Мы быстро соскакиваем с кузова и чуть ли не бегом на регистрацию. Так как и здесь все битком забито ранеными, меня направляют в блок «Б» в маленькую палату, где лежат те, кто мучается зубами. Их здесь 10 человек.
И здесь мы по уши в дерьме! Никому до нас дела нет.
Проходят долгие часы томительного ожидания, пока мы не получаем просто деревянное подобие коек с соломенными тюфяками.
За двумя одеялами пришлось топать самому, как потом и за обедом. Сегодня нас кормили куриным супом, всего-то пару ложек, так, для вкуса.
В этом богом забытом месте нужно полагаться исключительно на себя. Будешь сидеть, разинув рот, — ничего не получишь.
Ругаюсь и про себя, и вслух, но это дела не меняет.
В 15 часов заваливаюсь спать.
Мой сосед приносит мне ужин и даже угощает кофе из своей фляжки. На ужин два бутерброда со смальцем — один побольше, другой поменьше, зато мяса вдоволь.
И пиво нам тоже выдали, но почти не пил, потом только глотнул чуть шнапса.
После еды меня потянуло в сон, и спалось куда лучше, чем предыдущей ночью.
31 декабря — последний день 1942 г. — 3 января 1943 г
Перебираюсь в другую палату. Ухода за нами никакого, но вот жратва получше.
На Новый год каждому достается по здоровенному куску жареной гусятины. А вечером выдают печенье, что косвенно подтверждает слухи о том, что сборный пункт для раненых придется освобождать. Вообще слухи ходят самые экзотические. О том, например, что наши войска отступают по всему фронту. О том, что Нальчик вот-вот придется оставить, о том, что полевую почту перебросят в Армавир, и так далее.
В общем, тихая паника.
Вслух мы это не обсуждаем, однако многое свидетельствует о том, что все пресловутые слухи — правда.
Из окна нашей палаты изумительный вид — я помню его еще по моему первому пребыванию здесь.
И погода стоит прекрасная. Солнце пригревает почти по-летнему, снег тает, хоть и выпало его совсем немного. Если сидеть у окна, кажется, что весна пришла. Обходов почти не бывает, поэтому среди больных много и таких, кому уже самое время возвращаться на фронт.
4 января 1943 г
Вот уже несколько дней всех раненых отправляют в Минеральные Воды, а то и вообще отпускают на все четыре стороны. Те, кого отпускают, получают весьма обильный сухой паек. Ничего, мол, с ними не сделается, сами доберутся в свои части.
Сегодня доходит очередь и до меня — меня осматривают, а потом определяют, что я подлежу отправке на транспорте.
Собираю то немногое, что у меня осталось, и готовлюсь к отбытию. Вчера вечером нас побаловали — выдали 200 г французского шоколада. Я и конфет успел отложить.
Около полудня наша санитарная машина отъезжает. Сидим в ней впритык, теснотища, как в гробу. Сначала проезжаем совсем немного, потом машина надолго останавливается.
И такими темпами до самых Минеральных Вод, все 23 километра. Дорога забита автоколоннами.
Значит, не зря говорили, что мы отступаем. В Нальчике все важные здания приказано взорвать.
Мы довольны, когда, наконец, после долгих мучительных часов прибываем в Минеральные Воды на распределительный пункт раненых.
Но рано мы радовались. Когда после долгого ожидания нас все же принимают, нашим глазам предстает удручающее зрелище. В немногих свободных палатах только деревянные койки, по сути, каркасы, да соломенные тюфяки. В сравнении с этим Пятигорск — чуть ли не курорт.
И вот нас человек 100 набилось в огромный нетопленый зал. Ни коек, ничего.
И опять же, никому до нас дела нет, мы брошены на произвол судьбы. Неужели здесь некому о нас позаботиться? Нам пообещали протопить печи в этом зале. В конце концов меня вместе с еще 41 человеком сунули в какую-то комнатенку.
Наконец, мы получаем и ужин — хлеб, консервы, сигареты. Налетай!
Но мне есть отчего-то не хочется, съедаю только немного колбасы, а потом ложусь на койку. Причем если у тебя действует только одна рука, взобраться наверх (койки двухэтажные) не так просто.
Дожевывая остатки шоколада, засыпаю после всех невзгод этого дня.
5–10 января 1943 г
Поездка во вспомогательном санитарном поезде в Днепропетровск
Ранним утром нас готовят к погрузке в состав. Каждый норовит влезть в очередь первым. Первыми вносят лежачих раненых.
