— От кого мы узнаем о его решении? Если нам скажет об этом какой-нибудь бледнолицый, то мы не поверим.
— Я позволю ему самому сделать это. Он сможет говорит с вершины горы, так что все воины его услышат. Вы согласны?
— Да.
— Сейчас я велю развязать вас. Пламя с этой стороны входа в ущелье поднимается не слишком высоко, чтобы могло повредить вам, вы легко перепрыгнете через него.
— Мы должны будем вернуться и снова дать себя связать?
— Нет. Вы можете остаться в ущелье. Передайте своим воинам всё, что вы видели и слышали. Когда вы это сделаете, они поймут, что им нужно дождаться только решения вождя.
Пока команчей освобождали от ремней, которыми они были связаны, Виннету с ружьём в руках, готовым к стрельбе, стоял рядом, так что никакой побег не представлялся возможным. Первый из команчей разбежался и удачно перескочил через пылающий огонь в том месте, где он был не так силён. Второй индеец последовал за ним.
После этого Олд Шеттерхенд подозвал ещё несколько железнодорожных рабочих, чтобы за время его отсутствия выход из ущелья был под надёжной охраной, а сам развязал ноги вождю команчей, чтобы тот смог подняться вместе с ним на вершину горы. Руки же у него, естественно, по-прежнему оставались связанными за спиной.
Потом оба охотника вместе с Чёрным Мустангом начали подниматься наверх. Поскольку любая попытка бегства стала бы гибельной не только для самого вождя, но и для всех его воинов, то он без всякого сопротивления проследовал до места, откуда открывался вид на всё ущелье. Здесь уже стоял Хоббл Фрэнк. Когда он увидел трёх приближающихся к нему человек и узнал Чёрного Мустанга по множеству перьев на голове, то даже подпрыгнул от радости и воскликнул:
— Ура! Если присущая мне от рождения проницательность не подводит меня на этот раз, то сюда ведут того, кто является вождём этих краснокожих любителей военных стычек. Я угадал, мистер Шеттерхенд?
— Да, — ответил тот.
— Я рад, я чрезвычайно рад. Если уж мы поймали этого орла, то остальных воробьёв переловим без всякого труда. Каким образом вы его выследили и захватили?
— Мы прокрались за ним и сбили с ног, дорогой Фрэнк.
— Прокрались и сбили с ног! Это звучит так же просто и доходчиво, как если бы какая-нибудь там кухарка из корчмы «Под Золотой Колбасой» говорила о кошке: «Сначала отрубили ей голову, потом зажарили и подали под видом зайца». А этот ваш великий вождь теперь стоит здесь и смотрит так удивлённо, словно это собор Шиллера в долине Угланда! Я полагаю, что вся эта наша замечательная иллюминация вокруг ущелья кажется ему немного подозрительной.
И этот маленький весёлый баламут не ошибался. Если Токви Кава до сих пор ещё рассчитывал на помощь своих соплеменников, то теперь вынужден был убедиться в ошибочности своих расчётов. Внизу в ущелье, сбившись в одну кучу, сидели его воины вперемежку со своими лошадьми, а единственный выход был перекрыт высокой стеной огня. И огонь этот бледнолицые могли поддерживать до утра и даже дольше, потому что неподалёку — и вождь это тоже увидел — стояла ещё одна бочка с керосином.
А если вождь обращал свой взор на отвесные склоны ущелья, то видел в них лишь небольшие расщелины, в которых могли спрятаться один-два человека, но отнюдь не такое большое количество воинов, не говоря уж о лошадях! По верху склонов горели огни и пылали факелы, так что светло было почти как днём. Вождь разглядел несколько групп хорошо вооружённых бледнолицых, готовых в любой момент предотвратить любую попытку подняться наверх по скалистым склонам.
Чёрный Мустанг перебирал в уме все возможные варианты, ища выход из сложившейся ситуации, но всё безрезультатно. Поначалу ему показалось, что если бы команчи вскочили на коней, то им бы удалось на скаку прорваться сквозь бушующее пламя, но и эту мысль ему пришлось отбросить. Во-первых, он видел большой вооружённый караул, стоящий неподалёку от огня, во-вторых, бледнолицые держали сверху под прицелом всё ущелье. Никому из краснокожих не удалось бы уйти, достаточно было только одного залпа, чтобы выход из ущелья оказался перекрыт телами индейцев и лошадей.
Вождь был так расстроен безрадостным результатом своих размышлений, что даже не вспомнил о необходимости сохранения внешней невозмутимости, его внутреннее состояние отразилось на его лице. Правда, ни Виннету, ни Олд Шеттерхенд не проронили по этому поводу ни слова, но маленький Хоббл Фрэнк не смог удержаться:
— Сейчас у него такое выражение лица, как у гусыни госпожи фон Заппельхаймер, собравшейся было взлететь, да вдруг узнавшей, что сделана она из папье-маше. Он может сколько угодно ломать себе голову, но всё равно…
— Уф, уф! — воскликнул вождь, причём гораздо громче, чем намеревался. Он всё-таки пришёл в себя после своих размышлений, словно очнулся от кошмарного сна.
Олд Шеттерхенд повернулся к нему и спросил:
— Подумал ли Чёрный Мустанг о том, существует ли для него самого и для его команчей возможность оказаться на свободе?
— Да, — ответил индеец, — такая возможность есть.
— Да?.. И в чём же она заключается?
— В твоей справедливости.
— Напрасно ты к ней взываешь! Если бы я руководствовался справедливостью, то должен был бы вынести приговор о смерти! Даже если не принимать во внимание готовящуюся резню! Какое наказание полагается по законам прерий за кражу лошадей?
Вождь немного поколебался, но ответил:
— Смерть, но лошади вернулись к вам!
— А какое наказание полагается за кражу оружия?
— Тоже смерть, но оружие тоже было возвращено вам!
— Это ничуть не уменьшает твоей вины. Ты заслуживаешь смерти.
— Значит, вы хотите меня убить? — гневно воскликнул вождь.
— Мы не убийцы. Мы тебя не убьём, а лишь приведём в исполнение приговор, который тебе так хотелось услышать.
— Когда это мне хотелось?
— Когда ты домогался справедливости.
Команч опустил голову и замолчал. Он знал, что мог бы попросить о снисхождении, но этого не позволяла ему его гордость. Минутой позже он всё же спросил:
— А где Ик Сенанда, которого ты схватил?
— В надёжном месте, где ожидает своего приговора. Ты ведь знаешь, что шпионов вешают.
— Уф! С каких это пор Олд Шеттерхенд стал таким кровожадным?
— С тех пор, как ты потребовал от меня справедливости потому что справедливость требует вашей крови. Ты ведь не хочешь нашей милости?
— Что Олд Шеттерхенд подразумевает под милостью?
— Вынесение более мягкого наказания или освобождение от него.
— Ты бы полностью освободил нас от наказания?
— Нет, это невозможно.
