Словно само собой пришло решение отдохнуть одной, сгонять таки в Хельсинки самостоятельно. Вернее, с Алькой, которая, конечно, сразу выпытала у меня планы на выходные и напросилась за компанию.
— Ванька все равно дежурит. Заколебал. Никуда с ним толком не можем выбраться. Отпуска жду как манны небесной, — вещала Аля, выбирая нам места на пароме.
Что-то мне это смутно напоминало.
— Ты меня не кинешь опять? — невольно занервничала я.
— Кину?! Прям, Ань. В этот раз все стопудово. Пошляемся, напьемся.
— Угу, лишь бы за борт не пришлось блевать, — мрачно припомнила я Турцию.
— Не боись. Нам так не повезет.
— Очень надеюсь.
Аля забронировала каюту на двоих, решив не экономить. Я очень надеялась, что мне не придется снова ночевать на пароме одной.
Скобелев
Я вышел на задний двор, достал сигарету, прикурил, закашлял с непривычки. Хлопнула дверь позади. Жженов, конечно, не мог оставить меня в покое на час-другой. Ненавижу, когда он со мной в смену попадает.
— Завязывал бы ты с этим дерьмом, Ник Ник, — проговорил он, забирая у меня сигарету.
— Ты вроде не пульмонолог, чтоб лекции читать, — заворчал я, хотя был благодарен другу за принудительное избавление от дыма.
В горле противно першило и удовольствие было сомнительным, как и спокойствие, которое я почему-то пытался получить через старую добрую вредную привычку.
— Ты на пачку глянь и никакие пульмонологи не нужны. Импотенция как побочка, слыхал? Хотя с твоим потрясающе регулярным сексом она обнимет намного скорее, чем из-за курения.
— Боже, Вань, чего тебе надо, а? — вспылил я.
— Надо, чтобы ты не убивался.
— Я не убиваюсь.
— Ага, а покурить просто так вышел.
— Мне тридцать с хером лет. Имею право.
— С хером — это хорошо. Без него все же скучно жить. Серьезно, Коль, ты сделал все, что мог. Она ведь не умерла.
— Ты меня прям утешил сейчас.
— Девочка слишком запустила все. Даже твои волшебные запатентованные стежки крестиком не спасли бы ее трубу.
— Да я знаю, знаю. Просто бесит, когда все идет не по плану, а по пизде.
— Ну ты сам такую спецуху выбрал.
— Твои дежурные шутки невероятно бодрят, — снова отмахнулся я, поведя плечами от холода.
Осень вступала в свои права. Еще было не так промозгло, но в одной форме на улице мягко говоря, не жарко.
— Обращайся, бро, — невозмутимо хмыкнул Джонни. — Вот и брось казнить себя. Лучше Аньке позвони.
— Позвоню, ага. Как-нибудь.
— Как-нибудь? Вы опят что ли посрались? Или она на тебя за волшебную Турцию злится?
— Не напоминай. Не злится вроде. Просто…
— Что?
— Она сказала, что любит меня.
— Это плохо? — Ванька посмотрел на меня как на дурачка.
Ну да, у него все с этим легко.
— Да хорошо вроде, но у меня теперь странное ощущение. Словно я что-то упускаю. Не знаю. Пользуюсь что ли ее чувствами? Это как будто нечестно.
— Нихрена не понял.
— Да я и сам не понимаю, просто… Просто все вдруг стало как-то непросто, хотя мне было круто. До ее признания.
— То есть, ты ее не любишь? У вас просто секс? Скажи ей лучше. А то мало ли, у нее планы. Хотя вроде Анька не из тех, кто будет накручиваться и истерить.
— Мы вроде прошли тот период. Поэтому я и не хочу усложнять. Мне нравится, что все легко и без выноса мозгов, без претензий и обязательств.
— Круто устроился, чувак. Видимо, поэтому она мчит в Хельсинки с Алькой, а не с тобой.
— Что? — Я моментально встрепенулся. — Какие еще Хельсинки?
— Обычные такие, Колян. Которые на пароме.
— С Алей? И ты ее так просто отпустил?
— А что мне делать? Я дежурю, а она уже разок Аньку кинула, когда мы мирились. Кармический долг, так сказать.
— Потрясающе — процедил я сквозь зубы, почему-то сильно расстроившись из-за такого поворота дел.
Понятно, что я изгадил ее отпуск, и мы вроде как не собирались встречаться на этой неделе, но черт подери… Мне бы хотелось быть в курсе ее путешествий. Тем более на чертовом пароме, где вечно бухают фины и очень любят клеиться к нашим девочкам.
