оценкам и вкусам. Осознав писательский метод Экзюпери, приходишь к признанию его правомерности при условии непрерывного совершенствования духа, требующего даже отказа от собственных достижений, когда они мешают новому. [Рид Грачев. Присутствие духа. III (1964)]
Лицо как передняя часть головы
Вроде деревенской домашней размолвки. ― Эй, девка! Чо разошлась–то, а? Так реветь станешь, личность у тебя распухнет, отекет… Парни–то и глядеть не станут! Я счастлива, что он зовет меня на «ты». Значит, мы действительно выехали из зоны смертельной лефортовской вежливости. [Е. С. Гинзбург. Крутой маршрут: Часть 1 (1967)]
Указание на положительное общественное отношение к человеку
Эллен перелистала блокнот. ― Вот, например: «В чем разница между трупом и покойником? В одном случае ― это мертвое тело. В другом ― мертвая личность». ― Веселые, ― говорю, ― мыслишки. ― Зато какая чеканная форма! Можно, я снова приду?.. [Сергей Довлатов. Ремесло. Повесть в двух частях. Часть 1. Невидимая книга (1976)]
Инициатива исследовательской деятельности, познавательной активности
Фактически он олицетворял собой тот комплексный Институт человека, создать который сегодня без учета идей П. Ф. Лесгафта невозможно. Главный вывод П. Ф. Лесгафта состоял в том, что каждый нормально (без патологии) родившийся ребенок может вырасти в творческую, высоконравственную личность, если только родители и воспитатели не помешают, а поспособствуют ему в этом. Были четко установлены необходимые условия для нормального умственного и нравственного развития. Показано, что при любом отступлении от этих условий вырастает не личность, а представитель «стада». Я ознакомился с трудом П. Ф. Лесгафта в 1979 году и стал добиваться того, чтобы идеи этого страстного учителя стали доступны всем советским людям. На мои обращения издательства «Знание», «Просвещение», «Московский рабочий» отвечали, что это не по их профилю. Наконец, издательство «Педагогика» включило в план II квартала 1988 года книгу П. Ф. Лесгафта тиражом 20 тысяч экземпляров. [Читатель сообщает, спрашивает, спорит // «Знание ― сила», 1988]
Предмет веры: богочеловек, случайность, контроль собственного жизненного пути (!!!)
Но самое понятие «личности» неразрывно связано с понятием «свободы», а для науки нет свободы: закон необходимости, детерминизм ― основной закон научного мышления. Вот почему наука не знает «личностей», а знает только «неделимые», «особи» безличных «родов» и «видов». Понятие «личности», так же, как понятие «свободы» ― вовсе не научное, а религиозное. Чтобы утвердить личность, надо утвердить свободу, преодолеть закон необходимости в его самой крайней точке ― в смерти, как уничтожении личности. Это и делает христианство ― религией абсолютной свободы, Абсолютной Личности. Из всего, что говорит Горький о религии, одно только верно, ― что религия «опасна». Но ведь вообще всякая сила опасна: чем больше сила, тем опаснее; религия ― величайшая сила ― величайшая опасность. [Д. С. Мережковский. Не святая Русь. (Религия Горького) (1916)]
– даже, подчас, без осознания того, что она кричит. Это продолжение той самой чудовищной бездуховности, в которую мы влезли так глубоко. Это то, почему при честном анкетировании многие высказываются за смертную казнь, потому что мы потеряли ощущение ценности человека, мы воспринимаем «явление». Человек как личность выпал из нашей системы координат, поэтому сегодня главное ― вернуть человеку его достоинство и веру в самого себя. Человек сам в себя не верит ― вот в чем вся беда сегодня. Конечно, я понимаю, что внутри общества существуют эвересты духа, и это не обязательно великие ученые или художники, это может быть любящая женщина. Когда–то на съемках я услышал великую формулу: «Очень легко любить все человечество, значительно труднее полюбить соседа за стенкой». [В. Гинзбург, Н. Крейтнер. «Как недавно и, ах, как давно…» // «Горизонт», 1989]
Именно православное понимание вочеловечения Бога как воипостазирования придает христианским историям с чудотворениями неповторимо личностный оттенок, свойственный лишь христианству. Между человеком–личностью и Богом–Личностью христианство утверждает личностные отношения, ставшие возможными благодаря личному подвигу Личности Богочеловека Христа. И этот личностный акцент не может не оказывать влияния и на характер совершаемых чудес. Не секрет, что само понятие «личность» выработано христианской богословской культурой в процессе поиска адекватной тринитарной и христологической терминологии, и потому вполне резонен вопрос о правомерности использования его для объяснения понятия, принадлежащего совершенно другой культуре, не имеющей в своей основе тайны Триединства. Существует немало оснований считать, что мусульмане понимают личностность Бога неким совершенно отличным от христиан образом и вкладывают в это слово нечто совсем иное, нежели христиане. Это находит отражение и в бытовом сознании современных мусульман. Так, одна обратившаяся впоследствии знатная пакистанская мусульманка писала в своих воспоминаниях, что главным, что смущало ее в христианстве, было то, что ей «казалось, что христиане<… [Юрий Максимов. Понятие чуда в христианстве и в исламе // «Альфа и Омега», 2001]
Невыраженный потенциал
Телом по–настоящему управит тот, кто телом не связан. В том, что нужно отдать себя другому и этим очистить от связанности тела, вера и философия одинаковы. Человек есть поступок. Кажется, только один раз мы встречаем в русской Библии слово «личность» (2 Кор 10, 7), но переводчик явно вставил его без надобности. В греческом здесь, лицо, как и везде в Священном писании. Лицо – лицевая сторона человека или вещи, расположение, намерение. Словно из трясины, мы выбираемся к библейскому лицу от современной личности, которая, наоборот, не поступок, а то невидимое в человеке, что надо сначала еще раскрыть; но как это сделать без поступка? [В. В. Бибихин. Язык философии (1993)]
Поведение человека вне профессиональной / основной / привычной деятельности
Ей очень повезло на видных людей. Через своего дядю Мясоедова, издателя театральной газеты, она узнала элиту мира искусств: от Собинова до Бунина, от Сумбатова–Южина до Леонида Андреева, от Балиева до Маяковского; через другую тетку, Марию Саввишну Морозову, ей открылся мир крупных предпринимателей–меценатов, государственных деятелей и художников, которых привечали в особняке на Спиридоновке; она дружила с московским губернатором ― у меня сохранились их фотографии на прогулке, а генерал Рузский, за которого она подняла тост в ресторане, приезжал к ней с букетом цветов. Она видела больших людей без котурн и грима и научилась не переносить восхищение талантом на личность. В дальнейшем, попав через мою женитьбу в круг советских бонз, она обращалась с министрами, маршалами, генералами, как с дворниками, какими они и были. Я получил в отцы еврея, мог получить негра или водопроводчика, истопника, маленького актера и с таким же успехом ― маркиза или герцога. Ни социальные, ни имущественные, ни национальные соображения ничего не стоили для матери, ей важно было лишь ее собственное отношение. [Юрий Нагибин. Тьма в конце туннеля (1994)]
Конфиденциальная информация, не часто упоминающиеся сведения о человеке,
