Глава 4
Игра в карты
Первое, на что обратили внимание исследователи, так это на то, что карта османского адмирала – портулан. Портуланами в Средние века называли морские карты. Название это произошло от слова «порт». Почему морские карты получили отдельное название? Чем они отличались от карт сухопутных?
Качеством.
Сухопутные карты были примитивны. Дорожки, горки, города, мельницы, реки – в общем, сплошные ориентиры. А вот на море ориентиров нет. А в порт дойти надо. Поэтому задача резко усложняется. Вступают в дело наука, математика. Секстанты, астрономия, координатные сетки…
Современная координатная сетка на картах известна всем со школьной скамьи – это параллели и меридианы. А на карте адмирала – какие-то лучи, радиально расходящиеся из нескольких центров. Такая координатная сетка характерна для портуланов.
Окунувшись в изучение проекций средневековых портуланов, Хэпгуд наткнулся на поразившее его мнение известного исследователя этой проблемы А. Норденшельда, который писал, что средневековые карты… вовсе не средневековые! Они для этого слишком хороши. Кроме того, на них не видно никакой эволюции, из века в век на этих картах не наблюдается никакого развития. И это удивительно. Насколько за последние двести лет эволюционировало, например, стрелковое оружие!.. Насколько за двести лет эволюционировали корабли!.. А вот карты на протяжении столетий никаких преобразований не претерпевали. Какими они были в начале XIV века, такими остались и к концу XVI, отмечал Норденшельд. Их просто тщательно перерисовывали, не улучшая. А не улучшали, потому что не могли – карты превышали своей сложностью уровень Средневековья.
Где же тогда средневековые картографы взяли образцы для копирования?
Не образцы, а образец! – решил Норденшельд. Он обнаружил во всех исследованных средневековых портуланах некий общий генезис, будто все они срисованы с одного образчика. Во-первых, на всех портуланах с небольшими, но одинаковыми ошибками указаны контуры Средиземного и Черного морей. Во-вторых, все они используют один масштаб.
Норденшельд решил, что исходная карта-образец чудом сохранилась со времен античности и была составлена финикийцами во II веке до н. э. И Птолемей, по мнению Норденшельда, – тот самый Птолемей, которого европейские картографы не могли превзойти более тысячи лет – на самом деле сам был повторителем и компилятором каких-то более древних источников.
Но у Норденшельда не было удивительной карты османского адмирала. А у Хэпгуда она была. И он решил выжать из этого обрывка все по максимуму. Для начала нужно было перевести загадочные линии на карте в более привычную систему координат.
С этой целью команде исследователей нужно было всего лишь «отыскать подходящий центр карты и затем определить радиусы достаточной длины для покрытия всего картируемого поля. Тогда из центра рисовался круг, который делился пополам, на четверть и так далее, пока не получалось 16 линий, идущих от центральной точки к периферии под равными углами в 22,5°. На следующем этапе точки соединялись по периметру для получения квадрата, причем не одного, а по крайней мере четырех. Выбрав один из них и проведя линии, соединяющие противоположные точки, можно было создать решетку». То есть привычную для нас систему координат.
Сложность состояла в том, что портуланы строились без учета кривизны Земли, поэтому искажение было тем большим, чем дальше на север от центра проекции. Составители карт, видимо, знали об этом эффекте и вносили в изображение дополнительные компенсирующее искажения. В результате на одной и той же карте могло быть несколько направлений на север.
Опуская неудобоваримые подробности, скажу, что тригонометрический анализ карты группе Хэпгуда помог сделать математик из Массачусетского университета Ричард Страхан. Оказалось, центр карты находится за пределами сохранившегося куска, где-то на востоке. Сначала думали, что в Александрии, поскольку Александрия была центром научной мысли античности. Но дальнейший анализ сместил центр карты в город Сиену (ныне Асуан). Сиена примечательна тем, что лежит на тропике Рака, и там удобно проводить некоторые астрономические наблюдения. Именно в Сиене Эратосфен когда-то определил диаметр Земли.
