– Спасибо, Джемма.
Вопрос о возможности вечного пребывания тут витал в воздухе…
– Теперь настала очередь Ардальона.
Лицо этого мужчины отражало непонимание своего нахождения здесь. Поначалу было видно, что ему даже нравится, что есть слушатели, не способные прервать его повествование, сопровождая его сочувствием и пониманием, но, видимо «перерывы между собраниями» наложили определенную тень на его представление о происходящем…
В холодных долгих зимах нет ничего прекрасного, вопреки всем стихотворным творениям, описывающим белые равнины и валящий снег.
В таких нечеловеческих условиях мне довелось провести двадцать лет своей жизни, которые могли бы быть отличными, если бы не развод родителей и мои проблемы с девушками. Мать растила меня одна, работая как лошадь. Я же мечтал вырваться с севера и рвануть в столицу, покорив ее своим талантом барабанщика. Научившись в пятнадцать лет играть на установке самостоятельно, я надеялся быть замеченным главным образом молодыми особами, с которыми у меня дела обстояли не очень, так как я безумно стеснялся своего непривлекательного тела. Пока сверстники пропадали в подвалах, качая мускулатуру, я был вынужден корпеть над уроками, которые мне были совершенно неинтересны, от чего все старания сводились к нулю, по-прежнему оставляя мой дневник испещренным не самыми лучшими отметками. Полгода усердных выпрашиваний у матери в подарок на пятнадцатый день рождения барабанной установки возымели результат, и я стал терроризировать соседей, пока мама пропадала на работе, выбиваясь из сил.
Закончив, наконец-то, школу, в институт поступать я не собирался, а стал искать способы выбраться в Москву. Мама говорила: «Даня, Даня! Куда же ты поедешь один? Где ты будешь жить и на что?» Но меня мало волновали ее присказки, и я решился на переезд. Собрав вещи, сел на поезд и укатил вперед к своей мечте. Проблемы с армией разрешились просто с маминой помощью. В подробности я не вдавался.
Первое время было весело ходить по клубам и знакомиться с новыми людьми. Так я нашел себе группу, в которую меня с удовольствием взяли. Мы выступали по кабакам, зарабатывая на хлеб. Меня мало интересовали вокальные данные нашего солиста или одаренность остальных музыкантов, главным были мои соло и возможность самовыражения.
У нас стали появляться поклонницы, которые не обращали внимания на мои внешние недостатки, будучи готовыми сразу прыгнуть в постель, чем я благополучно пользовался. Я видел первые шаги на пути к славе и верил, что это только начало. Конечно, прибыли не хватало, чтобы снимать нормальную квартиру в центре, откуда было удобно добираться до репетиционной базы, поэтому мама высылала мне кое-какие деньги. Спустя примерно полгода удачных выступлений, наш солист решил, что пора выходить на новый уровень и стал искать продюсера, записываясь на всевозможные прослушивания, что меня безумно выматывало. После нескольких подобных рейдов я заявил, что больше не собираюсь этого делать. Ведь мы веселились, срывая овации, а теперь должны выставляться перед толстыми дяденьками, которые нам совершенно не желают аплодировать, лишь находя недостатки. Парни возмутились, сказав, что лучше бы я работал над своей техникой и прислушивался к советам этих толстяков, а не жаловался на тяготы судьбы. Тогда я ушел из группы.
Стало совсем не весело. Искать новую группу сил не было: снова ходить туда-сюда, знакомиться, налаживать отношения… Я просто засел дома на пару месяцев, глуша свою тоску в вине. Приближалось лето и мой двадцать первый день рождения, на который я пожелал получить от матери в подарок поездку в теплые края. Там я отлично провел время и, вернувшись, жил лишь воспоминаниями об этом прекрасном отдыхе, мечтая, чтобы быстрее снова куда-нибудь съездить.
Вскоре так случилось, что меня пригласили играть в новую группу, но мне совершенно не понравилось с этими ребятами, поэтому вскоре я расстался и с ними. Мама стала говорить, чтобы я возвращался обратно, если у меня ничего не получается, или, по крайней мере, нашел бы работу. Я не хотел отказываться от мечты о сцене, а поиск обычной работы для меня значил именно это. Возвращаться желания тоже не было.
В течение примерно года я попробовал сыграться еще с парой групп, но одной почему-то не подошел, а другая очень быстро распалась, так как тамошний солист счел себя более талантливым и стал продвигаться на олимп славы, оставив остальных позади.
