— Давай лучше посмотрим вот это, — я протянул ей кассету, на которой стояло «Май, девочка. 2002». — Мне почему-то кажется, что это то самое…
Предчувствия меня не обманули. Это была предварительная съемка, превратившаяся потом в пленку, попавшую ко мне еще во Львове. На ней была видна профессорская квартира, мелькала Регинка, ставящая мою Светку в нужной позе у занавешенной темной тканью стены, и явственно слышался голос Добрякова, отдававшего им распоряжения. Я был вне себя. Единственное, что как-то мирило меня с происходящим, было их обращение со Светкой. На девочку не кричали, ее не обижали, а вели себя так, словно предлагают ей интересную игру, и дочка, судя по всему, чувствовала себя неплохо.
— Ну, хоть с дочкой твоей все в порядке, видишь? — попыталась утешить меня Жанна.
— Было в порядке. Во Львове… — проговорил я. Страшная догадка посетила нас обоих одновременно.
— Ты хочешь сказать, что… — начала Ежиха.
Но я не хотел ничего говорить. Ответа на вопрос, для чего нужно было подменять Светку Ликой, у меня пока не было. Вернее, был, но я отдал бы все на свете, чтобы он оказался ошибочным.
Глава 12 Д ве вдовы
Следующий день начался с похорон. Я приехал прямо на кладбище в «Востряково» и какое-то время дожидался «моих», высматривая в толпе скорбящих безутешную вдову со стрижкой «а-ля ежик». Народу проводить Толстяка явилось, как ни странно, довольно много, но среди них не было никого, кто мог бы меня заинтересовать.
Я старался держаться в стороне: надо было присмотреться к знакомым Добрякова, самому особо не бросаясь в глаза — среди пришедших могли быть те, кто входил в шайку похитителей и знал меня? лицо. Я был в черных очках — это все, что я мог себе позволить для конспирации.
Жанна в элегантном черном брючном костюме и даже в шляпке прибыла в сопровождении двух мужчин — низкорослого и полного, чем-то похожего на покойного, только постарше, и молодого, высокого и мускулистого, бритого налысо и с квадратным подбородком. Первый, очевидно, был брат усопшего, о том, кто был второй, я и гадать не стал.
Ежиха нашла меня взглядом, я подошел поздороваться. Она протянула мне руку в кружевной черной перчатке:
— Гера, я рада вас видеть. Познакомьтесь, это Борис, брат моего мужа, а это, — она стрельнула глазами в качка, — Николай, наш похоронный агент.
Мужчины пожали мне руку, извинились и поспешили в здание крематория. Мы с Ежихой остались наедине.
— Ты как? — тихо спросил я.
Она пожала плечами, оглянулась вокруг, показала на горло и призналась вполголоса:
— У меня этот маскарад уже во где! Скорее бы все это закончилось…
— Потерпи… — посочувствовал я.
— А ты как? Узнал что-нибудь про дочку?
Я отрицательно покачал головой. Тут к вдове подошли две какие-то пожилые женщины, и я счел лучшим ретироваться.
Ожидание было долгим и томительным. Я стоял в стороне и уже жалел, что пришел сюда. Наконец, нас всех пригласили в ритуальный зал — прощаться.
Хоронили Добрякова в закрытом гробу — видимо, последствия аварии оказались значительными. И меня, честно говоря, этот факт только порадовал. Никакого удовольствия от лицезрения «трупа врага», столь часто упоминаемого в классической литературе, я бы не получил.
Когда распорядительница похорон визгливым голосом поинтересовалась, не хочет ли кто-нибудь сказать несколько слов о покойном, от входа раздался торопливый стук каблучков. Кто-то из следящих за модой женщин опаздывал на церемонию. Я посмотрел в ту сторону и даже не удивился, увидев змею-Регину.
Она была в узком черном платье, рыжие густые волосы убраны под черный тонкий шарф. «Прямо, как вторая вдова», — отметил я про себя. Регинка, ни на кого не глядя, подошла к гробу и встала в изголовье. Жанна, стоявшая точно напротив нее по другую сторону, смерила рыжую недоуменным взглядом, но та даже внимания на нее не обратила, потупила взор и застыла, прижимая к груди букет темно-красных, почти черных роз.
Начался ритуал прощания. Сначала вышел вперед брат Добрякова и долго говорил о том, каким хорошим человеком был Миша, потом его место занял какой-то телевизионщик с монологом, повествующим, какого замечательного сотрудника они потеряли, потом кто-то из женщин заплакал… Меня всего трясло от нетерпения. «Только бы не упустить Регину, только бы не упустить», — повторял я про себя. И даже занял позицию у двери, чтобы не дать этой гадине проскользнуть.
