Он аккуратно перевел каждое слово, прежде чем идти к артефакту, о котором рассказала нам дочь главаря бандитов. Мы протиснулись через узкую щель, повернули влево и оказались в еще одной пещере, также освещенной светом солнца из отверстия в потолке, и даже обычно невозмутимая Юй Лань вздрогнула, а я закричал.
Мы глядели на нашего грабителя, нарисованного на стене много столетий назад, и, тем не менее, можно было разобрать каждую деталь. На шеи человека-обезьяны висел амулет «Завистник», в руках он держал ужасных детей Зло и Безумие. Завистник склонил голову, и только теперь я понял, почему святилище было посвящено инь, а не янь. Мастер Ли взял у меня факел, зажег его, вошел в темноту, находившуюся напротив изменившегося кавалера и моя печень превратилась в ледышку. Никто не говорил и не двигался. Мы глядели на картину вдвое большую, чем изображение Завистника, и, могу сказать, не часто я видел что-нибудь более ужасное.
— Завистник, безусловно, был самым отчаянным парнем за всю историю Китая, — почтительно сказал Мастер Ли. — Это же Си Ван Му, великая и ужасная Королева-Правительница Запада, и слава о ней гремела задолго до того, как мы, китайцы, включили ее в свой пантеон. Ничего удивительного, что снаружи стояли тотемы смерти. Эта дама — покровительница чумы, а ее слуги — Демоны Разрушения.
Юй Лань уже стояла на коленях, кладя земные поклоны, Мастер Ли немедленно присоединился к ней, и мы с Янь Ши отстали не намного. Потом мы молча встали, замороженные богиней, глядевшей на нас со стены. Она была великолепна, если не считать тигриных зубов, торчащих из рта, руки заканчивались тигриными когтями, тело ниже пояса отражало водяной источник ее божественности и заканчивалось чем-то вроде хвоста дракона: огромного, чешуйчатого, сверкающего и извивающегося. В ее бессмертных глазах не было даже намека на слабость или жалость, и я думаю, что именно к ней относятся строчки знаменитого поэта Ли Хэ, о котором только что вспомнил Мастер Ли: "Если бы у Неба были чувства, оно бы состарилось."
Мастер Ли сбросил с себя оцепенение и опять повернулся к преобразованному кавалеру.
— Или это он бродит по земле через три тысячи лет после встречи с богиней, или мы с Быком видели самого великого подражателя в мире. И я не могу не спросить себя: что случилось с его очаровательными детьми, и чего он пытается добиться?
Янь Ши глядел на картину и его глаза горели. Горечью? Я не мог сказать, но на его месте я бы почувствовал то же самое. Великолепный кавалер получил лицо раскрашенной обезьяны, а Янь Ши по-видимому был красавцем, прежде чем оспа превратила его лицо в кошмар. Повелительница чумы изуродовала их обоих. Как только до меня дошла эта простая мысль, кукольник напомнил мне, что родился аристократом, а аристократы не тратят время, жалея самих себя. Внезапная солнечная улыбка осветила его разрушенное лицо.
— Не хочу говорить за других, но мне кажется, что это великолепно, — радостно сказал он. — Если теперь я начну жалеть сам себя, я должен буду подумать об этом счастливом парне и двух его отродьях, Зле и Безумии. А у меня есть Юй Лань! — Внезапно его улыбка исчезла. — Для нее это очень тяжело, — тихо сказал он. — Она жрица Ву, и, следовательно, служанка Королевы-Правительницы, а все служанки этой дамы живут в постоянном страхе перед своей повелительницей.
Только сейчас я сообразил, что Юй Лань так и не встала с колен, но продолжала стоять перед богиней, с бледным трясущимся лицом. Кукольник мягко поднял ее, ласково обнял и повел наружу, к свету солнца.
万
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Волны горячего воздуха искажали предметы, и я не понимал, где нахожусь. Вроде бы я рядом с нашим маленьким деревенским домом, за которым находилось озеро, но я знал, что мне все это снится, сжал глаза посильнее, потом открыл их: озеро исчезло, зато дом подпрыгнул в воздух и повис, его дно мерцало и переливалось.
— Что мы собираемся делать с этим, Десятый Бык? — спросил мама.
Отец молчал, но, как всегда, говорило его тяжелое тело. Я попытался вспомнить: делать с чем? Что-то не так, я точно знал, как знал и то, что родители умерли много лет назад, но что не так?
Отец держал в руке птичью клетку. Но не ту древнюю клетку, а современную, простую бамбуковую клетку с ласточками внутри, и он стоял на берегу реки, которая бежала через нашу деревню. И теперь я знал, что именно не так. Я посмотрел на небо и не увидел облаков, подошел к отцу и взглянул на реку.
Река высохла. Я глядел на сухую треснувшую землю, на умирающие тростники и нескольких ящериц, но как мог мой отец предлагать в жертву ласточек и молиться о дожде? Каждый год ласточки превращаются в устриц, а потом обратно (точная дата записана в Императорском Альманахе), а устрицы — любимая еда драконов лунь, но драконы, управляющие водой, либо убежали, либо бродят глубоко под землей, и я точно знал, что колодцы тоже высохли.
— Что мы собираемся делать с этим, Десятый Бык? — опять спросил мама.
Позади меня кто-то тихо заплакал, я повернулся и увидел Тетушку Хуа, державшую в руке множество бумажных лодочек. Ну конечно, сегодня пятый день пятой луны, когда устраивают гонки на настоящих лодках и пускают на воду бумажные, сун вень, которые должны унести с собой чуму, появляющуюся в жару, но ведь воды нет. Как лодки смогут поплыть? Позади старухи стоял Дядюшка Нун, молитвенно сложив руки, с искаженным от страха лицом, и мне показалось, что я слышу тревожный звон колокольчиков из монастыря на холме, и я побежал туда. Жаркие волны густым облаком обволакивали меня. Звук изменился, стал громче и пронзительнее; это не колокольчики, а взволнованные дети.
Жаркие волны схлынули, и я увидел то, что не высохло: полоску зеленой травы, на которой играли дети. Семь детей схватились за руки и плясали вокруг восьмого, и все восемь были невероятно уродливы: приземистые тела, невероятно большие головы, непропорциональные черты лица. Кто-то играл на лютне, и они пели безумную считалку, высокими пронзительными голосами.
Козлик, козлик, прыг на стенку,
Маме травки набери.
Мама в стойле или в поле —
Братьев бедных накорми.
Раз… два…три…четыре…пять…шесть…семь…восемь!
На счет восемь ребенок в центре схватил пучок травы и бросился в атаку на стенку, которую образовали другие дети, и я решил, что это похоже на Свинью на Холме, игру не для трусов. Дети в стенке не могли бить ногами, головой или наваливаться на козлика массивными телами, а он мог использовать руки, ноги, зубы и вообще все, что угодно. Получилась огромная куча-мала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