Вскоре мать заявила, что не собирается меня больше спонсировать, если я хотя бы не попытаюсь обеспечить себя сам. Она договорилась через каких-то знакомых, чтобы меня взяли охранником в одну кантору. Работка была непыльная, но скучная до ужаса. Другой я не искал, понимая, что придется вкалывать, как проклятый за копейки, а нормального места найти невозможно, не имея хороших связей.
Как-то раз я заглянул в местный бар выпить после работы. Там я увидел симпатичную девушку, но познакомиться стеснялся. Я видел, что она и так и так посылает мне сигналы, но я не решился подойти. На следующий день я снова туда зашел, в надежде вновь встретиться. Но ошибся. Тогда я стал завсегдатаем этой забегаловки, продолжая ждать появления незнакомки. И она, все-таки, появилась. Я долго настраивался, что подойду к ней, но страх вновь сковал меня. Вдруг к девушке сел за столик какой-то парень, которого я мог наблюдать только со спины. Я похолодел, поняв, что, видимо, упустил свой шанс. Делая вид, что мне нет до нее никакого дела, я украдкой поглядывал. И каково же было мое удивление, когда я узнал в ее кавалере своего начальника. Конечно, у него есть все: деньги, хорошая работа, а теперь ему еще достается девушка, о которой я мечтал столько времени. Через год он заявил, что женится…
Я очень устал от таких подножек судьбы, а нелюбимая работа добивала меня окончательно своей унылостью и безнадежностью.
Как то раз я познакомился с другой девушкой. Мы стали встречаться, и, казалось, она меня понимала. Спустя пару лет мы поженились и завели детей. Все шло своим чередом. Она говорила, что любит. Но, с каждым разом ее недовольство мной все росло и росло. Она твердила, что я неблагодарный, что ни к чему не стремлюсь, что должен найти новую работу, если эта так не устраивает, и я беспокоюсь из-за безденежья, и, наконец, прекратить клясть судьбу. Ее стали раздражать мои воспоминания о временах, когда я был счастлив, играя в группе.
Спустя еще пару лет, она ушла, прихватив детей. Я попросил ее дать мне с ними общаться, но она сказала, что я ни на что не способен, что не могу им ничего дать, выскочила замуж за какого-то щеголя и больше не появлялась. Я понял, что моя жизнь кончена.
Постоянно вспоминал время, когда мы были вместе. Старался понять, почему она ушла, но так и не смог. Поначалу пытался заглушить боль, меняя одноразовых партнерш, но это не возымело результата. Я думал… и думал… Вспоминал… Там было лучше, а настоящее меня отвращало кучей проблем, недостатков, неудовлетворенности и сложностей… Каждый день для меня стал каторгой, помогали лишь воспоминания о тех временах, хотя и причиняли боль, одновременно делая существование адом… Возможно, периодически появлялись какие-то стремления что-то изменить к лучшему, была надежда… Но потом я опустил руки, мне перестало быть интересно жить совсем… Я не мог понять, за что мне все это? Почему именно со мной происходят такие вещи? Ведь есть же люди, у которых все хорошо… Почему у меня не так? Было жутко обидно за себя, свою судьбу и не сложившуюся жизнь… Хуже было некуда…
Вскоре я покинул Москву и вернулся в родной город, обратно к маме. Она нашла мне там работу через знакомых такого же типа, что и раньше… Когда через год ее не стало, я ушел в запой, поняв, как скверно жить… По-крайней мере мне…
Из запоя меня вывел случай: напившись до чертиков, я заснул в сугробе. Вследствие обморожения пришлось ампутировать ноги. Я осознал, что жизнь ко мне несправедлива…
Даже начисляя пенсию по инвалидности, меня обманули, занизив ее на двести рублей… Большинство знакомых, мне говорили, что это так нельзя оставлять. Будто все так просто! Государство ездило на нас всю жизнь, и теперь продолжало нами пользоваться, хотя должны были обеспечивать нас после всего, что мы для них делали. Так что разбираться с оным обманом я не стал, понимая, что это ни к чему не приведет…
Порой мы смотрели на своих «соседей», прекрасно понимая, за что они сюда попали. Хотелось ткнуть в их недостатки и ошибки. Но сами мучились, не понимая, в чем наша вина, или оправдывали свои действия, пытаясь доказать, что все они были правомерными. Не перед кем-то… Перед самими собой…
Наверное, все пытались разглядеть отсутствие или присутствие нижних конечностей рассказчика после упоминания об их ампутации, но тьма, не тронувшая лишь лица, не позволяла этого осуществить.
