Сидящий у окна рыжий пацан с подбитым глазом как раз тем и занимался сейчас втихушку. Училка уже давно привыкла к тому, что он ничего не делает во время уроков, но о том, что у Рыжего свое производство химического оружия, используемого в масштабах школы, она не знала.
Ученики весело переливали реактивы из пробирки в пробирку, надеясь, что какая-нибудь химическая реакция закончится взрывом. Но препараты в основном давались безобидные, так что взрывчатку приходилось изготовлять самим. Рулон подумал, что химия создает нашу судьбу. Вот, например, водка или наркота могут полностью изменить нашу жизнь в лучшую сторону, лишить нас идиотских установок. В голове у него завертелась песня:
Посмотри в натуре, бля.Кругом мак и конопля.Кайфа море,А ты все про спиртное.
«Так же на нашу судьбу влияют и другие вещества, но не настолько ярко. Например, если дышать активней, то ускоряются процессы обмена и энергии становится больше. А если много пить воды, то соки тела разжижаются, человек теряет силу, становится пассивнее. А такие продукты, как рис, гречка, пророщенная пшеница, делают нас сильными и здоровыми, и если их употреблять постоянно, то они также изменят нашу жизнь в лучшую сторону.
Наши же мысли, эмоции, образы являются катализаторами определенных химических процессов организма, которые настолько сильно меняют наше состояние, восприятие, а значит, и судьбу, что ни один наркотик не может с ним сравниться. Плохо, что в школе все это не изучают.
Но ничего, йога научит меня этой алхимии», — подумал Рулон. Крик училки вывел его из этих размышлений. Оказывается, уже нужно убирать пробирки, а он все сидел, окуная лакмусовую бумажку в раствор.
На перемене в класс пришла Марианна и уселась рядом с Рулоном. Он обрадовался и стал рассказывать о проделке Ложкина, который ночью проник в школу и устроил заподлянку. Во время рассказа он энергично жестикулировал руками и мимикой, описывая веселье учеников и недовольные рожи преподов.
— Поделом этим педерастам, — выругался Рулон и тут же получил по губам от своей строгой подруги.
— ой, за что? — обиженно пробурчал он.
— Ты что забыл, паскуда, что сегодня тебе нельзя материться? — спросила Марианна.
— А, точно, спасибо, что учишь меня, — смиренно произнес Рулон. — Снова я стал механичным и забыл, что нужно через день материться.
— Тупая машина. Ты еще не знаешь, как ты механичен, насколько не осознан. Ты не помнишь себя, поэтому жизнь постоянно будет пиздить тебя по репе за твою неосмотрительность и беспечность.
Рулон вспомнил, как ему в начальных классах ставили саечки, приговаривая: «За испуг пару штук», и щелкали пальцем. А если он не говорил спасибо, то ставили еще за невежество. Тогда он еще не знал, что это эзотерическая игра. Вообще все детские игры взялись из древних магических практик и ритуалов. Вот, например, «Море волнуется, раз, море волнуется, два…» — это же самое настоящее «Стоп-упражнение». Все раскачиваются, подражая волнам на море. И затем объявляется: «Морская фигура, замри!» И дети застывают в тех позах, в которых были в последний перед командой момент. Если бы они еще и наблюдали за собой, например, хотя бы за своим дыханием в этот момент, то это были бы подлинные практики-маги, а затем и в жизни фиксировали бы себя в разных ситуациях. Например, если бы в разгар перепалки они заставляли себя остановиться и понаблюдать, что с ними происходит, то уже давно бы просветлели.
Размышления Рулона прервала суета и дым в коридоре. Он выбежал туда и узнал, что Ложкин облил бензином дверь учительской, в которой собрались педагоги на свое дебильное совещание, и запалил ее. Зайдя в класс, он сообщил об этом Марианне. Она, как ни в чем не бывало, сидела и красила свои длинные ногти.
— Совсем учиться не дают, — сказала она и стала собирать свои вещи. Сложив свои основные принадлежности, коими являлись косметичка, расческа и небольшое зеркальце, в сумочку, Марианна щелкнула золотистым замочком и поднялась из-за парты.
— Ты куда? — спросил ее дружок.
— До дому, — ответила она. — Тебе тоже советую. А то сейчас будут выяснять, кто да что, да еще ментов могут пригнать. Не посидишь спокойно.
Рулон, следуя ее примеру, тоже решил уйти из школы и вышел за ней из класса. Они направились по длинному коридору к лестнице, чтобы спуститься с третьего этажа. Проходя мимо группы пятиклассников, ожидающих, когда откроют классную комнату, Рулон услышал, как те весело обсуждали последнее происшествие, подробности коего уже знала вся школа. Спускаясь по лестнице, Марианна застегивала свою фирменную курточку.
