class="p1">Приближалось лето. Головнин хотел как можно раньше уйти на Аляску, чтобы успеть выполнить все задачи экспедиции еще до наступления холодов и поскорее вернуться на родину. Но расставание с Камчаткой, со старыми и вновь обретенными друзьями было грустным.
— Опять надолго, — сказал Рикорд, когда они остались вдвоем. Один — губернатор края, другой — капитан военного корабля с грустью смотрели друга на друга.
— Теперь уж до Петербурга, — согласился Головнин.— Думаю, в третий раз кругом света не пошлют. Пусть уж молодые... — И опять: — Не думаешь же ты засесть здесь навечно?
Рикорд будто вздрогнул.
— Скажи, Петр Иванович, ты доволен своей деятельностью? Уверен ли ты, что именно здесь твоя судьба? Что именно здесь ты всего нужнее родине, флоту?
Рикорд долго молчал. Головнин ждал.
— Что-то сделано. И врачи, и больница, и школа, и забота о жилищах, о тысяче самонужнейших вещей... Но этого мало. И это малое добывалось с таким трудом!.. Что тебе сказать, Василий Михайлович! Я не жалею, что поехал сюда. Только здесь за эти два года я понял, какие задачи стоят перед всеми, кто хочет добра своей земле... Но наше дьявольское бессилие!.. — внезапно взорвался он. — Эта тупость местных властей, эта жадность и своекорыстие приезжих искателей. Из рубища они намерены соткать себе багряницу. А сколько доносов!
Рикорд замолчал, а потом заговорил еще горячее:
— Мне жаль Людмилу. Она хлопочет, лечит, учит, пишет письма... Она радуется, когда ее в глаза называют самыми теплыми именами, и сразу впадает в отчаяние, когда узнает, что ее кто-то обманул. И все-таки она молодец!.. В общем, Василий Михайлович, — продолжал Рикорд,— нам не избавиться от трудных ответов перед самими собой.
Головнин раздумчиво покачал головой:
— Все, что мы делаем, мы делаем во имя нашего народа, во имя России. И другого пути у нас нет!
Друзья обнялись и пошли к ожидавшей их шлюпке.
ИЗ АЗИИ В АМЕРИКУ
Из-за тумана «Камчатка» простояла в Авачинской губе еще четыре дня. Только девятнадцатого июня на рассвете Головнин дал команду поднять якорь и, выведя судно на простор океана, взял курс к Шипунскому мысу.
Середина июня. В России лето. А здесь тепло все еще борется с порывами холодного ветра. На берегах островов виден снег.
— Чувствуете, мы начинаем вторую половину перехода? — говорил приятелю Литке. — Я одинаково люблю и уезжать и приезжать.
— Трудно покидать эти места Федору третьему. У него здесь столько событий! Первый морской чин. Первая любовь...
— Ему предлагали остаться.
— Да, я знаю. Я наблюдал за ним. Он был великолепен! Это была торжественная клятва в верности морю!
— Странный все-таки человек наш капитан, — перешел на другую тему Литке, — за год ни разу не обмолвился, что в его обязанности входит обследование Российско-Американской компании и даже посещение испанских владений...
«Камчатка» прошла южнее островов Беринга и Медного и направилась к самому западному краю Алеутских островов — острову Атту.
— Я бы назвал эти острова «островами русских Робинзонов»,— сказал, провожая глазами остров Медный, Головнин. — Здесь прожил зиму, после крушения, Беринг. Потом семь лет прожили здесь одиннадцать человек, находившиеся на службе у Российско-Американской компании. Спасший этих несчастных штурман Васильев рассказывал, какая радость обуяла их, когда они увидели паруса его судна.
Головнин рассматривал Атту в подзорную трубу, все время справляясь с картой Сарычева. Затем добавил:
— Вы недавно перечитали «Робинзона» Дефо. Думаю, герою прославленного романа пришлось куда легче, чем этим морякам. Сравните климат южного острова, на котором жил Робинзон, и условия суровых берегов Аляски. Можно было бы писать книги не менее яркие, чем роман Дефо, о приключениях русских поморов Тихого океана. Вот вы, мичман, — обратился он к Матюшкину, — написали бы российского Робинзона. Поразите мир новым литературным шедевром.
По лицу Головнина трудно было понять, шутит он или говорит серьезно.
— Если бы я обладал талантом Пушкина, — ответил Матюшкин, — сегодня же засел бы за работу. Но я запомню ваши слова, Василий Михайлович. Я запишу все, что увижу и узнаю.
«Камчатка» скользила к востоку вдоль гряды островов. Всякий раз, когда солнце и ветер разгоняли туман, сам Головнин и штурман Никифоров не отрывались от подзорных труб и карт. Головнин установил в иных случаях разницу в десять минут и даже до двух градусов.
Удивляться этому не приходилось. У Кука был всего лишь один хронометр. А другим исследователям мешали непогоды, туманы и недостаток времени. Головнину впервые удалось установить, что остров, названный Ванкувером по имени первооткрывателя островом Чирикова, и остров, помеченный на карте Сарычева как Укамок, на деле один и тот же.
Офицеры и команда «Камчатки» с интересом рассматривали высокие, скалистые острова. Множество птиц охотилось за рыбой. На берегу грелись на солнце стада котиков.
Утром восьмого июля открылись острова Ситхунок и Тугедок, а за ними и большой остров Кодьяк с гаванью Павла — центральным пунктом Кодьяка.
У входа в бухту «Камчатку» встретило множество китов.
— Ничего подобного не видел, — сказал Головнин.
За ночь стало пасмурно, и если бы не подобный маяку остров Угак, трудно было бы найти вход в Чиниатский залив.
Перед «Камчаткой» неожиданно встали рифы, кои на карте не были помечены, но Головнин вел судно очень осторожно, команда все время была на местах, и вовремя удалось сделать спасительный поворот.
Тремя пушечными выстрелами вызвали лоцмана, и он благополучно провел шлюп в Павловскую гавань.
В течение пяти дней проводили промеры глубин Чиниатского залива.
— Ну, это история надолго, — разочарованно тянул Филатов.
— Сидеть нам здесь и сидеть, — согласился с ним в этом Лутковский.
Предложение адмиралтейства и правления Российско-Американской компании дать отзыв о состоянии здешнего края было лестной, но и нелегкой задачей для Василия Михайловича.
Отписываться и скрывать суть за канцелярскими оборотами, из которых каждый может извлечь то, что ему угодно, Головнин не умел. Он видел перед собой прежде всего живых людей, которые связывали с ним какие-то свои надежды.
Василий Михайлович не сообщал товарищам по плаванию о своих полномочиях ревизора. И тем не менее слух об этом просочился в среду работников компании. К Головнину пошли жалобщики.
