Подумаешь, две-три царапины! Все равно этот… противный, мерзкий, лощеный тип уже видел ее фингал под глазом!
Таня жевала второе яблоко, удобно устроившись на подоконнике, и без всякого интереса смотрела на машинный поток внизу. Время тянулось удивительно медленно, заняться было нечем, в кабинет пока не приглашали, и Таня лениво размышляла о Саулешке.
Она и жалела подругу, и злилась на нее: ну что за несовременное, прямо-таки ископаемое чучелко? Двадцать четыре года, а ведет себя…
Таня негодующе фыркнула: девчонки в четырнадцать больше похожи на женщин, чем глупая Саулешка в свои двадцать четыре. Они красятся, стараются модно одеваться, учатся кокетничать, нравиться парням, а Сауле…
Саулешка и не знает толком, что такое зеркало! Если и подходит к нему, то хорошо на минуту, взмахнуть несколько раз расческой. Ни хитрости в ней женской, ни лукавства, ни осознанного интереса к себе или мужчинам. Одни акварельные краски на уме да книжки дурацкие!
Динамик на столе сыто заурчал, и Таня вздрогнула. Ненавистный голос насмешливо пропел:
— Прошу минут через пять принести чай и кофе!
— Ага — спешу и падаю, — огрызнулась Таня с подоконника.
Неохотно сползла с него и включила чайник. Критически осмотрела поднос, приготовленный Сауле, и поменяла местами блюдца с тонко нарезанным сыром и печеньем.
Подошла к зеркалу и снова скривилась: ну и физиономия! Сняла очки и мстительно фыркнула: чего ради в них маяться? Все равно царапины на виду — крем-то стерла со щеки! — синяк как раз «до кучи». Пусть этот холеный тип оправдывается перед гостями, ей-то что?
Таня криво улыбнулась: вдруг подумают — его рук дело? Она несчастная, затюканная девушка, а он — настоящий монстр, скрывающий свой страшный оскал под маской респектабельного гражданина.
Таня подмигнула себе: а что, классно придумано! И слова-то какие на ум идут: «страшный оскал», «респектабельный гражданин»… Может, ее призвание журналистика, раз газетные штампы на язык просятся?
Динамик снова захрипел, Векшегонов вкрадчиво поинтересовался:
— Вы о нас не забыли?
— О тебе забудешь! — проворчала Таня и прошлась щеткой по волосам.
Поднос показался тяжеловатым, и Таня сочувственно подумала, что хрупкой Саулешке удержать его будет еще труднее.
Чтобы открыть дверь, поднос пришлось поставить на стол. Проклиная все на свете, Таня, опасно балансируя на высоких каблуках, вплыла в кабинет. Поймала на себе изумленные взгляды двух незнакомых мужчин, оторопелый — Женькин, смеющийся — ну и зараза же! — Векшегонова, и слащаво пропела-протянула:
— Добрый день! А я вам чай принесла! Или кофе, это как пожелаете…
Пожилой полный мужчина раскашлялся, прикрывая лицо белоснежным носовым платком. Второй — смуглый и горбоносый — в открытую рассматривал Танины синяки и царапины, его темные глаза показались Тане откровенно недоумевающими. Женька, братец дальноюродный, изо всех сил делал невозмутимое лицо. Векшегонов бессовестно веселился, Таня едва удержалась, не опустила тяжелый поднос ему на голову, поставила на стол.
Она разлила чай, от кофе все почему-то дружно отказались, широко улыбнулась растерянным гостям и пошла в приемную. Закрывая дверь, услышала безмятежный голос Векшегонова, и ее затрясло от злости.
Саулешкин шеф заговорщицки сообщил клиентам:
— Девочка у меня спортсменка, только что после соревнований, так что сами понимаете…
— О-о, — уважительно протянул полный.
— Такой синяк, царапины, ай-ай-ай, — покачал головой смуглый.
Братец дальноюродный хрипло раскашлялся, подавившись чаем.
— Бои без правил, что вы хотите. — Векшегонов усмехнулся. — Моя девочка обожает драться…
— Это ты о платных боях? — изумленно спросил Женька. — На ринге, в грязи, полуголыми?!
— Ну… не обязательно платных, — хмыкнул Векшегонов и нагло подмигнул потрясенной его коварством Тане, она как раз обернулась. — Я как-то наблюдал и за бесплатным представлением: девочка своему противнику так щиколотку каблучком обработала, любо-дорого посмотреть…
Женька побледнел и украдкой показал Тане кулак. Он не сомневался, сумасшедшая сестрица — никаких тормозов! — свое опасное увлечение от родителей скрывает.
