Джаред Даймонд
ТРЕТИЙ ШИМПАНЗЕ
Посвящаю своим сыновьям Максу и Джошуа. Надеюсь, эта книга поможет им понять, откуда мы пришли и куда можем прийти
Пролог
То, что человек не похож ни на одно другое животное, — очевидный факт. Не менее очевидно и то, что мы с вами — до мельчайших деталей анатомии, до последней молекулы, — принадлежим к огромному типу млекопитающих. Это противоречие — самая удивительная особенность Homo sapiens. Мы все знаем о нем, но все же не вполне понимаем, как так получилось и что это значит для нас.
С одной стороны, между человеком и всеми остальными видами млекопитающих лежит пропасть, кажущаяся бескрайней — она проявляется в самом факте существования в человеческом языке такого понятия, как «животные». Выходит, мы считаем, что шимпанзе объединяет ряд принципиальных общих черт с многоножками и двустворчатыми моллюсками (но не с нами), а мы, люди, обладаем особенностями, свойственными лишь нам одним. Вот некоторые наши уникальные качества. Мы, например, умеем разговаривать, писать и собирать сложные механизмы. Мы обеспечиваем наше существование не голыми руками, а при помощи особых орудий. Большинство из нас носит одежду и увлекается искусством; многие придерживаются какой-нибудь религии Мы распространены по всей Земле, управляем значительной частью ее энергетических и производственных ресурсов и постепенно осваиваем океанские глубины и открытый космос. Так же нас отличают от животных иные, менее лицеприятные особенности: геноцид, любовь к пыткам, пристрастие к наркотическим веществам и уничтожение тысяч других видов. Некоторые виды животных могут обладать одной-двумя из этих особенностей (например, используют орудия труда), но мы в этом отношении оставили животный мир далеко позади.
Итак, из практических и юридических соображений люди животными не считаются. Неудивительно, что когда в 1859 году Дарвин выдвинул гипотезу, что мы произошли от обезьян, многие поначалу сочли его теорию абсурдной и продолжали настаивать, что человек создан Богом «отдельно» от животных. Многие, в том числе четверть выпускников американских колледжей, придерживаются этого мнения и сегодня.
Однако, с другой стороны, совершенно очевидно, что мы все-таки животные — у нас те же части тела, что и у животных, тоже есть гены, мы так же состоим из молекул. Понятно, и к какому именно классу животных мы относимся. Наше внешнее сходство с шимпанзе настолько велико, что его признавали даже анатомы XVIII века, верившие в наше божественное происхождение. Представьте: берем обыкновенных людей, снимаем с них одежду, отнимаем у них все прочие вещи, лишаем дара речи, оставив взамен лишь нечленораздельное ворчание, и абсолютно не меняем при этом анатомию. Затем помещаем их в клетку в зоопарке рядом с клетками шимпанзе. И вот в зоопарк приходим мы — одетые и говорящие. Кого мы увидим в клетке? Того, кем люди, собственно, и являются, — прямоходящих шимпанзе с небольшим количеством шерсти. Инопланетный зоолог непременно причислил бы людей к третьему виду рода шимпанзе — то есть, мы попали бы в компанию к карликовому шимпанзе Заира и шимпанзе обыкновенному, обитающему в остальной тропической части Африки.
Молекулярно-генетические исследования последних пяти лет показали, что наш генетический код на 98 процентов совпадает с геномом остальных двух видов шимпанзе. Генетическая дистанция между нами и шимпанзе еще меньше, чем такими близкими между собой видами птиц, как красноглазый и белоглазый вире-оны. То есть, большая часть нашего давнишнего биологического «багажа» до сих пор с нами. Со времен Дарвина были обнаружены окаменевшие кости сотен существ, стоявших на различных промежуточных ступенях между человекообразными обезьянами и современным человеком, и ни один мыслящий человек не может отрицать эти неопровержимые доказательства. То, что казалось абсурдом — происхождение человека от обезьяны, — действительно имело место.
