— Ну, я не стал бы бросать камень в ближнего.
— Я и не брошу.
— Спасибо, — кивнул Генрих и обернулся на звук шагов.
— Добрый вечер! Генрих Романович, Наталья Викторовна! — Генерал смотрелся молодцом. Бодр, подтянут, в меру брутален. Шагал уверенно, оставляя за собой полы расстегнутой шинели, коротко отмахивал рукой, в которой нес фуражку.
— Рад вас видеть, Айдар Расимович! Как поживаете? Как семья, детки?
— Я, собственно… — Бекмуратов смутился и, кажется, искренне.
— Ладно, не тушуйтесь! Проходите! — предложил Генрих, отпуская гнев. — Садитесь вот, — указал он на кресло. — Налить вам коньяка?
— Спасибо, не надо! — покачал головой генерал. Он вошел в салон, но не сел, остался стоять. — Работать еще, а ночь коротка. Но я, собственно, о другом. Я чувствую себя крайне неловко, Генрих Романович, но Аллахом клянусь, не имел права говорить с вами на эту тему. Это не Лаговский! — поднял он руку, останавливая Генриха, который, впрочем, и не собирался Бекмуратова прерывать. — Он не знает, и Карварский не знал, а Иван Константинович настоятельно рекомендовал этот вопрос до времени не поднимать.
— А она? — Генрих не удивился, все это он знал заранее. Вернее, предполагал, но его предположения… В общем, он редко ошибался. Интересно другое, как будут развиваться события теперь, когда кое-какие точки оказались расставленными над некоторыми из интересовавших его «i». — Она знает? Предполагаете рассказать? Когда? Вы, к слову, мое «не существующее в природе» дело читали?
— Дела не читал, — Бекмуратов поднял подбородок, смотрел в глаза, казался искренним. — Оно по другому ведомству проходило, как вы знаете. Там и хранилось. Меня попросили доставить, я поручение исполнил. Времени на «поиграть в шпионов» у меня не было, да и сопровождающий от Генштаба бдил не для вида. Так что подробностей не знаю, но кое о чем догадываюсь. Оттого и пришел к вам теперь. Почитаю долгом чести разъяснить возникшее недоразумение, объясниться и принести извинения.
— Объясняйтесь, — пожал плечами Генрих и бросил короткий взгляд на Наталью. У той не дрогнул на лице ни один мускул. Позы не сменила, взгляда не отвела.
— Моя первая супруга, — начал Бекмуратов, — царство ей небесное, была хорошей женщиной, Генрих Романович, но женился я на ней не по своей воле, не по любви, а по родительскому повелению семнадцати лет от роду. Говорю это не для того, чтобы бросить на нее тень, или себя оправдать, а рассказываю, как есть. Мы прожили с ней почти пятнадцать лет, она родила мне сына и была, несмотря ни на что, хорошей женой. Когда Надежда умерла, о новом браке я не помышлял, воспитывал сына и полагал, что более не женюсь. Однако три года назад я встретил Маргариту Федоровну… и оказалось, что я ошибался. В общем, если вам интересно знать, брак этот основан на любви и уважении, и у нас растет дочь.
Если честно, знать это Генриху было ни к чему. Не то, чтобы не интересно, но давным-давно не актуально. Выдохлись чувства, вот какая штука.
«А, может быть, и выдыхаться было нечему…»
— Так вы, Айдар Расимович, ко мне за благословением пришли?
— Именно так, — кивнул генерал. — За благословением. Дела семейные они, знаете ли, иногда так закручиваются, ни одна контрразведка не разберется.
— Это все? — Генрих решительно не был расположен вести долгий разговор.
— Маргарита сейчас в Новогрудке, я поговорю с ней при первой возможности. Как обстоятельства позволят…
— А если не позволят?
— В каком смысле? — Бекмуратов — тертый калач, его вот так запросто «на ура» не возьмешь, но именно поэтому и «считает» он быстро.
— В самом прямом, — пожал плечами Генрих. — Все под богом ходим.
— Я напишу ей письмо и…
— Вы попросите прибыть ее на станцию назначения!
«А ты, брат жандарм, как думал? Я сюда не в бирюльки играть приехал и полумерами не обойдусь!»
— Прямо на станцию?
— А чего тянуть? Вы ведь догадываетесь, Айдар Расимович, что я полумерами не обойдусь, ведь так? Решать вам, но я предпочитаю — сразу в воду и с головой. А вы?
— Утечка в газеты?
— Не мелочитесь, князь! — Генрих правила игры знал хорошо и в расстановке акцентов никогда не ошибался. Это не он пришел к Бекмуратову за одолжением, все обстояло с точностью до «наоборот». — Дайте объявление в газеты.
— Но Маргарита ничего еще не знает!
— Забыл вас спросить, — сменил тему Генрих, — вы хоть венчаны?
