Внезапно «кентавр» на нерпи у Ула вспыхнул.
– Ул, это я, Платоша! – заторопился незнакомый голос. – Я на Воробьевых горах! Шесть четверок из форта Тилля «чешут» ниже смотровой! В небе – гиелы.
В «кентавр» пробивались и другие голоса. Ощущалось, что Платоша стоит у перил смотровой площадки и говорит прямо в нерпь, оттянув рукав. И еще – что он чудовищно нервничает. Слов «не паникуй!» Ул дальновидно произносить не стал, понимая, что они могут стать прямым сигналом к панике.
– Шесть четверок? На Воробьевых? – недоверчиво переспросил Ул, и Рина ощутила, что это непривычно много. – Там же зарядная закладка! Они далеко от горнолыжного спуска?
– Почти уже у него! – отозвался Платоша.
– Тилль с ними?
– Не знаю. А вот Белдо я точно видел!
– Былиин!.. Старикан в форте Тилля!!! Поменялись они, что ли? А его собственный форт? – деловито уточнил Ул.
– Вроде без форта… – без большой уверенности ответил Платоша. – Да вот же он!
От кентавра отделилось и повисло в воздухе объемное изображение старичка в шелковой рубашке, расстегнутой на две верхние пуговки. На шее кроваво алел кокетливо повязанный платок. Непрерывно и рассеянно улыбаясь чуть приоткрытым ртом, старичок шел по влажной траве и высоко задирал ноги, чтобы не замочить туфли. Безошибочно ощутив, что на него смотрят, он обернулся и полусердито погрозил пальцем в сторону смотровой.
– Вот собака!.. У меня кровь носом пошла! – убито сказал Платоша.
– Платоша! Былиин! – заволновался Ул. – Вас там сколько? Вся пятерка?
«Кентавр» замерцал. Чувствовалось, что парню чудовищно не хочется сознаваться.
– Только я и девушка! Она тут в Гэ-Зэ, в общаге живет.
– Девушка не наша, не шнырка?
– Ну… э-э… пока нет, – признал Платоша. – Но они ее не видели. Она тут у столиков, матрешек смотрит.
– Это хорошо, – одобрил Ул. – От девушки избавься.
– В каком смысле «избавься»? Пристрелить, что ли? – напряженно спросил Платоша. Ул запоздало сообразил, что люди в состоянии стресса шуток не понимают.
Белдо махнул рукой, и к Платоше свернули два берсерка. Шли они не слишком быстро. Им приходилось подниматься по крутому склону.
– Пусть девушка возвращается в общежитие, – распорядился Ул. – Сирин у тебя, конечно, разряжен?
Платоша стал что-то горячо объяснять.
– Так я и думал! – перебил Ул. – На метро надо ездить!.. Когда отправишь девушку, держись людных мест. В толпе они тебя не тронут. Я скоро буду.
«Кентавр» погас.
Ул задумчиво посмотрел на шею Бинта.
– Закладку на Воробьевых мы никогда не использовали. Она резервная. Хотел бы я понять, как…
Не договорив, Ул повернулся и быстро пошел в сторону ШНыра.
– Эй кто-нибудь! Дежурные! Снимите ребенка с забора, а Бинта расседлать и в денник!.. – крикнул он в ворота пегасни.
Ул оглянулся, перешел с шага на бег и, выставив вперед лоб, помчался на стену пегасни. Когда до пегасни осталось чуть больше метра, Ул прыгнул. Рина зажмурилась. Она был уверена, что Ул сейчас разобьет голову о стену, однако прежде, чем это произошло, он коснулся рукой нерпи и исчез.
Глава 11
Бумажный кораблик Дионисия Белдо
Любовь – огонь. Испытания – вода. Если в слабый костер вылить ведро воды – он погаснет. Если же в сильный – только пшикнет, и вода станет паром.
Из дневника невернувшегося шныра
Квартира всякого человека отражает и повторяет его внутренний мир. Квартира Белдо, состоявшая из трех четко разграниченных частей, только подтверждала это правило.
Первая часть была официальная – здесь Белдо принимал магов из своего форта (слово «ведьмарь» использовали, разумеется, только шныры) и важных заезжих гостей. В длинном тоннеле без окон между четырьмя бархатными шторами стояли кожаные диваны. Между ними на черных столиках с козлиными ногами чадили душные светильники и лежали два беззубых черепа. Белдо уверял, что один из них принадлежит Вольтеру, а другой – Нострадамусу и что раз в год, при особом расположении звезд, черепа начинают переругиваться и ссорятся всю ночь.
Тут, на удобных диванах, Белдо мило шутил с гостями, решал «производственные» вопросы, сыпал предсказаниями, улыбался, очаровывал, но крайне редко кто-то из гостей первой комнаты перекочевывал во вторую.
Второй частью квартиры была большая спальня с огромными окнами и множеством цветов. Тут Белдо плакал и танцевал. Сюда заходили самые близкие его знакомые, и здесь же царили Млада и Влада. Спальня Белдо напоминала ажурную птичью клетку, в которой обитали попугайчик и две вороны.