После многочасового ожидания, уже где-то к полудню, и я покидаю это негостеприимное лечебное учреждение. До ближайшей железнодорожной станции пешком, а там уже стоит длинный, наспех собранный санитарный поезд.
Не сразу нахожу место в вагоне, в который приходится забираться по приставной лестнице. На 25 человек всего 20 тюфяков, разумеется, соломенных, и почти все уже заняты.
Хоть это и непросто, но мы все же отыскиваем местечко. Мы — это я и мой товарищ Бартоломеус Замм, прозванный «Иисусом» из-за успевшей отрасти бороденки. И место это в самом конце вагона.
Устраиваюсь между двух соломенных тюфяков, накрываюсь одеялом, и даже это неудобство идет мне на пользу. Одеял, к счастью, здесь хватает. Куда труднее распихать свое барахлишко.
Шинель и летнее обмундирование использую в качестве подушки, остальное пихаю к стенке вагона. Мне крупно повезло — среди ниток оказалась и пара иголок. Ну вот, кажется, все разложили и сами улеглись, поезд может отправляться. Но он и не думает отправляться.
В качестве санитаров нам определили едущих на родину отпускников. Нам достался Йозеф. В обязанности Йозефа входит таскать посуду и все остальное.
Все, что есть в этом вагоне, — две круглые металлические печи да кучи угля. Стало быть, хоть околевать от холода не придется.
Ну, еще вдобавок к этому несколько тазов, кастрюль, чашек и глубоких суповых тарелок.
Вскоре мы заскучали от этого бесконечного ожидания и решили лечь спать. Наконец нам принесли поесть. У Бартеля котелок, у меня фляжка, так что мы выручили друг друга.
В конце концов я все же каким-то образом задремал, потому что, проснувшись, услышал перестук колес поезда.
Вероятно, было уже довольно поздно, когда началась наша поездка. Как там мои ребята из разведроты?
Так вкратце выглядела 6-дневная поездка в санитарном поезде…
Кормежка.
Кормежка была, в целом, неплохой, питание организовывали на крупных железнодорожных станциях, где подолгу стояли. Тогда нашему Йозефу приходилось попотеть, хотя ему обычно помогал кто-нибудь из ходячих раненых.
Обед был вполне приличным. Мы с Бартелем ели из одного котелка. Правда, еду мы получали нерегулярно.
Хлеба и колбасы давали вдоволь, колбасы, например, 250 г в сутки. Я не все съедал, а вечером только колбасу без хлеба.
Когда мы прибыли в Днепропетровск, оказалось, что у нас в запасе аж три нетронутые буханки хлеба. Те, кто нуждался в диетическом питании, получали его.
В общем наши начпроды потрудились неплохо.
Маршрут следования.
Поездка была очень однообразной. Часто поезд застревал где-нибудь на несколько часов. Мы еле плелись. Так как в нашем вагоне были не в порядке рессоры, нас трясло немилосердно. А тряска отдавалась болью в ранах. Я даже спать не мог из-за этого.
Ехали мы через Армавир, Тихорецкую, Батайск, Ростов-на-Дону.
В дороге кто-то распустил слух, что, мол, русские танки уже у Батайска. Слава богу, это оказались только слухи.
Миновав Таганрог, мы повернули на Харьков.
Поскольку все госпитали в крупных городах были переполнены, мы опять повернули на Днепропетровск.
Наши попутчики (вши).
Несмотря на то что в Пятигорске нас переодели в чистое белье, уже несколько дней спустя у нас завелись вши.
В особенности осложняет дело то, что я практически не могу двигать раненой левой рукой.
Но когда, невзирая ни на что, все же предпринимаю попытки избавиться от вшей, то уничтожаю до 50 насекомых, правда, легче от этого не становится.
Эта дрянь размножается просто бешеными темпами. Труднее всего бывает выдержать этот зуд бессонными ночами.
Стоит сунуть руку за пазуху, и ты обязательно поймаешь очередную вошь. А они везде: на белье, на одеялах.
Врачебный уход.
На долгих остановках обычно появляются санитары. Чувствую, что рана под повязкой нагноилась.
Так как у санитаров не всегда при себе перевязочный материал, мне за все дни поездки ни разу не делали перевязку.
Развлечения.
В начале поездки на каждый вагон выдали по нескольку книг. Так что хоть как-то можно было отвлечься. Но мы разместились в углу вагона, где слишком темно, чтобы читать, и мне иногда приходилось вставать и садиться на свободную скамейку у печки.
Но долго у раскаленной печки не высидишь — жарко. Мы даже вагонную дверь постоянно оставляли приоткрытой.
