– Да, конечно, – ответил он, переваливаясь через край фургона, – только подожди малость. Природа требует свое.
Ганелон сошел с дороги, а я улегся на его ложе и, подложив под голову вместо подушки плащ, сладостно растянулся там.
Вскоре он сел на место кучера и рывком отпустил тормоз. А потом цокнул языком и легонько прихлопнул вожжами.
– Сейчас утро? – спросил он, не оборачиваясь.
– Да.
– Боже, неужто я проспал целый день и всю ночь?
Я рассмеялся:
– Нет. Просто я сдвигал Тени – ты спал шесть или семь часов.
– Не понимаю, но тем не менее не спорю. А где мы сейчас?
– Просто едем по дороге. Следует отъехать как можно дальше.
– Бенедикт еще может нагнать нас?
– Думаю, да. Потому-то и нельзя сейчас дать лошадям отдохнуть.
– Согласен. Нужно опасаться чего-нибудь определенного?
– Нет.
– Когда тебя разбудить?
– Никогда.
Он замолчал…
Ожидая, пока сон подчинит себе сознание, я, конечно, думал о Даре. Я все время думал о ней.
Для меня все это оказалось совершенно неожиданным. Сперва я даже не воспринимал ее как женщину; лишь оказавшись в моих объятиях, она заставила посмотреть на нее иначе. А секундой позже и мой спинной мозг принялся за дело, ограничив свободу разума, как говорил мне когда-то Фрейд. Алкоголь тут ни при чем, я выпил тогда не слишком много, да он и не подействовал на меня. Почему же я хотел свалить ответственность на что-то еще? Просто чувствовал себя виноватым, вот и все. Родство наше слишком отдаленное, чтобы принимать его во внимание. Не то. И я вовсе не воспользовался ситуацией – она сама знала, зачем ищет меня. Просто обстоятельства заставили меня усомниться в себе самом, прямо в процессе, так сказать. Я хотел добиться большего, чем ее доверия и дружбы, когда мы говорили с ней в первый раз и я вел ее потом через Тени. Я хотел, чтобы часть ее привязанности, веры и любви с Бенедикта перешли на меня. Я хотел, чтобы она была на моей стороне, союзницей в лагере возможных врагов. Я надеялся, что сумею воспользоваться ею, если дела пойдут скверно и в этом окажется необходимость.
Все так. Но я не хотел признаваться себе, что все столь просто. Такое было, разумеется, и окрашивало мои действия в более чем неблагородные тона. С чего бы, интересно? В свое время я успел натворить достаточно куда как более пакостных вещей, и они меня не особенно беспокоили ни тогда, ни теперь. Я боролся с этим чувством, не желая признаться себе в том, но ответ был ясен: девушка мне была небезразлична. Только и всего.
Это не Лоррейн, с которой мы дружили как два усталых ветерана, познавших мировую скорбь. И не Мойра, пробудившая во мне краткий порыв чувств перед тем, как я второй раз ступил на Образ. Все было по-другому. Я и знал-то Дару слишком недолго, чтобы искать тут логику. За моими плечами столетия… но столетним старцем я себя не чувствовал. Наоборот. Я просто позабыл это чувство. Я не хотел влюбляться. Может быть, чуть попозже. А лучше – никогда. Она мне совершенно не пара. Это же еще ребенок. Все, чего она может захотеть, все, что может показаться ей новым и интригующим, я успел вкусить невесть когда. Нет, все неправильно. Не следует влюбляться в нее. Нельзя позволять себе…
Ганелон, фальшивя, напевал чуть слышно какую-то непристойную песенку. Фургон, покачиваясь и поскрипывая, повернул вверх по склону. Лучи солнца упали мне на лицо, и я прикрыл глаза ладонью. Тогда-то забвение ухватило и стиснуло меня.
Проснулся я уже после полудня в мрачноватом настроении. Долго пил, потом плеснул воды на руку и освежил глаза. Причесался – пальцами. И оглядел окрестности.
Вокруг была зелень. Небольшие купы деревьев перемежались с заросшими высокой травой лужайками. Мы ехали все по той же проселочной дороге – жесткой и гладкой. Небо было высоким, небольшие облака то и дело с поразительной регулярностью затмевали свет. Дул легкий ветерок.
– Ты вновь среди живых. Браво! – сказал Ганелон, когда я перелез через переднюю стенку и уселся рядом с ним. – Лошади начинают уставать, Корвин, да и мне хотелось бы вытянуть ноги. К тому же я очень проголодался. А ты?
– Тоже. Поворачивай налево, в тень, остановимся и передохнем.
– По-моему, следует проехать подальше.
– Есть какие-нибудь причины?
– Да. Хочу кое-что тебе показать.
– Вперед.
Так мы проскрипели еще полмили, там дорога поворачивала к северу. Поднялись на холм; за ним оказался другой, еще выше.
– Куда ты собираешься ехать? – спросил я.
– Вон на ту горку, – ответил Ганелон. – Возможно, с нее будет видно.
– Поехали.
Лошади с трудом тянули фургон по крутому склону, я вылез подтолкнуть сзади. Когда мы наконец взобрались наверх, пыль и пот совсем испортили мне настроение, но я снова чувствовал себя совершенно бодрым. Ганелон осадил коней и поставил фургон на тормоз. Потом перебрался внутрь, а оттуда повыше – на крышу. Он встал, поглядел налево и, притенив глаза, позвал:
– Корвин, поднимись сюда.
Я полез сзади; присев на корточки, он протянул руку, потом указал вдаль, и я внимательно вгляделся в ту сторону.
Где-то в трех четвертях мили протянулась широкая черная полоса, слева направо, так далеко, как я мог видеть. С высоты полукилометра нам открывался хороший вид на ее часть примерно в полмили длиною. Шириной она была в пару сотен метров. Полоса изгибалась и даже дважды поворачивала, но ширина ее оставалась неизменной. На ней попадались и деревья, абсолютно черные. Казалось, там что-то шевелится, но различить ничего не удавалось. Возможно, просто ветер колебал черную траву. Темная полоса извивалась будто река, в ней словно бы различались отдельные струи.
– Что это? – спросил я.
– А я-то думал – ты знаешь, – ответил Ганелон. – Я решил, что это часть твоей магии теней.
Я медленно покачал головой:
– Я, конечно, почти отключился, но уверен, сотвори я что-нибудь подобное, непременно запомнил бы. А как ты узнал про нее?
– Просто пока ты спал, мы несколько раз проезжали неподалеку от нее, а потом отъехали в сторону. Мне почему-то эта полоса не нравится. Чувствуется что-то знакомое. Тебе она ничего не напоминает?
– Увы, увы, к сожалению, напоминает.
Он кивнул:
– Словно тот проклятый Круг в Лоррейне. Вот на что она похожа.
– Черная дорога, – сказал я.
– Что?
– Черная дорога, – повторил я. – Я даже не знал, что это такое, когда она упомянула про нее, но теперь начинаю догадываться. Ох, не к добру это!
– Еще одно дурное знамение?
– Боюсь, что так.
Ганелон ругнулся, а потом спросил:
– Она опасна для нас? В смысле, прямо сейчас?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
