в полной мере подходит и для описания ее отношений с Му Дафу в период влюбленности. В то время работа изматывала ее в основном лишь физически, но как бы она ни утомлялась, стоило ей только очутиться в его объятиях, как от усталости не оставалось и следа, как будто он был ее зарядным устройством или женьшеневой пастилкой. Она обожала Му Дафу за его талант и могла просто сидеть рядышком и следить, как он работает, иной раз она наблюдала за ним по два часа. Он строчил что-то свое, она на него смотрела, и они нисколечко не мешали друг другу. Она любовалась его черными, густыми, длинными волосами с пробором посередине, они были настолько длинные, что закрывали даже уши, прямо как у какого-нибудь дирижера, рок-музыканта или футболиста. Она любовалась его прямым высоким носом с аккуратным кончиком, словно то была гора, на которую ей хотелось взобраться. Она любовалась его глазами: пусть и небольшие, они излучали какой-то особый свет, так что казались бездонными. Но больше всего ей нравился его подбородок и особенно – окладистая бородка, иногда ей даже хотелось пересчитать, сколько в ней волосков.
Терпеливо рассматривая его, она ждала лишь одного: чтобы он поднял голову и поманил ее к себе. Закончив писать нечто эффектное, он звал ее, усаживал на колени и читал свежий отрывок вслух, словно разделял с ней только что с пылу с жару снятый с жаровни кусок стейка. И пускай ей не все было понятно, ей нравились его голос, запах, колени и все остальное, ей казалось, что она завладела самым лучшим мужчиной в мире, и в этом смысле она напоминала восседающего на денежной куче скрягу, или забравшуюся в чан с рисом мышь, или провалившегося в руины археолога.
Жань Дундун была у своих родителей единственным ребенком, в этом отношении их семья напоминала семью Ся Бинцин. Ее отец работал штатным журналистом, мать – бухгалтером в типографии, они тряслись над ней, как над цветочком, оберегая от всяческих напастей, будь то яркое солнце, дождь, мороз или физический труд. Они покупали ей все, что она хотела, любую еду или одежду, и никогда ни в чем не отказывали. Ей нравились детективы, и они скупили все детективы, какие только имелись в магазине. Ей нравились игрушечные пистолеты, и они скупили для нее и все пистолеты. Ей нравилось играть в суперполицейского, и они изображали негодяев. Едва она нажимала на курок пистолета, как они тут же притворялись убитыми и валились замертво, где бы ни находились и чем бы в это время ни занимались, причем подыгрывали ей оба родителя. Отец, Жань Бумо, иногда падал прямо за письменным столом, а иногда – перед телевизором. Мать, Линь Чуньхуа, – то у стиральной машинки, то посреди кухни. Когда же они, как в кино, начинали шевелиться, она заливалась раскатистым смехом, который звенел в каждом углу квартиры. Она смеялась настолько заразительно, что родители не могли удержаться и хохотали вместе с ней. Она первая садилась за обеденный стол, первая заходила в лифт, первая забиралась в машину – так что дома она всегда была персоной номер один.
Но после знакомства с Му Дафу ситуация незаметно начала меняться. Помнится, впервые оказавшись с ним в ресторане, она, как и дома, первой прикоснулась к еде, но вдруг ее словно ошпарило, и она отложила палочки. Она осознала, что в ее поведении есть что-то неправильное, – сперва следовало дождаться, когда он тоже сядет за стол и возьмет палочки, – и только тогда приступить к еде. Это новое ощущение стало для нее настоящим потрясением, оно было сродни ядерному взрыву в ее голове, она даже задалась вопросом, почему раньше не испытывала ничего подобного? Будь то посиделки с коллегами или руководством или даже свидания с двумя бывшими ухажерами, она никогда не обращала на это никакого внимания, ничего подобного в ее мыслях даже не мелькало. Вот тогда она и поняла, что влюбилась. В ее мозгу словно произошло автообновление, и с тех пор что бы она ни делала, она думала о нем. Покупая что-то из одежды себе, она прикупала что-нибудь и для него, пробуя что-то вкусненькое сама, она припасала кусочек и для него и приносила ему, даже если уже была ночь. Прежде чем усесться в машину, она сперва усаживала его. Такого рода понимание она перенесла и на свое отношение к родителям, их она также стала усаживать в машину первыми, да и в целом все это повлияло на ее поведение с людьми – теперь вместо того, чтобы в тот же лифт войти первой, она уступала это право другим. Бывает, слышишь некоторые фразы по тысяче раз, но не воспринимаешь их разумом: видишь некоторых людей по сто раз, но не замечаешь их. Однако стоит тебе по-настоящему влюбиться, как ты тотчас начинаешь меняться.
Как-то вечером Жань Дундун собрала в охапку все свои игрушечные пистолетики, пришла к Му Дафу в общагу и потребовала, чтобы он в нее пострелял. Он с шумом нажимал на курки, а она как подкошенная валилась на пол. Она падала после каждого выстрела, и только когда он сделал выстрелов десять, залилась слезами и осталась лежать на полу. Она думала о своих родителях, которым так же раз за разом приходилось валиться на пол, они делали так, наверное, пятьсот или даже тысячу раз. Чтобы позабавить любимое дитя, они притворялись убитыми с тех пор, как ей исполнилось лет пять, и продолжали, пока ей не исполнилось двенадцать, после чего она этой игрой наконец пресытилась.
Теперь ей захотелось вроде как компенсировать свое поведение или, лучше сказать, отблагодарить родителей за все их падения, но при этом право стрелять в нее она предоставила не им, а Му Дафу. Нельзя сказать, что ей это было приятно, но то была ее личная инициатива, тем самым она вроде как намекала, что умирала только ради него. В тот момент она наконец признала, что повзрослела, и это ощущение зрелости ей подарили не родители, не знакомые, а любовь.
С тех пор она поняла, что значит настоящая забота. Всякий раз, когда у нее выдавалось дежурство, она брала на работу чайник, какие-нибудь закуски с фруктами, и пока он развлекал ее бесконечными разговорами, она неожиданно передавала ему через окно то чай, то какой-нибудь фруктик, то еще какое-нибудь лакомство, не забывая подкармливать своими сладкими поцелуями. В тот раз, когда он больше часа прождал ее на пороге ресторана, она вместо того, чтобы просто позвать его, незаметно проскользнула через тот же черный вход и, притворившись, что сильно опоздала, ринулась к нему навстречу. Когда он вынул из-за спины букет полевых цветов, она выразила полное восхищение, надеясь, что его долгое ожидание будет вознаграждено. Надо сказать, что до знакомства с ним она даже не представляла, что на такое способна.
Второй отрезок своих любовных отношений с Му Дафу она назвала «коктейлем», потому как с момента беременности и вплоть до того, как их дочери исполнилось три года, все ее чувства распределились между ним и Хуаньюй. Не прошло и двух месяцев после свадьбы, как он чуть ли не официально объявил, что хочет ребенка. Сама она на тот момент все еще пребывала в некоторой эйфории, свойственной новобрачным, ей казалось, что они недостаточно насладились друг другом, к тому же психологически она была еще не готова к материнству. Однако его умоляющее лицо заставило ее согласиться без лишних слов.
Беременность ее изменила, теперь она уже не могла направлять свою любовь лишь на него одного; зародившаяся в ней жизнь также требовала любви, и в конце концов эта любовь едва ли не целиком перенеслась на Хуаньюй. Тем не менее ей по-прежнему казалось, что ее любовь к мужу ни капельки не уменьшилась, а лишь приняла другую форму – теперь она любила его из-за
