— Домашний уют, — заметила я. — Эстет в интерьере. Сколько времени, Холмс?
— Почти десять.
— Да-а, заспалась я.
— Ужасно, — согласился он. — Чай или кофе?
— Молоко есть?
— Есть.
— Все удобства. Чай. Сама заварю. Такую композицию, — я указала на Холмса, — грешно разрушать.
Раненая рука, конечно, болела, но не так сильно, как я ожидала. Холмс, оказывается, наблюдал за мной, ибо с кресла донеслось:
— Рана, как я вижу, не слишком беспокоит.
— Да, к счастью. Жжет немного, но терпимо. Повезло.
— А вот автору ее не повезло. Уже покойник.
— Как? Но я ведь… Понятно. Убрали.
— На больничной койке в четыре утра. И не его орудием труда. Вскрытие покажет. Уж, конечно, он умер не естественной смертью. Кто-то в белом халате, со шприцем или подушкой, когда констебль отлучился…
— То-то инспектор Ричмонд разозлится… Вам тоже чаю?
— Да, спасибо. Завтрак приготовлю попозже.
Холмс — прекрасный хозяин. Он обеспечил меня вареными яйцами, тостами и мармеладом, консервированными персиками и кофе. И оставался при этом моим старым другом и наставником. С моего отъезда в Оксфорд в начале октября прошлого года у нас не было возможности для спокойной беседы, и сейчас мы постарались наверстать упущенное. Моя работа требовала много времени, а Холмс с его разносторонними интересами разрывался между своими монографиями, пчелами, химическими экспериментами и работой в области судебной патологии.
Особой потребности в консультациях у нас не было, Холмс не слишком интересовался, что мне удалось узнать. Значит, причиной его появления возле полицейского участка был не деловой интерес. Что же тогда? Альтернатива делу — удовольствие?
Я встала, чтобы одеться, и, забыв о руке, навалилась на нее и прижала к спинке стула. Холмс сразу велел мне показать поврежденную конечность. Я колебалась, так как под халатом на мне осталась лишь шелковая комбинашка. «Не валяй дурака, Рассел, — тут же сказала я себе. — Он тебя видел еще и не такой». Прикосновение пальцев Холмса не оставило меня, однако, равнодушной. Холмс же занимался моей раной так, как будто она изуродовала его собственную кожу, спокойно и размеренно обработал ее и закрыл новым пластырем.
Я твердо сказала себе, что именно так все и должно быть.
Убежище мы покинули такими же друзьями, какими оставались все время нашего знакомства.
Владелец здания и фирмы, его занимавшей, отнюдь не был людоедом-эксплуататором, и в два часа пополудни в здании уже почти никого не оказалось. Вылезая из проходного шкафа, я, конечно же, зацепилась чулком и увидела в этом еще один признак порабощения женщин, вынужденных носить столь неудобную одежду.
В полиции мисс Рассел подписала протоколы и умудрилась отвертеться от старшего инспектора Ричмонда, разумеется, пожелавшего бы допросить ее в связи с безвременной кончиной несчастного негодяя. Далее мы с Холмсом направились в ближайший трактир «Аайонз», веселенькое местечко, мало подходящее Холмсу, однако там его точно никто не узнает. Заказали кофе. Выйдя, он почему-то помедлил.
— Руку не запускайте, Рассел.
— Непременно прослежу за собой, Холмс.
— Уверены, что не хотите?..
— Холмс, осталась всего неделя. Даже шесть дней. Вероника в безопасности. В Храм я внедрилась и не хочу, чтобы вы рядились старухой-уборщицей. Покончу с наукой — и сразу за дело.
— Мне это не по нутру, — менторским тоном изрек мой наставник.
— Холмс, руки прочь от моего случая! Вы сами сказали, что это мое расследование. Эта его сторона, во всяком случае. Займитесь двумя другими смертями. Они вполне заслуживают вашего внимания. Оба дела заглохли, полиция считает их несчастными случаями. А через неделю мы сообща навалимся на Храм.
Он сузил глаза.
— Не припомню, чтобы когда-то повиновался чьим-то приказам.
— Самое время, Холмс.
И мы расстались.
Последовала возня с Марджери, к которой очень быстро вернулось присутствие духа. Я убеждала, просила, в конце концов потеряла терпение и накричала на нее — но все без толку. Она считала, что нападение случайное и что ей нет нужды ограничить передвижения или пригласить телохранителя. Вскочив на ноги, я нависла над нею.
