– Меня все еще шатает, – призналась Этери. – То вроде ничего, то опять накатывает. Начинаю думать: зачем мне это надо?
– Еще слишком мало времени прошло, – примирительно заметила Катя. – Ты все еще идешь галсами. Кидает то вправо, то влево.
– Я ж говорю: шатает.
– Но домик мы отделали классно, – продолжала Катя.
– Мы? – насмешливо переспросила Этери. – Это все ты.
– А старое золото с авокадо кто придумал? Пушкин? – бросилась Катя на защиту авторских прав подруги. – А ореховый холл? А…
– А все остальное – ты, – вставила Этери.
Она и сама занималась дизайном, но Катя была в этом смысле просто кудесницей. Пестрые вышитые подушки, разбросанные по дивану в живописном беспорядке, или как бы случайно забытое на нем лоскутное одеяло ручной работы, причудливо изогнутое растение в горшке, грамотно повешенная и хорошо подсвеченная картина, оригинальный светильник, красивая напольная ваза с чем-то изысканным и декадентски поникшим буквально преображали помещение, придавая застывшему интерьеру живость и динамизм, неповторимое индивидуальное выражение.
Катя велела Герману привезти Этери с Урала такой же инкрустированный столик с музыкой, какой он когда-то подарил ей. Он привез. Он же не самоубийца – любимой жене отказывать, да еще готовящейся подарить ему второго ребенка! Поехал в командировку, нашел и привез.
К тому же он искренне привязался к Этери. Она не волновала его как женщина, но была умна, остра на язык, а главное, она любила Катю. Катя рассказала ему, как Этери прятала ее от мужа-мошенника и отдавала за нее долги, как ездила в редакцию журнала за макетом, чтобы Кате не ездить самой, поддерживала, утешала, помогала чем могла. И теперь ему была приятна эта платоническая дружба с умной, обаятельной, интересной в общении женщиной, – дружба, не отягощенная сексуальным влечением, секретами и недомолвками. Таких отношений он бы не допустил. Ни с кем и никогда.
К католическому Рождеству ремонт был закончен.
Этери еще многое предстояло успеть, у нее были грандиозные планы, но первым делом она отправилась в приют «Не верь, не бойся, не прощай» за Марьей Гурьяновой и Дарьей Веденеевой.
У обеих женщин вещей было мало, у Дарьи вообще только то, что на ней, да и это ей выдали в приюте. Она бежала от мужа-детоубийцы прошедшей весной, а тут конец декабря!
Этери повезла Дарью и Марью в магазины, велела купить одежду и обувь себе и маленькой Анечке.
– Покупайте на сейчас, а весной мы еще разок съездим. Да нет, мы еще не раз съездим, малышка же растет!
Этери нарочно привезла их в универмаг среднего класса, но Марья и Дарья были подавлены богатством магазина и не знали, что выбрать. Марье к тому же все было мало.
– Ничего, заедем в магазин больших размеров, – утешила ее Этери. – А вы, Даша, выберите себе что-нибудь.
– Я не знаю… А можно нам в секонд-хенд заехать? Мы в приюте покупали в секонд-хенде, где на вес продают.
– Не нужно, – мягко отказалась Этери. – У вас теперь будет хорошая зарплата, можете себе позволить что захотите. А сейчас я все оплачу, считайте, что это подъемные.
Дарья с трудом, да и то под нажимом Этери, выбрала себе пару юбок с блузками и свитерами, платье, халат, белье, теплое пальто-пуховик, зимние сапоги, туфли, домашние тапочки. И рабочий трикотажный костюм, чтоб удобно было убирать. Этери уговорила ее взять еще один, на смену. Потом заехали в магазин больших размеров и точно так же приодели Марью.
– А теперь едем в детский магазин Анечке приданое покупать.
Анечке было уже больше полутора лет, но она явно отставала в развитии, только-только начала самостоятельно ковылять. Этери вспомнила, как Евгения Никоновна говорила, что муж ударил Марью, когда она держала дочку на руках, и девочка пострадала. Присмотрелась к ней. Никаких синяков и ушибов не видно, но малышка пуглива, жмется к матери, чуть что – принимается плакать. А Марья явно боится, что с капризным ребенком ее на работу не возьмут. «Надо будет врачу показать», – подумала Этери, а вслух сказала:
– Поехали.
Они накупили Анечке одежек и игрушек, купили кроватку, на Рублевку вернулись уже к вечеру. Этери поймала себя на мысли, что подсознательно чего-то ждет. То ли скандальной соседки, то ли журналистов… То ли потопа, то ли пожара… Все миновало и кануло, а она все ждала. «Дура!» – выругала она себя.
Марья и Дарья оробели при виде ее царских хором.
– Ничего, вы привыкнете, – успокоила их Этери. – Еще ругаться будете: тут работы невпроворот.
Зацокали коготки, и в холл вплыли два лохматых острова.
– Ой, какие большие! – ахнула Дарья. – Сколько ж они едят?
– Объедаться мы им не даем, – весело ответила Этери, – но при такой массе едят, конечно, немало.
– А не закусают? – опасливо спросила Марья, подхватывая на руки Анечку.
Анечка при виде собак яростно заревела и уткнулась лицом в шею матери.
«Сейчас темно сделаю», – говорил Никушка, когда был маленьким. При виде опасности он закрывал глаза и точно так же прятал лицо на плече или в коленях у матери, надеясь, что, раз он не видит, опасность тоже его не заметит.
– Не бойтесь, – успокоила Этери Марью. – У меня же дети, думаете, я стала бы держать кусачих собак? Они только на морду страшные, а на самом деле добрые. Погладьте их. И никогда не показывайте собакам, что вы их боитесь. Леди, лапу!
Леди вежливо подала лапу Марье, та осторожно пожала ее, другой рукой удерживая плачущую дочку.
– Ой, а шерсть какая мягкая, – удивилась она, погладив Леди по голове.
– Мои сыновья на них верхом катались, когда были поменьше, – продолжала Этери. – Посадите Анечку. Ей понравится, вот увидите.
– Нет, лучше не надо, – отказалась Марья. – Они еще разозлятся…
– Ньюфы никогда не злятся на детей. Лучшей няньки во всем мире не найти. Их специально такими выращивали, отбирали… Попробуйте.
Приговаривая «Чи-чи-чи-чи-чи… Чи-чи-чи-чи-чи…», Марья усадила дочку верхом на Лорда. Девочка испуганно вцепилась пальчиками в густую черную шерсть, но плакать перестала. А Лорд как ни в чем не бывало потрусил по громадному холлу.
И Анечка засмеялась. Может быть, впервые в жизни.
– Можете так кататься хоть каждый день. Это полезно, – добавила Этери. – Лорд, ко мне!
Черный великан послушно подбежал к ней.
– А не больно ему? – забеспокоилась Марья, стараясь разжать пальцы дочери.
– У него шерсть густая, такими пальчиками и до подшерстка не добраться, не то что до кожи. И потом, ньюфы очень терпеливые. Что с ними ни делай, все равно не укусят. Ньюф органически не способен укусить человека.
– Как ты их называешь, я не пойму?
– Порода называется «ньюфаундленд». Это остров такой в Канаде, ну и собак так назвали. А для краткости – ньюф. Вот это – Лорд, а вот Леди. Между прочим, мать и сын. Только он ее уже перерос. Когда родился – у меня фотографии есть, я вам потом как-нибудь покажу, – был похож на большой баклажан. На ладони у меня лежал. А теперь вот вымахал – больше матери. А вот и мои сыновья.
