в себе!» — возразила я.
По крайней мере, была до того, как мне отключили все органы чувств.
«Себя настоящую…»
«А ты знаешь, какая я?» — удивилась я, испытав одновременно и сарказм, и любопытство.
«Да… Я знаю… Я помогу…»
«И как же?»
«Я покажу тебе, — шепнул голос более тихо и вкрадчиво. — Смотри… Смотри… Смотри…»
Мне показалось, что в кромешной мгле перед собой я увидела едва заметное свечение. Я знала, что такое могло происходить, если долго находиться без света — мозг начинал рисовать спасительное, фантомное свечение, которого не было на самом деле, чтобы избавиться от помешательства. Однако я пригляделась и поняла — передо мной действительно что-то светилось. Физически в районе соседнего дома, тускло и почти неразличимо, но всё же заметно в абсолютной темноте сиял крошечный бледно-голубой огонёк. Далёкий, красивый и недосягаемый для моих парализованных ног, он завораживал и манил. Страх немного улёгся, и образовавшуюся пустоту заняло любопытство — мне вдруг нестерпимо захотелось посмотреть на источник света, словно от этого зависела моя жизнь. Но, не успела я додумать эту мысль, меня будто поднесли к голубому огню вплотную. Или же он подплыл сам, поскольку я не ощутила никакого движения. В одно мгновение он набрал мощность, разлился в высоту и вширь и занялся ярким пламенем.
От невозможной красоты у меня перехватило дыхание, и, наверное, я слишком долго не дышала, поскольку лёгкие вдруг обожгло отсутствием кислорода. Не в силах оторвать завороженный взгляд от призрачного света, я усилием воли заставила себя втянуть воздух, и этот вдох немного отрезвил опьянённую голову.
Я нервно огляделась.
Свечение должно было озарить всю комнату, но очертания стен по-прежнему тонули во мгле, словно их не было вовсе. Была лишь я, кровать, контуры которой слегка подсвечивались синим, и удивительный, манящий свет.
«Смотри…» — прошептал голос, и я послушно заглянула в сияющую глубину.
Сначала там не было ничего. Но неожиданно по зеркальной глади прошла рябь, нарушив идеальную поверхность и покрыв её более тёмными пятнами. Эти пятна поплыли, хаотично двигаясь в различных направлениях и не подчиняясь определённому ритму или рисунку. Затем они начали стекаться вместе, соединяться и складываться в какие-то образы.
И я увидела…
Сперва маму — счастливую и здоровую. Она смотрела на кого-то за пределами света и улыбалась именно ему. На маме было надето длинное, вечернее платье, волосы уложены в аккуратную и гладкую причёску, а лицо словно сияло изнутри. Пресловутые синяки под глазами и болезненная худоба исчезли, кожа разгладилась, а осанка выпрямилась, став поистине королевской. Мама выглядела такой, какой я помнила её до больницы, пока она не начала медленно гаснуть от болезни и лекарств.
Потом в голубом зеркале появился отец, и я поняла, что именно на него мама смотрела с такой радостью. Он подошёл, обнял её и перед моим взором возникла идиллия, которую я не наблюдала уже много лет…
Затем картинка расползлась на пятна. Они перегруппировались и сложились в образ Ивана.
Он выглядел серьёзным, задумчивым и даже напряжённым. Меж светлых бровей пролегла морщинка, а в строгой позе угадывалось столько решительности и воли, что, казалось, натянутые мышцы вот-вот спружинят и парень молниеносно ринется в бой. Но затем Ваня изменился и стал совершенно другим: улыбнулся, побежал навстречу какой-то девушке, подхватил её на руки и закружил в воздухе.
Сначала показалось, что это была я, однако вскоре меня одолели сомнения. Я не могла чётко разглядеть незнакомку. И хотя находила в ней какие-то свои черты, но всё же с каждой секундой обнаруживала и множество различий. Где-то внутри кольнуло странное, щемящее чувство тоски или ревности, ведь мы с Ваней расстались не так давно. Однако я быстро отмахнулась от собственнической мысли — у Вани должна была быть другая жизнь и другая любовь. Не со мной и не моя…
Далее следовали лица моих знакомых и подруг. Они все улыбались, смеялись, радовались. И казалось — улыбались именно мне и были рады видеть именно меня. Чувство, которое я не испытывала с тех пор, как люди стали от меня отворачиваться, больно сдавило грудь. Захотелось такой судьбы и такой любви окружающих. Захотелось снова стать нормальной, а не быть забитой, затравленной и запуганной.
Среди проплывавших лиц вдруг промелькнуло лицо Дарины, трагически погибшей несколько лет назад, и я вздрогнула. Потакая моим желаниям, голубой свет остановился и показал всю картину.
Дарина была жива, сильно повзрослела, похорошела и расцвела, превратившись в красивую женщину. Она сидела перед большим, овальным зеркалом и пудрила лицо, а с её плеч шёлковым водопадом ниспадали складки белого платья, похожего на свадебное. Потом она потянулась в сторону и взяла лежавшую на столике фату, чтобы закрепить её в высокой причёске. Когда-то давно, в далёком и счастливом детстве, мы мечтали, что станем свидетельницами друг у друга на свадьбах. Мы любили лежать, разглядывая бескрайнее небо и воображая, какие у нас будут мужья, как будут проходить церемонии, какие мы сделаем друг другу подарки, какие закажем торты, рестораны, машины. И рассказывали о платьях своей мечты. Сейчас на Дарине было то самое платье, какое она случайно увидела в модном журнале и какое описывала незадолго до смерти…
К сожалению, её жизнь оборвалась слишком рано.
Но вот и её лицо начало расплываться и растекаться тёмными пятнами. Я хотела остановить голубой свет и посмотреть на подругу ещё немного, но тут же забыла про свои желания, ведь в зеркале появился он — воин из моего сновидения. И хотя тогда его лицо скрывал шлем, тёмных глаз, волнующе блестевших и наполненных угрюмой задумчивостью, оказалось достаточно, чтобы сердце забилось чаще. Теперь я видела его чётко и ясно: прямой нос, напряжённо сдвинутые к переносице брови, суровое лицо, лежавшие на широких плечах тёмные волосы и сцепленные на закованной в железо груди руки. Мужчина стоял вполоборота, задумчиво разглядывая неизведанные дали, но неожиданно, будто ощутив моё присутствие, развернулся и посмотрел прямо в глаза.
С секунду мы смотрели друг на друга, словно сквозь стекло, разделявшее два пространства и два времени. Потом на лице воина промелькнула едва заметная улыбка — чуть вздёрнулись уголки губ. Только взгляд остался таким же грустным и напряжённым. Он протянул ко мне руку и что-то сказал. Слов я не разобрала, но невольно подалась навстречу, коснувшись кончиков его пальцев в голубом зеркале.
Тут же по видению прошла рябь, и оно исчезло.
«Смотри… Смотри…»
Голос шептал.
Всё это время, пока я разглядывала призрачные картины, он что-то нашёптывал и внушал. Только я не слушала, увлечённая созерцанием