Наконец, скорбные речи, тяжелые вздохи и возложение цветов закончились. Под траурную музыку гроб уехал в открывшуюся в стене нишу. Участники церемонии потянулись к выходу. Жанна, проходя мимо меня, молча сжала мою ладонь и прошествовала дальше. Регинка меня пока не заметила, она так и шла, опустив очи долу.
Ну что же, мне это было только на руку. Я отправился за ней и, улучив момент, подошел сзади, взял ее под локоток и тихо проговорил:
— Как нога, зажила?
Видимо, я так крепко схватил ее, что она вскрикнула, пожалуй, сначала от боли, а уж потом от неожиданности. Она явно не была готова увидеть меня здесь.
— Тише, тише, — я увлек ее в боковую аллейку кладбища. — Идем поговорим.
Регина не сопротивлялась, только испуганно смотрела на меня. Среди всех этих могил, крестов, памятников и искусственных цветов мы смотрелись, должно быть, как в сцене из фильма. Только меня в тот момент меньше всего волновало, как я выгляжу, — я наконец-то мог дать волю распиравшим меня чувствам.
— Где мой ребенок? — я готов был разорвать ее на части.
— Ты с ума сошел! — отвечала она дрожащим голосом. — Я к этому не имею никакого отношения.
— Врешь, — сказал я. — Я тебя сейчас в милицию сдам. Они там тебе быстро докажут, к чему ты имеешь отношение.
— Пусти, больно! — она смахнула мою руку со своей. — Я когда еще тебе говорила идти в милицию, забыл?
— Ты что же, станешь отрицать и что была знакома, — я кивнул в сторону похоронной процессии, — с этим твоим Мишей?
— Не стану! — отрезала она.
— А что была во Львове вместе с ним? И что в львовской квартире, которую вы на пару снимали, обнаружилось платье моей Светки — это что, тоже не доказательство?
— Какое платье? Не знаю никакого платья! — она продолжала отпираться, но было видно, что она растеряна. Я возликовал. Мне хотелось захватить ее врасплох, и, похоже, эта затея удалась.
— А вот такое платье. Голубенькое, с матросским воротником и колокольчиком на капюшоне. Ты его уронила за кресло в спальне, да и забыла.
— Вот черт! — Регинка даже ногой притопнула. — Как же ты туда попал, в ту квартиру?
— А тебя это не касается! Тоже мне, профессорская внучка! Да ты небось до этого и во Львове-то никогда не была! Специально притащилась туда за большими деньгами!
Рыженькая на некоторое время замолчала, сорвала с ближайшего куста веточку и стала обрывать с нее свежие зеленые листочки. Потом переломила пополам оголившийся прутик, отшвырнула его в сторону и подняла на меня глаза. Странно, но она выглядела даже довольной.
— Ты прав, мы действительно притащились, как ты говоришь, во Львов в ожидании больших денег. Но Миши нет, так что эти деньги придется получить мне. И я их получу.
— И не я ли тебе их дам? — я был сражен ее наглостью.
— Ты. Больше некому.
— Вот как? И за что же?
— Ну, ты же хочешь вернуть свою девочку, правда? А значит, заплатишь этот самый миллион, как миленький!
— Ты, ты… — я чуть не бросился на нее.
— Тихо, тихо! Держи себя в руках. Кругом люди, на нас уже смотрят. И уйми свой темперамент, мы сейчас не на диване.
— Я тебя убью! — прошипел я.
— Ты меня и пальцем не тронешь! — отвечала рыжая стерва. — Ведь я твоя последняя надежда спасти дочку, правда? А если с моей головы хоть один золотой волос упадет, тебе ее не видать как своих ушей.
Куда только девались ее растерянность и испуг? Да, похоже, я поторопился торжествовать победу.
— Где моя Светка?
— Так я тебе и сказала!
Я открыл было рот, но тут наше уединение нарушил Борис, брат Добрякова.
— Гера, вот вы где! А я вас по всему кладбищу ищу… Жанна Петровна просила вас разыскать.
Я бросил взгляд на Регину — у меня было желание привязать ее какой-нибудь веревкой покрепче к росшему рядом толстому вязу, чтобы она не сбежала. И она сразу поняла, в чем дело:
— Иди-иди! Я тебя дождусь. Мне сейчас самой невыгодно тебя потерять — надо же обсудить все детали. Иди к вдове, утешь ее, — она нехорошо усмехнулась. — А я тебя подожду у выхода.
Но пока у выхода меня ждала Ежиха. И не одна, в обществе бритоголового похоронного агента.
— Гера, ну куда же вы пропали? — недовольно выговорила мне она. — Так нехорошо, семеро одного не ждут. Вы едете с нами на поминки или нет?
— Жанна, дорогая, — стал оправдываться я. — Извините, но я никак не могу. Так по-дурацки складываются обстоятельства. Простите. Я и на похороны-то выбрался с трудом, пытался как-то сегодня освободиться, но не получилось. Я вам обязательно позвоню.
