— Что Олд Шеттерхенд подразумевает под милостью?
— Вынесение более мягкого наказания или освобождение от него.
— Ты бы полностью освободил нас от наказания?
— Нет, это невозможно.
— Но вы могли бы даровать нам жизнь?
— Может быть. Виннету и мне не нужны ваши жизни. Но уговорить остальных бледнолицых даровать вам жизнь будет нелегко. И всё же я надеюсь, что нам это удастся, если ты будешь спокойно себя вести.
— Что мы должны сделать?
— Сдаться.
— Сдаться?! — воскликнул Чёрный Мустанг. — Ты что, сошёл с ума?
— Я привёл тебя на это место, чтобы ты убедился, что ваше сопротивление не будет стоить нам ни капли крови, а вас немедленно приведёт к гибели. В этом ты смог уже убедиться. Если я дам знак, то выстрелят все наши ружья, все вы погибнете, с вас будут сняты скальпы, а ваши души в Краю Вечной Охоты будут нашими слугами и рабами. Ты хочешь этого? Идём!
— Куда ты хочешь идти?
— Назад, вниз. Ты увидишь результат своего упорства. Иди! — Он взял его за руку и потянул за собой, но Токви Кава вырвался, отступил на шаг и хмуро спросил:
— Ты можешь даровать нам жизнь только в том случае, если мы сдадимся?
— Да.
— И мы будем жить?
— Я надеюсь на это.
— И мы сможем вернуться в наши вигвамы?
— Если вам будет дарована жизнь, то да. Ты ведь не думаешь, что кому-то захочется держать вас здесь?
— А если мы свободно уйдём, ты не боишься нашей мести?
— Фи! Кому бы вы были страшны! Ты говоришь о мести? Если мы даруем вам жизнь, разве вы не должны быть нам скорее благодарны, нежели думать о мести?
— Освободи нас, тогда посмотришь, что мы будем делать!
— Хорошо! Ты видишь, там, справа, можно подняться из ущелья по скалам наверх?
— Да.
— Тропинка эта настолько узкая, что даже два человека не смогут одновременно подняться по ней. Скажи своим воинам, чтобы они поднимались сюда по одному, но без оружия. Все будут, естественно, сначала связаны, потом мы посоветуемся…
— Связаны? — со злостью переспросил вождь.
— Да. Если тебя это не устраивает, то пусть тогда они умрут. Хотя ты ведь тоже связан.
— Уф! Олд Шеттерхенд — страшный человек. Он говорит так мягко и спокойно, но воля его тверда, как скала.
— Очень хорошо, что ты понимаешь это! Так что и веди себя соответственно! Значит, ты не возражаешь, что твои воины будут связаны?
Токви Кава немного подумал, потом гордо распрямился и ответил громко, почти крикнул:
— Да!
— Отлично! Только скажи им, что каждый, кто не оставит всё внизу, а возьмёт с собой хотя бы одно ружьё, будет застрелен!
Было видно, что вождь прямо трясётся от злости. Но, сдерживая себя, он спросил ещё:
— Если я сделаю так, как ты этого хочешь, будет ли дарована жизнь сыну моей дочери и будет ли он также освобождён?
— Вероятно.
— Тогда прикажи развязать меня, чтобы я мог спуститься вниз к моим воинам.
— Ах, ты хочешь сам спуститься вниз?
— Ты слышал.
— Зачем?
— Будет недостаточно, если я отдам несколько распоряжений сверху. Поскольку они должны сдаться вам без оружия, а должен им объяснить причины этого.
— Хорошо, — ответил Олд Шеттерхенд с усмешкой. — Даже, если ты задумал какую-то подлость, то мне это всё равно. Я разрешаю тебе спуститься вниз, но как только ты окажешься в ущелье, на вас будут направлены девять… десять ружей, а если пять минут спустя я позову тебя, а ты первым не начнёшь подниматься вверх, то каждое это ружьё выстрелит дважды. Я так сказал, и так будет. Теперь иди!
И белый охотник сам развязал вождю команчей руки. Во время всего разговора Виннету не произнёс ни слова, теперь же, когда команч собрался спуститься вниз, вождь апачей положил ему руку на плечо и сказал:
— Слово Олд Шеттерхенда нерушимо, как присяга. И я присоединяюсь к нему. Если он позовёт тебя, а ты тотчас не придёшь, то тебя настигнет моя пуля. Я так сказал!
Чёрный Мустанг, ничего не ответив, повернулся и стал спускаться вниз к своим воинам. Когда он оказался внизу и обратился к ним, то в ответ раздался громкий ропот. Олд Шеттерхенд, чтобы помочь вождю команчей, громким голосом отдал несколько распоряжений. После этого все бледнолицые находившиеся на противоположной стороне ущелья, перешли и нему, чтобы подготовиться к встрече команчей. Все направили ружья вниз и приготовились по сигналу Олд Шеттерхенда открыть огонь. Кроме того, и стоящие возле входа в ущелье белые рабочие тоже направили своё оружие на окружённых индейцев.
Китайцев очень интересовало то, чем закончится всё это дело, но рисковать им уже не хотелось. Они толпились вдалеке, чтобы при малейшем признаке опасности сорваться с места и разбежаться в разные стороны. Не только команчи нагнали на них такой страх, не могли они забыть и белого охотника с его краснокожим другом, которые, не прибегая к оружию, работая одними лишь кулаками, превратили сплочённую толпу китайцев в катящуюся с горы лавину.
С той стороны пришёл и Тётка Дролль. Охотник расположился рядом со своим кузеном Фрэнком и, направив ствол ружья вниз, спросил:
— Ты слышал всё, о чём тут говорилось, дорогой Фрэнк?
— Как ты можешь об этом спрашивать? — отозвался его маленький родственник. — Я ведь присутствовал при этом, и у меня есть уши. Как же я мог чего-то не услышать?
— То, что у тебя есть уши, для меня не новость, но бывает, что у человека есть уши, да он не хочет слышать то, что должен. Уж не был ли это вождь команчей?
— Да.
— А не велись ли с ним переговоры?
— Да.
— И к чему же в результате пришли?
— Команчи должны сдаться. Они будут поодиночке подниматься по скале, а когда окажутся наверху, то будут связаны.
— Очень ловко придумал всё это наш Олд Шеттерхенд! Если бы они могли подниматься как придётся, по нескольку человек сразу, то это было бы для нас небезопасно, а поскольку они будут взбираться по одному, то не смогут ничего нам сделать. Да, совсем другое дело, когда находишься в хорошей компании! Мы встретили вчера Олд Шеттерхенда и Виннету, и наверняка у нас будут ещё интересные приключения!
— Значит, так?! А со мной у тебя, что ли, никогда не было интересных приключений? Я добиваюсь признания, на которое такой человек, как я, мог бы рассчитывать. А этот человек утверждает, что в моём обществе у него не было никаких интересных приключений! Он родился моим кузеном, а только и делает, что портит мне настроение!
— Ну, ладно уж! Я вовсе так не думал. И что ты взрываешься, словно бомба, при каждом слове?
— Молчи, недотёпа! Как ты смеешь сравнивать меня с какой-то там бомбой!
— Но ты ведь мгновенно взрываешься!
