— В смысле? — не понял Назар.
— В смысле, сказать, что мясо не ест, и опять на танцульки свои сбежать.
— А она ест? — нет, ну мало ли, что там у столичных в голове! За семейным ужином на возвращение Ляны Шамрай-младший как-то внимания не обратил.
— Ест, и даже свою собственную теорию об этом имеет.
— Какую? — с неожиданной жадностью до деталей спросил Назар.
— Да неважно, — отмахнулся Стах. — Иди, подготовь все. И мать позови.
Назар кивнул и подхватился из кресла, ломанувшись к двери. И только в последние секунды притормозил и, озаренный, выпалил:
— Дядь Стах, я ж чего приходил-то! Там же менты активизировались, стали лес прочесывать. Чё за фигня?
— Вот козлы, — буркнул Шамрай. И кажется, возмутило его не то, что стражи порядка «активизировались», а что придется на них тратить время, тогда как его внимания требует другое. Другая. — Разберусь! Ну и ты там приглядывай, чтобы без лишних выкрутасов.
— Да это понятно, мне пацаны сегодня только сказали. На нашу территорию не заходили, но мужики на клондайке серьезно настроены. Нахрен нам стрельбище устраивать, а?
— Узнаем, кому яйца начали мешать, тогда и подумаем, отстреливать или нет.
Спорить с этим Назар не стал. Да и как попрешь против истины, тем более, когда впереди ждут совсем другие и куда более интересные дела. Организация летнего пикника с шашлыками, например. Через пятнадцать минут он уже торчал на кухне большого дома и самозабвенно мариновал мясо, ибо мясо — это мужская работа. Истина, которую неоднократно озвучивал Стах, и которая почему-то не поддавалась критике и сомнению, если речь шла о каких-то других блюдах, кроме как приготовленных на огне.
Ну или просто ничего из проговариваемого Стахом по определению не могло быть раскритиковано.
Марье же было поручено заняться овощами.
А после Назар ломанулся домой, чтобы предупредить мать ничего не планировать на вечер. И, что дитя, радовался — они давно не собирались вот так… все вместе спонтанно и без официоза. Но Лянка уже лежала с приступом давления, сердечных болей и прочей белиберды в знак протеста. Реальные приступы и протест Назар давно научился различать — как раз с тех пор, как произошел самый первый, вскоре после того, как он чуть в колонию не угодил. Ее увезли на скорой, почти в бессознательном состоянии, а он не знал, останется ли к утру сиротой.
Сейчас же она лежала на канапке, приложив ладонь тыльной стороной ко лбу, и походила на актрису.
«Анечку оплакиваешь?» — с улыбкой спросил Назар, на что получил вразумительный ответ:
«Пока только надежду на внуков!»
За чем последовал отказ от вечерних посиделок, если не станет лучше.
Черт с ним, Назар уже устремился на задний двор, к поленнице, потому что еще следовало нарубить дров. Вот только женский голос в беседке неподалеку заставил его слегка притормозить. Наз вздрогнул. Оглянулся. И сменил маршрут, оказавшись возле Миланы.
— Ладно, Олекса, беги. Только не гуляй до утра, — промурлыкала она и, заметив приближающуюся к ее ногам тень, подняла глаза. Встретилась взглядом с Назаром, отключив телефон, сунула его в карман и поздоровалась. — Привет!
— Привет, — осторожно ответил он. — Ты как? Ну… после вчерашнего?
— Нормально… А ты?
— Да что мне сделается. Это ж даже не Голованов, просто шпана… Хотя против девушки — конечно. Ты… ты сильно испугалась?
— Приятного мало, — Милана пожала плечами, — и если бы ты не помог… Пришлось бы надеяться на ментов.
— Да пока они подъехали, мало ли что бы… — запальчиво начал Назар и осекся. Подошел чуть ближе и оперся ладонью о деревянный столб в основе конструкции беседки. Посмотрел прямо на нее и вдруг улыбнулся уже спокойнее: — Но ты молодец. Вроде, и не растерялась?
— Некогда было.
— Ну да… некогда. Дралась же! Слушай, а ты училась где-то самообороне или чисто импровизация?
— Скорее я просто защищалась, — поправила она с улыбкой. — Это ты с ними дрался. Дома я кикбоксингом занимаюсь, но недавно совсем.
— Реально в секцию ходишь? И как тебе?
— Пока нравится.
— А я в качалку хожу, но это ты и так знаешь. У нас, как ни странно, не самый плохой зал.
— Угу, — хмыкнула Милана, — растворившийся в эфире тренер — тоже твоя работа?
Молчание, зависшее после ее вопроса, длилось несколько секунд, а потом Назар вдруг расцвел лицом, кивнул и рассмеялся.
