Бросалась в глаза семья су-сухирисов в золотых плащах, двухголовых, надменных. Они проплывали сквозь толпы как призраки из сна — все расступались перед ними. И была здесь еще группа метаморфов.
Первым их увидел Делиамбер. Колдун щелкнул клювом и коснулся руки Валентайна.
— Посмотри! Будем надеяться, что Слит их не видит.
— Где? Где они?
— У поручней. Стоят отдельно от всех. Они в своей естественной форме.
У поручней стояло пятеро — мужчина, женщина и трое детей.
Это были стройные длинноногие существа. Взрослые — выше Валентайна — выглядели хрупкими, какими-то непрочными, с зеленовато-желтой кожей, лица их были похожи на человеческие, но с острыми скулами, губы были только намечены, а косо поставленные глаза, длинные и узкие, не имели зрачков.
Валентайн не мог понять, как держат себя метаморфы — надменно, скромно ли, но одно было видно: они чувствуют себя на враждебной им территории. Метаморфы были аборигенами Маджипуры, они владели планетой до прихода других рас, первых поселенцев планеты, четырнадцать тысяч лет назад. Он не мог отвесть от них глаз.
— А как они меняют форму? — спросил он.
— Кости у них соединяются иначе, чем у всех, — сказал Делиамбер. — Под давлением мускулов они сдвигаются и образуют новый рисунок. Кроме того, в их коже есть особые клетки, меняющие и цвет, и текстуру. Существуют и другие приспособления менять внешность. Взрослый метаморф изменяется почти мгновенно.
— А зачем им это?
— Кто знает! Возможно, даже им это неизвестно, как неизвестно, зачем произведены на свет расы, не умеющие менять внешность. Может быть, это и имеет свою цель, скрытую от нас.
— Они слабосильны, — вставила Карабелла, — если позволили отнять у себя планету.
— Видимо, умения менять свою форму мало для защиты собственной планеты от пришельцев, — ответил Делиамбер.
Метаморфы заворожили Валентайна. Они представлялись ему артефактами далекой истории, археологическими реликтами, выжившими с того далекого времени, когда здесь не было никого из пришельцев, звездных скитальцев — тогда один лишь этот народ, хрупкий, зеленый, бродил по необъятной планете. А потом пришли завоеватели… Как давно это было! Он хотел бы увидеть их превращения, но метаморфы не меняли своего облика.
Из толпы внезапно появился возбужденный чем-то Шанамир и схватил Валентайна за руку.
— Ты знаешь, кто с нами на борту? Я слышал разговор грузчиков: целая семья Меняющих…
— Тише, — остановил его Валентайн. — Вон они.
Мальчик взглянул и прижался к другу.
— Они чешуйчатые…
— Ты не видел Слита?
— Он на мостике с Залзаном Каволом. Они договариваются насчет нашего выступления вечером. Если Слит их увидит…
— Рано или поздно он с ними встретится.
Валентайн повернулся к Делиамберу.
— Метаморфы часто появляются вне резерваций?
— Они живут повсюду, но везде помалу и очень редко в своей естественной форме. В Пидруде, говорят, их всего одиннадцать, в Фалкинкипе — шесть, в Долорне — девять…
— В иной форме?
— Да, в виде гайрогов, хьертов или людей — где как удобнее.
Метаморфы решили уйти с палубы. Они шли с большим достоинством, но, в противоположность су-сухирисам, без их надменности.
— И еще вопрос: они живут в резервации по своей воле или по чужой?
— И то, и другое, я думаю. Когда лорд Стиамот завершил завоевание планеты, он вынудил метаморфов уйти из Альханроеля. Но Зимроель был тогда еще мало заселен, все предпочитали держаться побережья — и их пустили в глубь страны. Они выбрали территорию между Зимром и южными горами, где подступы к ней можно контролировать, и поселились там. А теперь уже стало традицией, что они живут только и только в резервации, если не считать немногих, поселившихся в других городах страны. Я даже не знаю, имеет ли традиция силу закона. Но они едва ли обращают внимание на указы из Лабиринта или из Горного Замка.
— Если имперские законы для них так мало значат, может быть, мы рискуем, отправляясь в Илиривойн?
Делиамбер засмеялся.
— Дни, когда метаморфы нападали на пришельцев только из чувства мести, давно прошли. Это скучный и угрюмый народ, но он не станет вредить нам, и мы, скорее всего, уйдем из их страны целыми и невредимыми и даже снабженными парой-другой монет, которые так любит Залзан Кавол. Да вот и он сам.
Появился довольно выглядевший скандар вместе со Слитом.
— Мы договорились о представлении! — объявил он. — Пятьдесят крон за час работы! Выступаем сразу после полудня. Покажем им наши простенькие вещи — зачем нам выкладываться до Илиривойна!