И все же, обнаружение большого количества недостающих звеньев эволюционной цепи не разрешило загадку полностью, а напротив — сделало ее еще более интригующей. Выходит, всеми нашими «уникальными» особенностями мы обязаны тому небольшому генетическому «багажу», который приобрели в ходе эволюции — 2 процентам, на которые наш геном отличается от генома шимпанзе. Сравнительно быстро и недавно по меркам эволюционного процесса наш вид претерпел ряд небольших изменений» имевших далеко идущие последствия. На самом деле, какой-то миллион лет назад мы бы показались гипотетическому инопланетному зоологу лишь одним из многих видов млекопитающих. Правда, мы уже тогда обладали рядом любопытных поведенческих черт, самыми примечательными из которых были умение обращаться с огнем и зависимость от орудий труда. Однако эти черты показались бы инопланетному гостю не более любопытными, чем поведение бобров или птиц-шалашников. И каким-то образом, всего за несколько десятков тысяч лет — период, кажущийся почти бесконечно долгим в масштабах человеческой жизни, но являющийся лишь малой толикой истории нашего вида, — мы приобрели качества, делающие нас уникальными и уязвимыми.
Что же это за «ингредиенты», превратившие обезьяну в человека? Раз наши уникальные особенности появились так недавно и потребовали так мало принципиальных изменений, эти особенности, или, по крайней мере, их зачатки, должны присутствовать и в животном мире. Каковы же они, животные зачатки искусств и языка, геноцида и наркотической зависимости?
Благодаря нашим уникальным особенностям мы сегодня превратились в биологически преуспевающий вид. Ни одно другое крупное животное не является коренным жителем всех континентов и не может размножаться в любых природных условиях, от пустынь и арктических льдов до тропической сельвы. Ни один вид крупных диких животных не может соперничать с нами по численности. Однако среди наших уникальных особенностей есть две, которые на данный момент ставят под угрозу наше существование: склонность убивать друг друга и тенденция к уничтожению собственной среды обитания. Безусловно, обе эти склонности встречаются и у других видов: львы и многие другие животные убивают себе подобных, а, например, слоны — уничтожают собственную среду обитания. Однако эти черты у человеческого вида приобрели гораздо более угрожающую форму, чем у других видов, благодаря нашим технологическим достижениям и огромной численности.
В предсказаниях скорого конца света, который наступит, если мы не одумаемся, нет ничего нового. Новость состоит в том, что эти предсказания, похоже, начинают сбываться — по двум очевидным причинам. Во-первых, ядерное оружие дает нам возможность стереть себя с лица земли в мгновение ока, — а до его появления у человечества не было такой возможности. Во-вторых, мы уже сейчас потребляем около 40 процентов чистой продуктивности Земли (т. е. чистой энергии, получаемой от Солнца). Учитывая, что количество людей на планете ныне удваивается каждый 41 год, вскоре мы достигнем биологического предела роста и будем вынуждены не на шутку сражаться друг с другом за каждый кусок мирового пирога — природных ресурсов, количество которых ограничено. Вдобавок, учитывая ту скорость, с которой мы на сегодняшний день истребляем другие виды, в будущем веке большинство видов вымрут или будут на грани вымирания — а ведь от многих из них зависит поддержание нашей собственной жизни.
Зачем нужно вспоминать эти общеизвестные, вгоняющие в депрессию факты? И зачем искать в животном мире истоки наших разрушительных качеств? Если они и вправду являются частью нашего эволюционного наследства, то получается, что они намертво зафиксированы в генетическом коде, а следовательно, изменить ничего нельзя.
На самом деле, наше положение не безнадежно. Возможно, желание уничтожать чужаков или сексуальных соперников и в самом деле у нас в крови. Но ведь это до сих пор не мешало человеческому обществу прилагать усилия к подавлению этих инстинктов, благодаря чему большинство людей все же избежали печальной участи. Даже несмотря на две мировые войны, в индустриальном обществе XX века насильственной смертью умерло гораздо меньше людей (в процентном соотношении), чем в первобытном обществе каменного века. Во многих современных государствах продолжительность человеческой жизни выше, чем у людей прошлого. Защитники окружающей среды не всегда проигрывают в битвах с разработчиками и разрушителями. Сегодня даже научились лечить некоторые наследственные заболевания, такие как фенилкетонурия или ювенильный диабет, или смягчать их последствия.
Я описываю современную ситуацию для того, чтобы мы могли избежать повторения собственных ошибок — изменить свое поведение, используя знания о нашем прошлом и наших наклонностях. Надежду на это я попытался выразить в посвящении в начале книги. Мои сыновья-близнецы родились в 1987 году, а в 2041 году им будет столько же лет, сколько мне сейчас. Сегодня мы создаем мир, в котором они будут жить.