Гости восторженно загомонили, так называемые «бои без правил» они видели только по телевизору. Бессовестный Векшегонов сочувствовал изо всех сил: опоздали, мол, ничего не попишешь, сезон закрыт до следующей зимы. Вот если они встретятся за этим столом поздней осенью…
Таня с силой захлопнула за собой дверь и горячим шепотом высказала все, что думала о Векшегонове.
Жаль, он не слышал!
Колыванов быстро выпил свою чашку чая и извинился перед гостями: ему нужно выйти. Неожиданная встреча с сестрой — он и не знал, что Татьяна дружит с Вероникой, — вдруг показалась знаком свыше.
Он давно хотел поговорить с ней о разводе, так почему не сейчас? Не то чтобы Колыванов собирался прямо завтра бежать расписываться с маленькой уборщицей, он вообще не будет спешить с браком, дурное дело нехитрое, всегда успеется, но…
Он не женат, и точка.
Пусть документы соответствуют факту.
Фиктивный брак исчерпал себя!
Колыванов нашел взглядом Татьяну и невольно улыбнулся: снова на подоконнике, как всегда. Любимое место с раннего детства, Танины родители проиграли войну, едва начав, девчонка умела настоять на своем.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — добродушно сказал он.
— Секретарша к зубному помчалась с острой болью, — хмуро бросила Таня, по-прежнему глядя на поток машин внизу, — уговорила подменить.
— Не думал, что ты дружишь с Вероникой…
— А я и не дружу!
— Ну да: постель — не повод для знакомства…
— У вас у всех одно на уме!
— Вовсе нет…
— И шутки у тебя дурацкие, даже пошлые!
— Послушай, я не хочу с тобой ссориться…
— Собираешься мирно разобраться: сколько мне платят за синяки и в курсе ли мамочка?
— Тебе не пять лет, чтобы я вмешивался в твою личную жизнь…
— Что, серьезно не с этим пришел?!
Девушка наконец обернулась к брату, и Колыванов нервно сглотнул: солнечный свет безжалостно высветил все кровоподтеки, в затененном кабинете Танино лицо производило менее шокирующее впечатление.
— Нет, мне, понятно, любопытно, кто это тебя так отделал, — Колыванов осторожно дотронулся до ссадины на подбородке, — но лезть с допросом… не буду.
— Тогда чего ради удрал с совещания? — примирительно проворчала Таня. — Не успел пересчитать мои царапины, слишком быстро сбежала?
— Как вы любите переводить разговор на себя!
— Мы — это, естественно, женщины?
— Угадала.
— Хочешь сказать — у тебя ко мне дело?
— Снова угадала.
— И какое?
Таня пошлепала рукой по подоконнику, и Колыванов послушно сел рядом, он не собирался спорить с Татьяной по пустякам. С ней вообще лучше не спорить.
Колыванов улыбнулся в настороженно поблескивающий серо-голубой глаз — второй было не разглядеть, настолько распухла щека, — и коротко сказал:
— Развод.
— Чей?!
— Мой, конечно. Тот, что ты обещала оформить по первому требованию.
Таня по-детски приоткрыла рот. Колыванов невольно хохотнул: здоровый глаз стал совершенно круглым, и синевы в нем прибавилось.
— Ах, то-от… — пробормотала Таня. — На Нинке, значит, женишься…
— Ошибка.
Таня смотрела непонимающе. Колыванов любезно пояснил:
— С Ниной мы расстались.
— Тогда… зачем?
— Какая тебе разница?
— Ну… — замялась Таня, с любопытством изучая излишне невозмутимую физиономию брага. И потрясенно воскликнула: — Ты влюбился в другую?!
— Допустим. И что?
— Да нет, ничего. Твое дело. Просто вы так долго встречались с Нинкой, я думала…
— И напрасно!
— Что — напрасно?
— Думала! Думать вообще вредно, разве не знаешь?
Таня показала брату кулак, чтоб не забывался, и почему-то шепотом поинтересовалась:
— И кто она?
— Ты о ком?
— О девчонке, на которой женишься.
— О женитьбе речь не идет, — хмыкнул Колыванов. — Я говорил лишь о разводе.
— Да ладно тебе, — отмахнулась Таня. — Лучше скажи: она красавица? Красивее Нинки, да?
— Почему обязательно красавица? — поморщился Колыванов. И с неожиданным сарказмом воскликнул: — Может, наоборот — я нашел наконец свою Золушку? Работницу, так сказать, тряпки и швабры. Маленькую, тощенькую и пугливую. Да, и еще — в очках!
— Так я тебе и поверила, — рассердилась Таня. — Это после Нинки?!
— Ага. — Колыванов обреченно уронил голову на грудь. — Именно после нее.
Таня негодующе фыркнула. Колыванов состроил печальную рожицу и шепотом признался:
— У меня, детка, аллергия, представляешь?