— А почему бы нам не показать лучшее? — возразил Валентайн. Ища поддержки, он посмотрел на Слита.
— На борту судна находится группа метаморфов. Они могут рассказать о нас в Илиривойне.
— Ну что ж, разумно, — одобрил скандар.
На Слита была страшно смотреть. Он был бледен, губы его дрожали, руки рисовали в воздухе магические знаки, предохраняющие от беды. Валентайн постарался успокоить жонглера:
— Начинается процесс излечения. Работай со снарядами, как для придворных Понтифика.
— Они мои враги! — прохрипел Слит.
— Эти — нет. Они не из твоего сна. Вред тебе принесли другие. И это было так давно!
— Мне трудно находиться с ними на одном корабле!
— Ничего не поделаешь. Да сколько их — всего пятеро. Малая доза — хорошее средство, чтобы привыкнуть.
— Илиривойн…
— Нам его не избежать. Ты обещал мне, Слит.
Слит умоляюще смотрел на него.
— Да, милорд, — в конце концов прошептал он.
Они подыскали безлюдное место палубой ниже и поработали с булавами. Роли их поначалу переменились — Валентайн жонглировал безупречно, а Слит — как новичок, то и дело роняя снаряды и ушибая пальцы. Но через несколько минут его мастерство взяло верх.
Все булавы были в воздухе; Слит предложил напарнику такой сложный рисунок обмена, что тот не выдержал и попросил пощады; они вернулись к знакомому рисунку.
Ближе к вечеру на верхней палубе пассажирам корабля было дано представление — первое после выступления наших жонглеров перед лесными братьями. Залзан Кавол задал программу, которую они еще не делали. Жонглеры разделились на три тройки: Слит, Карабелла и Валентайн, Залзан Кавол, Тилкар и Гейбор Херн, Хайрод Кавол, Руворн и Ирфон Кавол. Жонглеры показали тройной обмен. Одна группа скандаров работала ножами, другая — горящими факелами, третья — людей — серебряными булавами.
Это было самое трудное из всего, что испытал до сих пор Валентайн. Симметрия работы требовала совершенства. Уронить хоть один снаряд — означало разрушить весь строй жонгляжа. Валентайн был слабым звеном в девятке, но успех ее зависел и от него.
Они не уронили ни одной булавы, и когда жонглеры закончили номер ливнем снарядов, раздались бурные аплодисменты. Кланяясь, дебютант заметил, что семья метаморфов сидит в первом ряду.
Он бросил взгляд на кланяющегося Слита.
Сойдя с подмостков, Слит сказал:
— Я увидел их, когда мы начали, но тут же забыл. Понимаешь, забыл, Валентайн!
Он счастливо рассмеялся.
— И они совсем не похожи на тех страшных созданий, которых я видел во сне!
В эту ночь труппа спала в сыром и переполненном трюме в брюхе корабля. Валентайн был зажат между Шанамиром и Лизамоной. Близкое соседство с женщиной-великаном гарантировало, казалось, что спать ему не придется, потому что ее храп напоминал рычание громадного животного, а каждое ее шевеление грозило раздавить его. Несколько раз Лизамона наваливалась на него и он с трудом высвобождался от ее тяжести. Но скоро она затихла и он уснул.
Во сне он был Коронованным, лордом Валентайном, мужчиной с оливковой кожей и черной бородкой. Он сидел в зале Горного Замка, окруженный всеми атрибутами власти, затем вдруг оказался в южном городе, жарком и душном, где стены домов были увиты гигантскими лианами с ярко-красными цветами. Он знал, что город называется Тил-омон, что он находится в дальнем конце Зимроеля, что приехал сюда на пир в его честь. За столом сидел и еще один высокий гость — Доминин Баржазид, второй сын Короля Снов.
Доминин Баржазид провозглашал тосты в честь Коронованного, выкрикивал здравицы и предсказывал, держа в руке бокал с вином, достойное и славное правление, могущее в будущем встать в один ряд с правлением лорда Стиамота, лорда Престимиона и лорда Конфалума.
Коронованный отвечал на тосты улыбкой и предлагал выпить за хозяина, мэра Тил-омона, и за герцога провинции, за Короля Снов, за Понтифика Тивераса и за Леди Острова, свою мать. Его стакан наполняли и наполняли — красным вином, потом янтарным, снова красным, голубым…
Вот он уже не может пить больше, поднимается, идет в спальню и засыпает там мертвым сном. И тут же появляются люди из окружения Доминина, они заворачивают его в шелковые простыни и уносят куда-то, и он не может оказать сопротивления, потому что руки и ноги ему не повинуются. Потом он видит себя на столе в незнакомой комнате, волосы у него желтые, как солома, кожа белая, а у Доминина, склонившегося над ним, лицо Коронованного.