И, наконец, в третью маленькую комнатку, почти каморку, Белдо никогда не пускал даже Младу и Владу. Дверь в нее тщательно запиралась на ключ, и в обычное время скрывалась под ковром.
1 июня старичок Белдо сидел в кровати и капризно тянул вверх худые руки. Он ощущал себя Дон Кихотом, требующим внимания своего Санчо. Млада и Влада только что стянули с него длинную ночнушку и теперь облачали его в белую шелковую рубашку.
– Устойчивость к заболеваниям у вас сегодня минус сто. Берегите здоровье! – предупреждала Млада, наклоняясь, чтобы натянуть на костистую ногу хозяина носок.
Носки Белдо носил всегда только белые, считая, что черные к смерти. Каждая пара надевалась единственный раз, после чего сжигалась в присутствии хозяина в особой печи. Такая же судьба постигала рубашки и носовые платки. Белдо знал своих сотрудников и опасался сглаза.
– Зато привлекательность – плюс сто десять! День предвещает дружескую встречу, а вечер романтическое свидание! – щебетала Влада.
Белдо посмотрел на нее и сердито задвигал верхней губой. Как опытный руководитель, он держал своих фавориток в постоянном напряжении.
Млада закончила расправлять носок. Белдо приподнял стопу и кокетливо пошевелил пальцами. Зато алый платок, который Влада вкладывала ему в карман, отшвырнул и потребовал другой.
– Немедленно сжечь! Его держал нерадостный человек с плохой энергетикой! – приказал он.
Влада задрожала, поскольку платок был совершенно новый. Торжествующе покосившись на конкурентку, Млада кинулась к шкафу и принесла хозяину другой. Белдо осмотрел его, остался доволен, но неосторожно уронил.
– Милочка, что вы застыли? Потрудитесь поднять! В моем возрасте всякое движение мучительно! – укоризненно сказал он замешкавшейся Владе.
С заваленного бумагами письменного стола зазвучал «Полет валькирий». Лицо у Белдо вытянулось. Вагнера его телефон исполнял в одном-единственном случае.
– А вот и твое романтическое свидание, будь ты проклята! Прочь! – торопливо приказал Белдо, толкая Владу коленом.
Млада и Влада метнулись к дверям, хлопая руками, как крыльями.
– Чем занимаетесь, Дионисий Тигранович? Злодействуете? – зазвенел в трубке стеклянный голос.
Белдо поспешно захихикал.
– По мере сил, – сказал он кокетливо. – По мере сил.
– Что дало ночное патрулирование?
Белдо по инерции продолжил хихикать, а сам быстро соображал. Гай явно говорит не о тех гиелах, что «чешут» небо над ШНыром. Они подчиняются только ему. Значит, речь идет о магах из первого форта, что вместе с берсерками Тилля ищут закладку. Сна Белдо никто не прерывал. Раз так, значит, поиски пока ничего не дали.
– Пусто! – сказал Белдо, добавив в голос уместную долю удрученности.
– Плохо работаете! Через час жду у себя! – властно сказал Гай, и старичок остался с молчащей трубкой у влажноватого уха.
Пришлось Белдо обойтись без чашечки утреннего кофе. Огорченный вынужденной аскезой, он дважды ущипнул за руку Владу и один раз неметко плюнул во Младу, потревожившую его подагру. Старичка поспешно одели и, поддерживая под локти, понесли по лестнице. Дом, в котором жил Белдо, был старый, двухэтажный и без лифта.
Белдо капризничал и проклинал 21 апреля – день, в который сорок два года назад его выгнали из хореографического училища. По его мнению, именно тогда и начались все беды.
Оказавшись на улице, Дионисий Тигранович ознакомительно посмотрел на солнце. При этом он слишком высоко задрал голову, и с нее свалился берет. Опальная Влада кинулась его поднимать, но он сердито оттолкнул ее.
– Милочка! Я все прекрасно подниму и сам!!! Я еще не так стар!.. А вот берет вам придется принести другой!
Сталкиваясь плечами, Млада и Влада кинулись в подъезд.
Оставшись в одиночестве, Белдо обозрел длинный пустой двор вплоть до детской площадки, на которой две дорогостоящие няньки катали на игрушечном мотоцикле тщедушное дитя преуспевшего чиновника. Дитя мечтало и отслеживало глазами голубей. Няньки же были утомительно бодры. Одна следила за рулем мотоцикла, другая же громко читала английские стихи, стараясь, чтобы дитя, наряду с молекулами кислорода, заглатывало бы и азы образования.
Белдо задержал на ребенке взгляд, зачем-то оглянулся и стал рыться в карманах. Вытащил записную книжку, вырвал из переплета сдвоенный лист и, ловко сделав кораблик, быстро направился к мальчику. Он шагал, имея на лице неотступную, важную и тревожащую его мысль.