Если вы думаете, что отыскание центра карты было простой задачей, то скажу вам, что она отняла у исследователей три года из потраченных семи. Три изнурительных года расчетов, прикидок и килограммы испорченной бумаги. Кстати говоря, в помощь своей научной группе Хэпгуд привлек даже военных картографов США, которые увлеклись идеей заставить старинную карту «говорить» на современном языке.
Когда карта была приведена к понятной системе координат, выяснилось, что некоторые точки на карте были указаны с поразительной точностью, а другие – с ошибками. Исследователей осенило: свою карту адмирал не просто перерисовывал, а сводил из нескольких старинных карт. Отсюда ошибки. Озарение это я бы не назвал гениальным, поскольку сам османский адмирал прямо писал об этом в легенде к карте – мол, я использовал порядка двадцати старинных карт времен Александра Македонского. Но написанному самим автором карты ученые почему-то не очень верили. Как-то слишком сказочно показалось – Македонский… Пришлось поверить собственным глазам: карта явно была составлена из лоскутков-источников. Одни из них были более точными, другие – менее.
На карте, например, не хватало почти 1500 километров американского побережья. Видимо, у Хаджи Мехмеда не было «исходника» по этим местам. Зато он имел две непохожие карты устья Амазонки и принял их за две разные реки, расположив одну под другой. И это случилось не только с Амазонкой – ряд объектов был показан на карте дважды, причем в разных проекциях.
Предварительный вывод, к которому пришли исследователи, приведя карту к современному виду, был весьма любопытен:
«Долгота и широта береговой линии определена достаточно точно. Это справедливо и для североатлантических островов, за исключением Мадейры… Из портулана с современной координатной сеткой видно, что побережья, разделенные Атлантикой, имеют приблизительно верные соответствующие значения долготы относительно центра проекции на меридиане Александрии. Это приводит к убеждению, что первый составитель, должно быть, определял правильную долготу на всем пространстве от александрийского меридиана до самой Бразилии. Важно также и то, что большинство островов расположено на истинной долготе. Потому представляется, что научные достижения того времени оставили далеко позади навигационные открытия и мастерство картосоставителей не только эпохи Возрождения, но и всех Средних веков, познания арабских географов или же известных географов древности.
Точная привязка островов предполагает, что они уже были на древней карте (автор имеет в виду самый-самый первоисточник, с которого рисовались карты античности, потом попавшие к турецкому адмиралу. – А. Н.). Поэтому “открытие” и картирование их арабами и португальцами в XV столетии не может быть названо собственно открытием… Ничто не исключает возможность того, что карта-первоисточник, уходящая корнями в древность, уже была в какой-то форме известна европейским народам. Может быть, даже ранние плавания к некоторым из этих островов, в особенности к Азорским, предпринимались, чтобы подтвердить точность этих старых карт».
И далее:
«Едва ли можно, если вообще допустимо, поверить, что мореплавателям в XV веке удавалось правильно определять долготу этих островов. Все, что им было доступно, – это приблизительное вычисление курса, основанное на направлении и силе ветра, а также на скорости судна. Но и эти вычисления могли оказаться ошибочными, если встречались океанические течения или корабль ложился в дрейф.
Хорошо описана эта трудность по определению своего местонахождения в море автором XVI столетия, которого цитирует адмирал Моррисон в “Адмирале Моря-Океана”: “О, как же всемогущий Господь мог вложить утонченное и столь важное искусство навигации в бестолковые головы и неумелые руки этих мореплавателей! И каково видеть их, спрашивающих друг друга: «И сколько же градусов вычислила ваша честь?» Один говорит – «16», другой – «близко к 20», третий – «13 с половиной». А теперь они спрашивают: «А как ваша честь считает, далеко ли мы находимся от суши?»… Один на это отвечает – «я думаю, в 40 лье», другой «а я говорю – в 150», третий – «утром, я полагаю, до нее было 92 лье». И будь их не трое, а три сотни, то и тогда они бы спорили не только друг с другом, но и оспаривали бы саму истину”.
В то время еще не существовало прибора для измерения долготы на море. Он не появился и в последующие 250 лет, пока в период правления Георга III не был изобретен хронометр. И потому невозможно объяснить точность определения долготы на карте…»
