— Изредка, — признался Ричард, — и никогда ее не забуду. Я храню письмо, которое она написала мне... Но, к несчастью, это единственное, что осталось от нее.
— Эдит, поищи-ка... Да-да, — Хоукер поймал вопросительный взгляд жены, — именно это. Мисс Мэри не возражала бы, если бы я отдал это сэру Ричарду. Он всегда очень ей нравился.
— Отдал что, Хоукер? — оживился Ричард.
— Она дала мне почитать сборник стихов, сэр. Эта книга принадлежала ее бабушке. Я собирался вернуть ее, но мисс Мэри уехала так внезапно... Книга дорогая, но у меня рука не поднялась продать ее, — Хоукер рассмеялся. — Я согрешил, сэр, украл ее локон, Мэри не видела, вот, я положил в эту книгу. Какие же у нее волосы — красные, как огонь! Никогда прежде не видел таких рыжих волос.
— Рыжих? — удивился Ричард. — А я думал, Мэри блондинка...
— Бог с вами, сэр! С чего вы взяли? Ах, вы же ни разу не видели ее...
— Да, Хоук, я был лишен этого удовольствия.
Ричард потянулся к томику стихов, принесенных миссис Хоукер. Внутри действительно хранился огненно-рыжий локон. Ричард вздрогнул. Дрожащими пальцами он пролистал книгу и наконец наткнулся на надпись на титульном листе. Буквы поблекли от времени, но ему все же удалось разобрать подпись — Мэри Смитсон. Смитсон, а не Смит! Неясное подозрение зародилось в душе Ричарда. Он поднял глаза на Хоукера.
— Хоукер, ты помнишь ту родственницу, которая сопровождала мисс Мэри? Как она выглядела?
— По возрасту она годилась мисс Мэри в матери, сэр, но я сомневаюсь, что это было действительно так. Еще они часто вспоминали бабушку мисс Мэри. Я не помню точно, сэр, но бедная женщина, кажется, серьезно болела... или уже умерла...
Ричард прищурился. Он вспомнил, как Мэри описывала себя — голубые глаза, светлые волосы... И этот явный западный акцент... Если несколько лет прожить в Бристоле, этот акцент несложно имитировать. Ричарда охватило смятение. Почему Элизабет скрыла от него правду?
— А мисс Мэри? — Он снова обратился к Хоукеру. — Какая она была? — И сам продолжил, не дожидаясь ответа: — Серо-зеленые глаза, рыжие волосы, очаровательная улыбка, ямочка на щеке, в движениях кошачья грация...
— Боже мой, сэр, да вы словно видели ее!
— Видел... — Лицо Ричарда посерело. — Да, видел... Приготовься, Хоукер, тебя ждет потрясение, когда ты приедешь в Найтли-Холл, но это пустяки по сравнению с тем, что испытает моя жена!
Глава четырнадцатая
Элизабет уставилась на ларец, привезенный слугой. Она провела рукой по резной крышке и вздохнула. В этом ларце хранились воспоминания, которые ей не хотелось тревожить.
— Простите, что задержался, — извинился Дженкинс. — Я сразу же нашел контору мистера Айнсворта, но его самого там не застал, а помощник не захотел отдать мне ларец. Мне пришлось ждать, пока мистер Айнсворт вернется из Бата и прочитает ваше письмо.
— Вы правильно поступили, Дженкинс, — успокоила слугу Элизабет. — Очень хорошо, что вы дождались мистера Айнсворта, иначе, если бы вернулись ни с чем, вас бы тотчас же послали обратно. Скажите, вам хватило денег?
— Да, мэм, но, к сожалению, у меня почти ничего не осталось. Но я клянусь, что тратил деньги только по нужде! — Он протянул Элизабет опустевший кошелек.
— Оставьте себе, Дженкинс. И попросите Финча выдать вам приготовленную мной награду. Вы молодец. Потом пойдите на кухню и как следует подкрепитесь. Вы свободны до конца дня.
Когда довольный слуга ушел, Элизабет отперла ларец маленьким ключиком и достала оттуда несколько писем, перевязанных красной ленточкой. Это были доказательства греха ее матери, которые бабушка бережно хранила в течение долгих лет. Возможно, она просто не могла избавиться от этих писем, поэтому доставала их время от времени и читала. А может, они были для старой женщины чем-то вроде вечного укора, наказания за совершенные ошибки.
— Это мой позор, — сказала она Элизабет за несколько дней до смерти. — Храни их, девочка моя. Но лучше, если ты узнаешь, что в них написано, от меня.
Элизабет провела у постели миссис Смитсон около часа, слушая рассказ умирающей женщины. То, что она узнала тогда, было ужасно. Она понимала, чего так стыдилась бабушка, и думала о том, что, окажись она в такой ситуации, сама поступила бы так же. В конце концов, миссис Смитсон пыталась всего лишь спасти свою дочь. Она не искала прощения за то, что совершила тогда, и на слова поддержки из уст внучки ответила:
— Ничто не может облегчить мою совесть, Элизабет. Я сама виновата в том, что случилось. После смерти твоего деда я целиком посвятила себя дочери. Я избаловала ее, я пыталась дать ей все, о чем она просила. И лишь в одном я ей отказала. Это была непростительная ошибка с моей стороны. Я исковеркала жизнь собственного ребенка. Я заставила ее выйти замуж за человека, которого она не любила, и тем самым обрекла на муки. Она так и не простила меня, и я не вправе винить ее за это.
— А Эвадна знает правду? — спросила Элизабет.
— Твой отец ни за что бы не сказал ей, я уверена в этом. Однако твоя мама не склонна была считаться с чьими-либо чувствами. Да, она рассказала Эвадне всю правду. Возможно, надеялась, что правда сблизит их, но... это была ошибка.
Элизабет тряхнула головой. Воспоминания были так ясны, как будто все это произошло несколько часов назад. Элизабет повертела письма в руках и спрятала их в ящик стола своего мужа. Она знала, что может рассказать Ричарду о позоре своей семьи. Он человек чести, он любит ее, и эта горькая правда никогда не встанет между ними.
Внезапно дверь в библиотеку отворилась, и вошла Эгги, принесшая письмо от леди Дартвуд.
— Спрячь ларец, пожалуйста, — попросила Элизабет.
— Да, мисс Элизабет, — ответила преданная служанка. — Но я пришла не за этим. Мисс Джулиет все еще кашляет. Микстура, которую я дала ей, не помогает, и я подумала, уж не послать ли нам за мистером Томом?
Элизабет взглянула на часы. У нее было достаточно времени, чтобы съездить к Тому и вернуться домой до приезда Ричарда.
— Я сама съезжу за ним, Эгги. Глоток свежего воздуха мне не повредит.
Но стоило Элизабет встать из-за стола, как леди Чилтэм собственной персоной, не дожидаясь приглашения и игнорируя протесты Финча, влетела в библиотеку. К счастью, Агата успела спрятать ларец за кресло, чтобы гостья не заметила его.
— Что-то не так, Агата? — сварливо спросила Эвадна, от которой не ускользнула презрительная усмешка на лице горничной.
— Мне, пожалуй, пора, миледи, — обратилась к Элизабет Агата.
— Эгги, у моей сестры тоже есть титул, — со сладкой улыбкой заметила Элизабет.
— В этой комнате присутствует только одна леди, госпожа, — отчеканила Агата и вышла прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