— И что смешного? — в противовес ему очень серьезно спросила она.
— Ну а ты посмотри на ситуацию с моей стороны. Я как угорелый носился по всему Рудославу, только и успевая женихов отваживать. Прям Фигаро. Что угодно, лишь бы Сюзанну держать подальше от графа.
Ее удивление длилось ровно мгновение, потом верх взяло врожденное упрямство.
— Но ведь я тебя не просила, умник! — фыркнула она.
— Так его ты, вроде, тоже не просила пялиться на твою задницу, а?
— Не вижу связи.
— Ну… Милан… Я не хотел тебя обидеть, правда. Прости.
— Ладно, — кивнула она и поднялась.
— Милана, погоди!
Она глянула на него.
— Мы с дядей Стахом договорились вечер барбекю устроить. Посидим в саду. Приходи, кормим вкусно.
— А кто еще будет?
— Мама еще, если оклемается. Давление.
— И все?
— Ну, мы по-семейному, по-домашнему. Без посторонних.
— Я-то как раз посторонняя, — она улыбнулась, качнула головой и неожиданно спросила: — Слушай, Фигаро… А вот тут есть где-нибудь место, где тебя точно не бывает?
— Монастырь есть, семнадцатого века, — рассмеялся Назар.
— Спасибо, учту, — сказала с усмешкой Милана и махнула рукой. — Ладно, увидимся.
И это обнадеживало.
Во всяком случае, если Милана все еще и сердилась, то скорее для проформы. Так ему, по крайней мере, показалось. А если к тому добавить ее поцелуй этой ночью, то, может, еще не все потеряно? Дурак думой богат. Но если эта «дума» допускает невозможное и желанное — то пусть дурак.
Следующие часы Назар посвятил рубке дров, обустройству поляны мангалом, столом и креслами, а когда уже растопил головешки, подтянулся Станислав Янович, притащив бутылку вина, устроившись поблизости и под руку не влезая. Он лениво поглядывал на племянника и периодически поворачивал голову, когда кто-то показывался на крыльце, выходя из дома. Но каждый раз это оказывался кто-то из обслуги, и Стах становился все напряженнее.
Разговор их — короткий и рваный — перепрыгивал с темы на тему, каждая из которых касалась работы. Стах говорил о новом контракте по поставкам леса, потом резко начинал бухтеть о том, что по уму надо бы открывать лесопильный цех, потому как какого черта они до сих пор не делают элементарное. Потом вспоминал о полученном приглашении на презентацию в Кловске, на которой будут представители интересующих его компаний и надо бы посмотреть на все своими глазами.
Назар отвечал тоже рваными короткими фразами, лишь бы хоть как-то поддерживать разговор, в то время как единственное, что его волновало, это придет ли все-таки Милана, будто бы от этого зависело вообще все на свете. Он снова и снова прокручивал весь их дневной разговор в своей голове и ужасно сердился на себя — вдруг все испортил своим смехом. Можно было как-то иначе ответить, чтобы не злить ее. Потом вспоминал, как она прощалась с каким-то Олексой из своей обычной столичной жизни, и мучился непонятным, смутным, еще не оформившимся до конца чувством ревности к этому Олексе, кем бы он ни был, сознавая, что она здесь временно, а там — навсегда. Пройдет лето и уедет, будто бы ничего и не было.
«Будто бы что-то было!» — еще больше психовал Назар, остервенело перемешивая головешки в золе.
А потом, когда уже не ждал и не надеялся, когда неожиданно примолк Стах, погрузившись в свои мысли, Милана показалась на ступеньках и помахала им ладошкой. И вечер преобразился.
Не жаркий, но теплый, он был наполнен ароматным запахом жареного мяса и дымка — тот был особый, тонкий и чуть фруктовый, они специально держали вишневые дрова для подобных случаев. Назар помалкивал, украдкой наблюдая за Миланой и раз за разом подкладывая ей самые красивые куски или салат. Стах же сделался необычно разговорчивым и, будто бы роль души компании — его привычная роль, разливался соловьем, рассказывая семейные байки хорошо поставленным голосом. Пожалуй, что Шамраю-младшему это даже было бы интересно, он любил, когда дядька иной раз, разомлев после хорошего ужина, пускался в задушевные разговоры и воспоминания о фамильных легендах, но сейчас, в этот вечер, его задачей было другое. Разглядывать Милану, прислушиваться к мимолетным и редким репликам, что она произносила в ответ на рулады Стаха. Ловить каждое движение, каждый жест. Впитывать в себя мимику. И придавать им какое-то значение, будто бы там могло быть значение.