— Мы сочетались гражданским браком. Разность в вероисповеданье…
— Мне это, Айдар Расимович, по большому счету неважно, — вежливо прервал собеседника Генрих. — Мой род, я думаю, вы об этом слышали, ведет начало от хазарского мурсы, иудеями были и некоторые другие мои предки, но Геральдический Комитет, как вы знаете, института гражданских браков не признает. То есть, в глазах властей ваш брак с Маргаритой, в лучшем случае, морганатический — и это еще если император одобрит — а в худшем — конкубинат, сожительство, фактические брачные отношения. Вы же юрист, генерал, должны понимать.
— Я понял, — Бекмуратов поджал губы и еще выше задрал твердый подбородок, он сдавал позиции, но и капитуляцию некоторые умеют превратить в нерядовое представление. — Маргарита будет встречать наш поезд. Я переговорю с ней прямо на станции и сразу же организую вашу с ней встречу. Заявление для прессы появится в вечерних газетах и выпусках новостей на радио и телевидении.
— Не забудьте поговорить с ней о смене отчества.
— Разумеется.
— Тогда, вопрос закрыт.
— Благодарю вас, Генрих Романович! — судя по всему, Бекмуратову не полегчало. Будь его воля, он не стал бы спешить, но у Генриха на сей счет имелись свои резоны. — Могу ли я считать?..
— Обниматься не станем, — усмехнулся в ответ Генрих. — Но на данный момент можете рассматривать наши отношения, как родственные. В известном смысле, так и есть, но я не стал бы торопить события. Вы со мной согласны?
— Так точно! — в ответе генерала отчетливо прозвучало понимание дистанции. Военные такого рода нюансы улавливают легко, они в этом мире живут, этими нюансами дышат. Формально, и Бекмуратов, и Генрих имели равные звания, но ближайшее будущее сулило драматические изменения. Гейдар Расимович это знал и отношения выстраивал согласно табели о рангах.
— Есть еще один вопрос, с вашего позволения…
— Вопросов тьма, — усмехнулся в ответ Генрих, — знать бы еще, где ответы хранятся. Ну, да ладно. Что за вопрос?
— Еще один семейный казус, проистекающий из предыдущего.
— Ольга?
— Да, — подтвердил Бекмуратов. — Как ни крути, Генрих Романович, Ольга мне свояченица, да и Маргарита…
— Но мне-то она никто.
— Так-то оно так, но, возможно, мы смогли бы уладить вопрос по-родственному?
— И как вы это видите, генерал?
— Ольга Федоровна просит аудиенции, — объяснил генерал, понижая голос. — Она испрашивает позволения объясниться и молит вас о прощении, — Бекмуратов развел руками, как бы показывая, что это все, на что он способен, и обернулся к Наталье, — разумеется, это касается и вас, баронесса.
— Ну-ну… — Генрих бросил взгляд на часы. — Время терпит. Пусть заходит. Людвиг! — крикнул он в глубину вагона, — Пусть там пропустят Ольгу Федоровну Станиславскую! А с вами, генерал, мы увидимся в салон-вагоне Ивана Константиновича… Ну, скажем, через полчаса. Извинитесь там за меня, скажите, дела семейные…
* * *
Следует отметить, вид Ольги радовал глаз. Натали даже зажмурилась от удовольствия, рассматривая оплывшее от синяков лицо одноклассницы.
— Здравствуй, Люша! — сказала она своим самым «бархатным» голосом, и улыбнулась той самой, «открытой» улыбкой, какой учили их улыбаться когда-то в гимназии. «Лучезарно улыбнулась», и, похоже, ее старания не пропали втуне. Высокий широкоплечий красавец-адмирал, сопровождавший отделанную — а отделала ее Натали от всей души — контрразведчицу, явственно поплыл. Впрочем, Натали подозревала, что причиной тому не столько ее «особая краса» и нечеловеческое обаяние, сколько «аромат» страсти, едва не охватившей их с Генрихом всего несколько минут назад, и все еще растворенный в жарком воздухе салона.
— Прошу прощения, господин князь, что взял на себя смелость явиться без приглашения! — отчеканил адмирал, стараясь смотреть на одного только Генриха. — Вице-адмирал Третьяков-Ховрин, честь имею!
— Рад знакомству, адмирал! Чем обязан? — Складывалось впечатление, что Генрих не удивлен и визитом адмирала. Он вообще, похоже, редко удивлялся, тем более, когда знал о событиях заранее.
«Знал? Возможно… Отчего бы и нет?»
— Господин генерал, — адмирал стойко боролся с соблазном, но глазом все-таки косил, — я уполномочен принести самые искренние извинения от лица командования Флота и членов Адмиралтейского Совета. Случившееся отвратительно и непростительно, как с точки зрения законов Империи, так и с точки зрения офицерской чести. Тем не менее, руководство Флота, и здесь я должен особенно подчеркнуть, что адмирал Чаромный действовал на свой страх и риск, не поставив в известность о своих намерениях ни одно из начальствующих лиц Флота, не говоря уже о главнокомандующем и его штабе… — адмирал явственно запутался, начав выстраивать слишком сложную синтаксическую конструкцию. — Штабе! — повторил он, а краска уже поднималась по горлу к ушам и подбородку, делая стоячий ворот адмиральского мундира еще более тесным, чем задумывали его модельеры от машинерии. — Штаба… Штаб…
