воспользовавшись его советом, где можно выбраться на берег, закинула удочку, затем сама вылезла. Мокрая одежда прилипла к телу, растрёпанные волосы налипали к лицу, босая. В общем, чудище болотное. Антон, как истинный джентльмен, подал мне руку, я немного покривлялась, но всё же схватила.
— Ну, и как мне домой идти?
— Пешком, — проинформировал меня Тоха, — тут недалеко.
Антон закинул сумку за плечо и, не смотря на мои косяки, крепко схватил за руку. В другой руке у меня болтались босоножки. Мы шли по ночному городу, оставляя за собой мокрый шлейф. Нельзя правда сказать, что со стороны мы выглядели как влюблённая парочка, скорей всего как строгий родитель ведёт из детского сада нашкодившего наказанного ребёнка. Молчали. Заводить разговор первой как-то не клеилось.
Безмолвие меня убивало и мне лишь оставалось гадать, о чём он думает.
Бросит? Нет, сейчас он крепко держит меня за руку.
Дома будет орать? Это в лучшем случае.
В итоге я оказалась жертвой моральной тирании своего жениха, который дома отчитывал меня как провинившегося ребёнка.
— Ты — изумительная лицемерная сука! — начал поучительную речь Антон. Меня вообще бесило, когда на меня орут, но в данный момент я отчётливо понимала, что у меня нет права голоса. — Корчишь из себя жертву катастрофы, и так, словно ты профессиональная актриса Большого театра. Я за всё время ни разу не усомнился в твоей правоте. Твой спектакль сорвал овации! — захлопал в ладоши. — И зачем ты домой спешила? Разве тот пи**юк не удовлетворил тебя?
— Ты не так всё по…
— Молчи! Когда держишь язык на привязи — ты прекрасна. Не знаю, что именно в тебе так сильно притягивает меня, но я не в силах бороться с этим.
Я молчала. Он закурил сигарету и продолжил:
— Я с тобой серьёзно — жить вместе, жениться, дети. А ты продолжаешь дурачиться. Ладно, я не буду больше добивать тебя твоим якобы переломом, это событие нас сблизило… Чёрт! На хрена ты попёрлась с этим молокососом? Решила молодого мяса перед свадьбой вкусить?
— Нет! Ты же видел, как я от него отбивалась.
И второпях, пытаясь разубедить его, стала пересказывать события сегодняшнего вечера.
— Мне очень стыдно, — опустив голову, призналась я.
— Это уже какой-то прорыв. У тебя проснулась советь после длительной комы? И есть ли она вобще?
— Есть, — ответила я и пояснила, — она у меня чиста, поскольку я ей не пользуюсь.
— Не время для шуток. — Рявкнул он.
— Антон, ну хочешь, я как-нибудь заглажу свою вину, — повела пальчиком по его груди, но он перехватил руку.
— Конечно, исправишь! И пока не приставай ко мне, а то я передумаю тебя не убивать.
Попытка загладить свои косяки с помощью секса не удалась.
— Я чуть удочку не сломал пополам от злости! — закипел он, — Виталик нажрался до сиреневых свиней и стал рассказывать МНЕ о своей находчивой племяннице, которая обдурила одного лопуха, симулировав перелом. А тот, как в лучших санаториях, ухаживал за ней и бегал по первому свистку три недели. Правда забавно?
Я ежесекундно покраснела.
— Я его убью! — прорычала я.
— Это тебя надо убивать, или, по крайней мере, ноги переломать. Я всё равно бы понял — люди после перелома так не бегают.
— Ты меня простишь? — робко спросила я, изображая раскаяние.
— Да. Если ты пообещаешь завязать с пакостями.
— Хорошо. — заверила его я.
— Иначе тебя ждёт страшная кара. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал. — хитро прищурился он. — И два дня исправительных работ. — добавил.
— Что делать?
— Мы едем в деревню знакомить тебя с бабушкой.
— Ты не говорил, что у тебя есть бабушка.
— Теперь сказал. Баба Клава — родная сестра моей покойной бабки. Завтра утром выезжаем. С Виталиком я договорился, он не ждёт тебя в ближайшие дни на работе. Так уж, едем на природу отдыхать и дышать свежим воздухом.
=32=
Рано утром, собравшись, мы отправились в неблизкий путь. Деревня находилась в трёх часах езды от города. Меня дико мучило похмелье и хотелось спать.
— Ты ведь раньше не имела счастье бывать за городом? — поинтересовался Тоха, трясясь в машине по причине отсутствия дорожного покрытия.
— Действительно, такого "счастья" не имела, — насупившись, ответила я. Мне уже хотелось обратно домой.
Ни дороги, ни коммуникаций, ни киосков, ни черта в этой ж*пе мира не было! Такое впечатление, что мы перенеслись во временном пространстве на несколько веков назад.
— Ты куда меня привез!? — недовольно возмутилась я.
— Выходи из машины. — строго рыкнул он, остановившись около… хаты.
Во дворе с двумя полными вёдрами стояла здоровая крупная женщина лет 70-ти, одетая по последнему писку моды конца 70-х годов: кримпленовая юбка приятно коричневого цвета, хлопчатобумажные чулки ей в тон, цветастая кофточка с двумя заплатками на мощной груди, фартук с олимпийским мишкой, платок с розами тошнотного цвета и чеблеты, из обрезанных мужских сапог 50 размера. Подслеповато прищурившись, от чего волосатая бородавка ее правой щеки подскочила ко лбу, она заголосила басом:
— Антошик, внучек, ты ли это? — настороженно спросила она и уголком платка вытерла пот на лбу.
— Да, баб Клав. Знакомься, это моя невеста — Василиса.
— Здрасте, — скромно так пробубнила я.
— Ох, внучик, какая девочка у тебя дохленькая, синенькая. Хворая? Сразу видно — городская. Титек нет, а осемнадцать ужо есть-то. — стала причитать бабулёк.
— Ей 26, - огласил мой жених.
— Да ты что! Господи Исусе, — перекрестилась бабка, — её что не кормють совсем? Вот, милочка и ходишь ты в девках, аки приведение вся светишься, кто же тебя замуж звать будя?
