Ни жена, ни сестра нас не ждет у окна,
Мать родная нам стол не накроет...
Наши семьи ушли, наши хаты сожгли,
Только ветер в развалинах воет...
Катерина Борисовна тихонько опустилась на скамью в конце полупустого зала. Сизый махорочный дым, сгущая сумерки, медленно плыл над сидящими в кожухах, теплых платках и шапках колхозников. Пахло овчиной и самосадом.
С близкой, непроходящей болью Катерина Борисовна слушала рожденную войною песню, не похожую ни на старые крестьянские "долюшки доли", ни на новые городские.
И летит над страной этот ветер родной,
И считает он слезы и раны,
Чтоб могли по ночам отомстить палачам
За страданье и кровь партизаны...
Песня омочила ресницы слезой, принесла облегчение. Впервые за эти дни Катерина Борисовна подумала о том, что ей делать завтра. Побродить еще среди партизан, расспросить подробней об Игнате или вернуться на хутор? А что она принесет на хутор Надежде и сиротам малым? Слезы да лишний рот...
Осенью изо всех сил старалась запасти семье на зиму картошки и сена корове. Сейчас какая работа? До весны и одна Надежда управится. Ленка поможет, вон как за год поднялась... Весной - дело другое. Весной мужские руки нужны. На этом свете все так устроено, что вечна только земля. Что б ни случилось, а она свое требует. Люди воюют, друг другу жизнь укорачивают, плодят сирот слабых, а земля работника ждет. Солнце пригреет, снег слезой изойдет, на черных полях воронье соберется, а пахать-сеять некому... Полегли мужики.
Опять, как в голодные годы, на баб хомуты надевать... Катерина Борисовна прикрыла глаза, до того ей стало горько думать об этом...
- Выходи! Стройся!
Светлоусый богатырь крикнул в дверь. Песня оборвалась. Загремели сапоги по настилу, колыхнуло ветром лозунги.
Один из отрядов ночью уходил в дальний район, и провожать его собрались все жители Землян.
Командование решило превратить проводы в торжество с речами и музыкой. А перед тем привести к присяге молодых, новое пополнение.
Строились посреди улицы. Лучше бы на спортивной площадке, да там еще лежал ровный, отяжелевший в оттепель снег.
Хорошо и на улице, на широкой разъезженной дороге. Выстроились двумя рядами. Впереди новички, еще безоружные, одетые по-домашнему, с котомками и сундучками. От армейских новобранцев отличала их неодинаковость возраста. Тут и пожилые, совсем старики, и молодые, почти что мальчишки. За ними, дыша в затылки, бывалые бойцы с автоматами и винтовками, прокопченные дымами костров, обветренные дорожными вьюгами.
Катерина Борисовна никого в Землянах не знала и, заметив во второй шеренге сначала длинного Федю, а затем и обвешанного оружием товарища К., обрадовалась, словно родным. Протиснувшись сквозь толпу, она вышла вперед, надеясь, что и хлопцы заметят ее. Но тут раздалась команда:
- Смир-р-на! Равнение напра-во!
Обе шеренги дрогнули, повернув головы направо. Горбоносый цыган взмахнул бубном со звоночками. По его сигналу три гармониста развели мехи. Сиплый, словно простуженный, но громкий марш взметнулся над улицей, в конце которой показалось знамя. Его нес светлоусый богатырь в папахе и накинутой поверх бушлата плащ-палатке.
По бокам четко шагали два автоматчика в шапках-кубанках, украшенных косыми красными лентами.
Ветер поднимал тяжелое полотнище с профилем Ленина, откидывал витые шнуры с золотыми кистями. Раздувал полы плаща знаменосца, отчего тот становился еще крупнее, могучей.
Цыган отбивал ритм на звонком бубне, гудели басы трех гармоней, их тугие волны плыли над застывшими шеренгами, над толпой, освещенной отблесками низко бегущего среди туч солнца.
Никогда еще земляне не видели такой торжественной красоты. Она щекотала в горле, распирала грудь, закрывая дыхание. Когда, медленно плывя к левому флангу, знамя как бы осенило затихшую толпу, старики сняли шапки. Гармонисты закончили марш сильным аккордом. Знаменосцы стали перед держащими под козырек командирами.
Михаил Васильевич опустил руку.
- Вольно!
Шеренги качнулись, звякнуло оружие, а толпа все еще таила дыхание, боясь нарушить святость минуты.
Михаил Васильевич шагнул к представителю областного комитета, одетому в военную шинель и городскую теплую ушанку. Наклонив голову набок, он, улыбаясь, смотрел на крайнего, левофлангового новичка, школьника в нескладной поддевке, перепоясанной бог весть где раздобытыми новыми кавалерийскими портупеями.
- Прошу, Иван Денисович...
- А? Да, да, - Иван Денисович шагнул вперед и добрыми глазами обежал стоящих перед ним партизан.
- Дорогие братья! Ваш отряд, геройски бившийся на "Теплых криницах"...
- Служу трудовому народу! - рявкнула вторая шеренга.
Россыпью, с опозданием, выкрикнули за ней новички.
Катерина Борисовна отошла к краю и, перейдя дорогу, незаметно пристроилась к шеренге.
- Тебе чего, тетка? - оглянулся на нее плохо побритый мужчина с видневшимися из-под шапки завязками бинта.
- Просто так... Я тут постою трошки... - шепотом ответила Катерина Борисовна.
Партизан пожал плечами.
- Трошки тут не положено...
- Тише ты, - одернул его сосед. - Нехай постоит. То ж сестра Игнатова... - И подвинулся чуть, освобождая место.
Началась присяга. Держа перед собой лист бумаги, на середину дороги вышел Михаил Васильевич.
- "Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик!"
Громко, отделяя каждое слово, прочитал учитель и выжидающе поднял от бумаги глаза.
- ...Союза Советских Социалистических Республик! - заколыхались по первой шеренге еще неокрепшие голоса.
- "Вступая в отряд красных партизан для активной борьбы с заклятым врагом нашей социалистической Родины - гитлеровской Германией..."
- ...заклятым врагом... Родины... гитлеровской Германией...
- "Перед лицом народа и Советского правительства даю обязательство".
- ...даю обязательство...
Выделялся ломкий голос левофлангового, перепоясанного кавалерийской портупеей. Он выпячивал грудь, поднимался на цыпочки.
- "За пролитую кровь нашего народа, за матерей и отцов, жен и детей, братьев и сестер, убитых и замученных фашистскими палачами..."
Ветер уносил к неспокойному небу голоса партизан и шепот повторявшей клятву толпы.
- "...И не жалея своих сил, а если понадобится, то и жизни..."
Катерина Борисовна почти физически ощущала тяжесть каждого слова, падавшего на ее изболевшее сердце. Она шевелила губами, неслышно повторяя то, что выкрикивал Михаил Васильевич.
- "Быть смелым, храбрым и решительным с врагом..."
Таким был Игнат, она знает: такие и ее сыновья, однажды произнесшие клятву.
- "Быть честным, дисциплинированным, революционно бдительным и хранить нашу военную тайну партизанского движения", - эту фразу учитель прочитал раздельно, трижды делая паузу, как бы вслушиваясь в ответ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