— Бля, баруха эта, Ложка-поварешка, совсем обезумела из-за этого Филона, — выругалась Марианна. — Я тут хотела, чтоб он Седого наказал. Для этого в школу пришла. Придется тебе об этом просить Курана.
— Хорошо, я сделаю, — ответил Рулон, — только, наверное, червонец придется за это ему заплатить.
— Ты что, жалеешь для меня червонец? — презрительно бросила Марианна.
— Нет, конечно, просто так я это сказал, — стал оправдываться Рулон. — Я йог, мне все равно некуда деньги тратить. Я все буду делать, что ты скажешь.
— Проверим тебя, — самодовольно произнесла Марианна, свысока поглядев на своего подопечного.
По коридору навстречу им бежал сантехник и еще какой-то мужик с огнетушителями.
— Пусть поджарятся уроды, — злобно изрекла Марианна.
Рулон вспомнил, как в шестом классе он с пацанами организовал комитет по борьбе с учителями, где они решили мстить учителям за двойки и вызов родителей, а также решили выживать вредных педагогов, постоянно устраивая им заподлянки. В складчину они покупали селитру, терли магний для бомбочек, воровали и зажигали журналы.
Но, видимо, учителя не понимали, с чем связана эта травля, а написать им уль- тиматум они не решались. И поэтому в жизни школы ничего существенно не изменилось. Правда, у одной старой заслуженной маразматички на уроке случился инфаркт, а у других началась неврастения, но понять истину это им не помогло. Рулон рассказал об этом Марианне.
— Видимо, этот мир мы не сможем исправить, — добавил он. — Главное, хотя бы изменить себя.
— Путево базаришь, — ответила она. — Насколько ты сумеешь изменить себя, настолько ты и сможешь повлиять на отдельные маленькие части этой жизни. Ведь ты ничтожество в масштабах Земли. Так что о каком-то особом влиянии говорить не приходится. Огромные космические силы управляют всей этой дуростью на Земле. И радуйся, что они не могут тебя заметить своими охуенными шарами. И это поможет тебе выбраться из этого загона, куда они засадили человекоовец, чтоб стричь с них шерсть страдания.
Рулон задумался и, не заметив поребрика, со всего маху пизданулся в грязь. Он резко приземлился на задницу, брызги фонтаном полетели во все стороны, вымазав и его лицо, которое он не мог вытереть, поскольку руки уже искупались в жидкой грязевой массе. Очень быстро он поднялся, чувствуя некоторую боль в области низа позвоночника и правой руке.
Марианна весело расхохоталась.
— Вот оно, горе от ума, — заметила она. — Давай шуруй домой, а то мне стремно идти с таким замарахой.
Она сделала жест рукой, словно указывая Рулону. Сама же развернулась и, слегка ускорив шаг, отправилась своей дорогой.
Слегка отряхнувшись, Рулон поплелся к себе домой, оглядываясь на грациозно удаляющуюся Марианну и пугливо озираясь, чтобы избегнуть новой опасности.
Придя домой, он застал мать, занимавшуюся приготовлением обеда. Она предстала перед сыном подобно монстру, с недовольным выражением лица, в старом халате с большими оттопыренными карманами и с одной бигудюшкой на лбу, нахмурив брови и широко раскрыв бешеные глаза.
— Чего же ты не учишься? Скоро выпускные экзамены, тебе аттестат нужно зарабатывать, чтобы потом в институт приняли.
— Да сколько можно учиться? Я собой лучше займусь, — ответил сын.
— Собой на пенсии будешь заниматься. А теперь ты должен уже о работе думать, чтоб на пенсию себе зарабатывать, — поучала мать.
— Если я к шестидесяти годам буду нуждаться в пенсии, — закричал он, — значит, я жизнь зря прожил. Я не хочу быть, как вы, больной, сработавшейся до костей машиной, которая нуждается в подачке, чтоб выжить. Я лучше умру или буду человеком, который ни в чем не будет нуждаться.
С этими словами Рулон направился в свою комнату и стал там заниматься йогой.
«Правильное восприятие мира — вот что нужно зарабатывать, а не идиотский аттестат, — думал он, скручиваясь в асану. — Внутреннее состояние — вот истинная ценность, а не производственный стаж. Если слушать мать, то проживешь жизнь так же тупо и бессмысленно, как она».
Но спокойно заниматься мать ему не давала. Она опять стала доставать его своим занудством.
