Он подставил меня. Я пытался подстраховаться на случай разных неожиданностей, но силы были слишком неравны.
– Однако всего этого можно избежать, если я позвоню своему помощнику и скажу, что с полицией связываться не надо.
– А взамен я должен сообщить, где сейчас Марша, – произнес я. – Ничего не выйдет, мистер Кресснер. Я этого просто не знаю. И мы специально так договорились, именно на такой случай.
– Мои люди проследили за ней.
– Вряд ли им это удалось. В аэропорту мы от них оторвались.
Кресснер вздохнул, вытащил из мундштука догоревшую сигарету и отправил в хромированную пепельницу с вращающейся крышкой. Все чинно-благородно. С окурком и Стэном Норрисом разобрались одинаково быстро и без шума.
– Вообще-то вы правы, – согласился он. – Старый трюк с дамским туалетом. Мои люди были очень раздосадованы, что их провели таким допотопным способом. Полагаю, они просто не ожидали столь примитивного хода.
Я промолчал. Избавившись от слежки в аэропорту, Марша вернулась в город на автобусе и добралась до автовокзала. В этом и заключался наш план. У нее было двести долларов – все мои сбережения. На них на автобусе можно добраться до любой точки страны.
– Вы всегда так неразговорчивы? – поинтересовался Кресснер с неподдельным интересом.
– Марша посоветовала.
Он нахмурился:
– Тогда, полагаю, вы воспользуетесь своим правом не свидетельствовать против себя, когда вас арестуют. А мою жену вы в следующий раз увидите уже старушкой в кресле-качалке. Вы это понимаете? Насколько мне известно, за хранение шести унций героина полагается до сорока лет.
– Но Маршу вы все равно не вернете.
Он усмехнулся:
– Позвольте мне вкратце обрисовать ситуацию. Вы с моей женой полюбили друг друга. И у вас возник роман… Если, конечно, совместные посещения дешевых мотелей можно назвать романом. Жене удалось от меня уйти. Но зато вы сами сейчас в моих руках. И оказались в довольно щекотливом положении. Я верно все изложил?
– Теперь я понимаю, чем вы ее так достали, – сказал я.
К моему удивлению, он, откинув голову, расхохотался.
– Знаете, а вы мне даже нравитесь, мистер Норрис. Вы, конечно, не бог весть что, но у вас, похоже, есть сердце. Марша тоже говорила об этом, но я, если честно, сомневался. Она неважно разбирается в людях. Но в вас есть некий… стержень. Вот почему я позволил себе все это устроить. Не сомневаюсь, Марша вам рассказывала о моем пристрастии к пари.
Теперь я понял, что показалось мне странным при взгляде на стеклянную стену. Понятно, что зимой вряд ли кто-нибудь захочет выпить чашку чая на балконе, поэтому мебель оттуда убрали. Но с какой целью с двери сняли защитный экран? Что затеял Кресснер?
– Я не люблю свою жену, – продолжал он, вставляя в мундштук новую сигарету. – Это ни для кого не секрет. Уверен, она вам об этом тоже говорила. И не сомневаюсь, что человек с вашим опытом знает: хорошие жены не изменяют мужьям с первым встречным тренером из местного теннисного клуба. На мой взгляд, Марша – обыкновенная лгунья и лицемерка, плакса и зануда, сплетница и…
– Довольно! – не выдержал я.
Он холодно улыбнулся:
– Прошу прощения. Я все время забываю, что мы говорим о вашей возлюбленной. Сейчас двадцать шестнадцать. Нервничаете?
Я пожал плечами.
– Крутой и упертый, – ухмыльнулся он. – Но вас, наверное, удивляет, почему я просто не отпущу Маршу на все четыре стороны, если совсем ее не люблю?
– Вовсе не удивляет.
Он недовольно нахмурился. Я продолжил:
– Вы – самодовольный, жадный и эгоистичный сукин сын. В этом объяснение. Никто не может у вас забрать то, что вы считаете своим. Даже если вам это и не нужно.
Он побагровел, но взял себя в руки и снова рассмеялся:
– Очко в вашу пользу, мистер Норрис. Очень хорошо!
Я снова пожал плечами.
– Я хочу предложить вам пари, – обратился ко мне он. – Если выиграете, то уйдете отсюда с деньгами, получив мою жену и свободу. Ну а если проиграете, то умрете.
Я не удержался и взглянул на часы: 20.19.
– Ладно. – А что я еще мог сказать? По крайней мере это позволяло выиграть время. И придумать, как унести отсюда ноги – не важно, с деньгами или нет.
Кресснер взял трубку и набрал номер.
– Тони? План номер два. Все правильно, – подтвердил он и положил трубку на рычаг.
– И что за «план номер два»? – поинтересовался я.
– Я позвоню Тони через пятнадцать минут, и он вытащит… компрометирующий материал из багажника и вернет машину обратно. А если я не позвоню, он свяжется с полицией.
– Перестраховываетесь?
– По вполне понятным причинам, мистер Норрис. На ковре лежат двадцать тысяч долларов, а в этом городе убивали и за двадцать центов.
– И в чем суть спора?
Он с досадой поморщился:
– Пари, мистер Норрис, пари. Джентльмены заключают пари, а спорят только мужланы.
– Как скажете.
– Отлично! Я обратил внимание, что вас заинтересовал мой балкон.
– С двери снят защитный экран.
– Верно. Я распорядился об этом после обеда. А предлагаю я вот что. Вы обойдете все это здание по карнизу, который опоясывает его на уровне нашего этажа. Если сумеете, то сорвете банк.
– Да вы с ума сошли!
– Отнюдь! За двенадцать лет, что живу в этом доме, я предлагал заключить подобное пари шести разным людям. Трое из них были профессиональными спортсменами вроде вас. Один – известный квортербек. Правда, играл он довольно посредственно, а славой был обязан рекламным роликам на телевидении. Второй – бейсболист, а третий – знаменитый жокей, который не только зарабатывал баснословные деньги, но и платил баснословные алименты. Остальные трое были обычными людьми, которых объединяло два общих качества – нужда в деньгах и неплохая физическая форма. – Он задумчиво затянулся сигаретой и продолжил: – Пятеро сразу наотрез отказались. А шестой согласился. Условия были такими: двадцать тысяч долларов или полгода работы на меня. Я выиграл. Тот парень вышел на балкон, бросил взгляд вниз и чуть не потерял сознание. – Кресснер презрительно хмыкнул. – Он сказал, что сверху все кажется таким крошечным. Это и лишило его мужества.
– А с чего вы взяли…
Кресснер раздраженно махнул рукой:
– Бросьте, мистер Норрис. Я думаю, вы согласитесь, потому что у вас нет выбора. Либо принять пари, либо обречь себя на сорок лет в Сан-Квентине. Деньги и моя жена – лишь скромные призовые, свидетельствующие о моем расположении.
– А какие у меня гарантии, что вы не сжульничаете? Вдруг я все сделаю, а вы все-таки позвоните Тони и дадите ему добро на звонок в полицию?
Кресснер вздохнул:
– У вас ярко выраженные симптомы паранойи, мистер Норрис. Я не люблю свою жену. И ее присутствие рядом со мной отнюдь не тешит мое пресловутое самолюбие. Двадцать тысяч долларов для меня – сущая мелочь. Я каждую неделю отстегиваю в четыре раза больше на взятки полицейским. Что же касается пари…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
