Однажды в свой день Этери вошла в переулок и издалека увидела, что одна из отделанных гранитом фасеток разбита, из стены словно вырван клок. Она ворвалась внутрь (охрана уже знала ее, пропускала беспрепятственно) и стрелой взлетела на второй этаж. Постучала в кабинет Евгении Никоновны и, не дожидаясь ответа, вошла.
Евгения Никоновна говорила по телефону и сделала Этери знак присесть и подождать. Пришлось сесть. По телефону, догадалась Этери, Евгения Никоновна говорила как раз о стене.
– Вы прекрасно знаете, кто это сделал. Прекрасно знаете зачем… Нашли бы, если бы захотели… Я что, должна делать за вас вашу работу? Вы даже заявления не приняли!.. Это бесполезный разговор, я не желаю терять время… Конечно, я буду жаловаться! Можете даже не сомневаться!
Она, не прощаясь, отключила связь и на мгновение опустила голову на руки. Этери тактично молчала. Впервые она видела эту сильную, всегда сдержанную и владеющую собой женщину в минуту слабости. Наконец Евгения Никоновна подняла голову и еле заметно улыбнулась ей.
– Кто это сделал? – спросила Этери. – Кто повредил стену?
– Кто конкретно – не знаю, но догадываюсь, кто за этим стоит. На наше здание претендует очень влиятельный человек. – Она назвала фамилию известного кинодеятеля, прозванного в обществе Снегоочистителем. Когда-то – Этери знала об этом по рассказам отца и деда – так называли скульптора Вучетича: используя административный ресурс, он загребал себе все государственные заказы на монументальную скульптуру. Теперь прозвище перешло к деятелю, занимавшемуся тем же самым в кино. – Он хочет построить здесь Дом приемов.
– На месте этого дома? – ахнула Этери. – Но это же совершенно невозможно! Это дом с ризалитами! Памятник архитектуры!
– Ему все можно, – горестно покачала головой Евгения Никоновна. – Он любые двери ногами открывает.
Этери много чего могла бы рассказать об этом человеке. Он всегда оставался при власти, сделал из этого профессию. Поддерживал самых разных людей – от митрополита-чекиста Питирима до коммуниста-демократа Руцкого. Как только Руцкой лишился власти, Снегоочиститель его кинул и переключился на премьера Черномырдина, даже баллотировался в депутаты от партии «Наш дом – Россия», но заседать в Думе не стал, ему это было неинтересно. Сыграл роль паровоза и отвалил на запасной путь. В Думу вместо него прошел кто-то совершенно безвестный.
Потом Снегоочиститель с такой же легкостью перешел от Черномырдина к Березовскому, стал его доверенным лицом на выборах, ездил в Карачаево-Черкесию, от всего сердца агитировал за кандидата. И столь же благополучно перекочевал от Березовского, когда тот вышел из фавора и вынужден был бежать на границу, к новой власти. Прилип к ней намертво.
Эта фантастическая непотопляемость, считала Этери, помимо его собственной наглости, беспринципности и бесстыдства, строилась на полном беспамятстве российского обывателя, у которого в голове ничего не держится, все выветривается через секунду. Пожалуй, на примере этого человека как нельзя лучше можно было объяснять выражение «оболваненные телевизором».
Этери была с ним знакома, но давно уже не кланялась, старалась не бывать там, где он бывал, и никогда не приглашала его на свои вернисажи. Отцу пригрозила, что если он будет знаться со Снегоочистителем, она с ним рассорится, как дедушка когда-то. Угроза подействовала.
Но сейчас она сидела и думала, как остановить Снегоочистителя. Надо найти какой-то подход…
– Расскажите мне все по порядку, – попросила Этери.
– Это началось еще в прошлом году, – заговорила Евгения Никоновна. – Вдруг пришла бумага из префектуры, что дом в аварийном состоянии и нам предлагается на время переехать. За МКАД, – добавила она с горечью. – Я им позвонила… ну, дозвониться им невозможно, пришлось идти туда с этой бумагой. Говорю: вы же понимаете, что наши женщины не доберутся за Кольцевую дорогу? Отводят глаза, экают, бекают, мекают… Я сразу почуяла недоброе. Из чего, спрашиваю, это видно, что дом в аварийном состоянии? Оказывается, какая-то комиссия – мы ее тут в глаза не видели! – это признала. Что, спрашиваю, на расстоянии? Отвечают, что у них есть норматив: по истечении такого-то срока дом признается аварийным. Я сказала, что никуда не уеду, пусть приходят и делают осмотр на месте. Пусть покажут мне, в чем оно заключается, это аварийное состояние. Но никто так и не пришел. Вы же видите, у нас все отремонтировано, пожарная безопасность на высоте…
Этери кивнула. Уж в чем в чем, а в пожарной безопасности она была докой.
– Я уж думала, вроде отбилась, – продолжила рассказ Евгения Никоновна. – Но нет, уже после Нового года пришла другая бумага, из Росохранкультуры. Нам предлагают освободить дом, потому что на него претендует другая организация. В Росохранкультуру я тоже ездила… Наверно, я сделала ужасную глупость, – заговорила она уже другим тоном. – Мне предлагали оформить дом в собственность, а я отказалась. Мне казалось, что так будет правильно: пусть дом принадлежит государству, а мы будем только жильцами…
– Не корите себя, – ласково остановила ее Этери. – Раз уж Снегоочиститель положил глаз на этот дом, он найдет предлог. Но я не понимаю… Тут довольно мало места, где он тут развернется со своим Домом приемов?
– Он хочет снести и соседний дом, тот, что в переулок выходит, кстати, тоже охраняемый, и те доходные дома, что в глубине стоят.
Этери ушам своим не верила. Снести целый старинный квартал ради… Ради чего? Ради еще одной стеклянной кубышки?
– По-моему, новый мэр обещал, что больше не даст уродовать исторический центр, – заметила она.
– Ну вы же знаете этого человека, – тяжело вздохнула Евгения Никоновна. – Что ему какой-то мэр, когда он с самим премьером вась-вась? Сейчас он старается натравить на нас жителей окрестных домов. Кто-то ходил по квартирам с жалобой, что они не хотят жить рядом с нами, от нас слишком много беспокойства. Это, мол, непедагогично: их дети гуляют во дворе, приходят из школы, а рядом женщины с побитыми лицами. Детей, дескать, это травмирует. Многие подписали. У нас и правда бывает шумно, когда мужья приходят скандалить, но это так редко…
– Простите, – перебила Этери, – а жители окрестных домов знают, что их он тоже собирается выселять?
– Нет, они не знали. – Евгения Никоновна устало улыбнулась. – Я им открыла глаза, и они отозвали жалобу, но в префектуре и в Росохранкультуре она до сих пор считается как бы действующей. Меня еще попрекали, что я панику сею! Насколько я поняла, план был таков: снести сначала наш дом, а потом уж поставить жильцов перед фактом, что их дома тоже будут сносить. А я их спугнула, переполошила, теперь они уже не на меня, а на нашу управу жалобы пишут.