— Я никогда не считала вас глупой, но сейчас, кажется, изменю свое мнение. Вас, очевидно, не интересует ваша собственная безопасность, но как быть мне? Меня могли убить. Еще четверть дюйма, и рука осталась бы изуродованной на всю жизнь. Ждать следующего раза? Кто будет с вами тогда, и чего ваша спутница лишится? Шубки или жизни? Марджери, справьтесь у инспектора Ричмонда насчет телохранителя. Всего лишь на одну-две недели, пока они расследуют этот случай. Мученичество, конечно, украшает биографию, но я никогда его высоко не ценила.
Она сидела неподвижно, казалось, размышляя, не стоит ли меня выкинуть вон, но мои слова все же услышала.
— Хорошо, я подумаю, Мэри.
И мы вернулись к вечернему уроку.
ГЛАВА 17
Суббота, 22 января — вторник, 1 февраля
Природа устроила их слабыми, хрупкими, бесхарактерными, раздражительными, глупыми; жизненный опыт показывает, что они непостоянны, изменчивы, жестоки, лишены способности разумно рассуждать и управлять.
Джон Нокс
В Рединге поезд почти опустел. С отправлением почему-то медлили. Двери вагонов несколько раз открылись и закрылись, затем наконец состав дернулся и тронулся с места. Скорей бы!
С момента встречи с Марджери Чайлд я разрывалась умственно и физически, а главное — душою, между Лондоном, который она делила с Холмсом, и моим уютным Оксфордом. Вот уже почти четыре недели металась я мыслями и на этом самом поезде туда и обратно, все более ясно сознавая, что пора сделать выбор. Теперь же, то ли вследствие решительности, которую я проявила в отношении Холмса, то ли из-за раздражения, вызванного во мне поведением Марджери, я чувствовала себя отделенной от них. Поезд отмеривал мили, и период, начавшийся с Рождества, постепенно представился мне как своего рода каникулы, интересная интермедия, полная головоломных ситуаций, живописных туземцев и приключений — вплоть до убийств! Но со всем этим покончено, прежде чем каникулы перехлестнулись в реальную жизнь. Марджери Чайлд — всего лишь моя добрая знакомая. Щекотливые отношения с Холмсом на расстоянии лишатся щекотливых аспектов, и наша дружба не пострадает.
Хватит феминизма, добрых дел, учительниц с угрожающе мужскими манерами и чертами лица. Будет о чем вспомнить. Сегодня пятница, передо мной ясная цель. Я хорошо представляю себе препятствия и средства их преодоления. Я готовилась к этому с семнадцати лет, с момента поступления в колледж. Марджери Чайлд, Вероника Биконсфилд, Майлз Фицуоррен и Шерлок Холмс остались в коробке с надписью «ЛОНДОН», а эта поездка закрывает крышку коробки и — на полку ее, по крайней мере, до поры до времени.
Нет, не следовало мне так думать.
Спесь слетела с меня в одно мгновение, как только дверь купе осторожно открыл мужчина среднего роста в твидовом пальто с явно фальшивой бородой, закрывающей нижнюю часть лица, отчего глаза казались еще ярче. Мне не нужно было видеть направленного на меня ствола револьвера, чтобы понять, кто этот человек. Убийца. Гораздо хуже, что глаза эти не принадлежали дураку. Он аккуратно закрыл дверь.
— Мисс Рассел, — сразу приступил он к делу, — у вас есть выбор. Я могу застрелить вас сейчас же или вы выпьете смесь, которую я вам вручу, и будете у меня в плену в течение нескольких дней. То, что я не применил сразу первый вариант, показывает, что лично я предпочитаю второй. Пуля, как говорят, лишена интеллекта и фантазии, разрушает плоть и покой, от нее много шума, который увеличит шансы моего задержания. Эта перспектива вас, возможно, утешит, но уверяю вас, в таком случае вы не сможете испытать удовлетворение от моего ареста. Я советую вам выбрать снотворное.
Неожиданность его появления и мелодраматический бред, который он мне преподнес, лишили меня дара речи. Опомнившись, я спросила:
— Кто вы?
— Если я это скажу, то вряд ли смогу вас впоследствии освободить, мисс Рассел.
— Освободить? Я должна выпить вашу отраву, чтобы лишить вас хлопот и забот…
— Выбираете пулю? Выбор окончательный. Без шанса на побег, на хитрость, на попытку меня уговорить. — Он взвел курок.
— Нет. Погодите. — Трудно думать, когда тебе в лицо смотрит дуло револьвера. Он, совершенно очевидно, бандит. Выговор необразованного человека с налетом утонченности и умудренности. Мозоли с маникюром. Жестокость и сообразительный мозг. Кошмарное сочетание. — Что за смесь?
— Я же сказал: снотворное. Стандартное медицинское, разведено на бренди. Бренди, кстати, весьма неплохое. Проспите три-четыре часа, в зависимости от индивидуальной чувствительности. Минута на решение.