— Анька, кстати, в прошлый раз именно на пароме познакомилась с этим своим. Как его? Артемом? Который твою Светку трахал. Вот ведь совпадение. До сих пор не могу поверить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ммм… угу, я тоже, — вяло отозвался я, увязая в негативе еще глубже после этой новости.
Мало мне было не самой удачной операции, теперь еще мысли об Ане не дают покоя. Я старался принять легко ее признание. Что это меняло по сути? Нам было хорошо вместе. Я не хотел ничего иного. Она, кажется, тоже. Но все же какие-то сомнения зародились и не отпускали. Теперь я думал мысль о ее любви, и мне она все больше… нравилась.
Я ответил ей взаимностью как-то на автомате. Само собой вырвалось. На автомате. Как-то не хотелось погружаться в семантику и четкость формулировок. Но сейчас я четко понимал. Да, я люблю ее. И люблю то, что она меня любит.
Мне не нравилось это чувство со Светой. Мы опошлили его взаимной неверностью, упреками, равнодушием. Когда слова превратились в ложь? Я не мог сказать точно. Были ли они истиной до того, как мы стали отдаляться друг от друга?
Но с Аней у меня не было сомнений. Я хотел быть с ней. Хотел жить с ней. Хотел заниматься любовью при любом удобном случае. И неудобном — тоже. Хотел продолжать развращать ее своими затейливыми фантазиями. Хотел блевать с ней в один унитаз. Хотел сделать ее своей, чтобы ни один гребаный Артем не смел усомниться в моих намерениях.
«Решил мне отомстить, Скобелев? Аньку себе забрал. Ну-ну, молодец. Давай», — вспомнил я его слова в день ее выписки.
Он словно проклял мня этим бредом. Я постоянно возвращался к его словам. Они засели в голове ментальной занозой. Правда, я никогда не заморачивался этим рядом с Аней. Я просто хотел ее. Это было сладким помешательством, непреодолимой тягой. Взаимной, черт подери. Она хотела меня тоже. И мне сносило крышу каждый раз, когда Аня говорила искренне, не боясь признавать собственное влечение. Теперь она первая сказала о чувствах.
Я бы списал ее слова на потрясный секс, но в глазах сразу мелькнул такой ужас, что стало понятно: не погорячилась она. Просто сказала, как есть, вывалила от переполнения чувствами.
— Ник, чего улыбаешься? — вырвал меня из раздумий Ваня.
— Ничего. Про Аньку подумал. Пойдем внутрь. Дубак жуткий.
— Вот ты странный, Скобелев, — хохотнул за спиной Жженов. — Поперся курить с тоски, а надо было всего-то о подружке вспомнить.
— Угу, — буркнул я, не прекращая улыбаться.
— А после секса ты вообще как медный таз сияешь, — припомнил мне Ваня утро на даче.
— Заткнись.
Захотелось воссиять прямо сейчас, но в середине рабочего дня я не мог, к сожалению, сорваться, чтобы потрахаться. Да и вечером едва успел заскочить домой, чтобы переодеться. Хотел позвонить Ане, но набрал другой номер.
— Мам, привет. Как дела у тебя?
— Коленька? Что такое? Что у тебя стряслось?
— С чего ты взяла? Я просто звоню.
— Ты никогда не звонишь среди недели. По выходным и то не всегда.
— Вот я скот, да?
— Заметь, не я это сказала.
— Серьезно, мам, как вы?
— Отец на дежурстве, а я только пришла. Как будто ты не знаешь. Говори, что хотел. Не надо со мной этих долгих вежливых вступлений.
Я хмыкнул.
— Ты, как всегда. Не даешь мне возможности побыть приличным человеком.
— Милый, ты выглядишь как приличный человек, мне этого хватает. Со мной можешь не прикидываться. Это ведь приятно, правда? Побыть собой.
И тут меня осенило. Да, черт подери. Это очень приятно. Кажется, поэтому мне так хорошо с Аней. Она принимает меня таким, какой я есть, со всеми моими трудоголическими заскоками. С ней я не оправдываюсь, не извиняюсь. Извинения за Турцию она и то не приняла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мам, у меня есть девушка, — выпалил я, наконец. — Кажется, это серьезно.
— Да ты что! Вот это новости, — не сдержала ехидства она. — Надеюсь, это не Светка. Слышала, она вернулась и увивается вокруг тебя.
