Обер-фельдфебель наслаждался покоем, весенним теплом и удачно выпавшей ему должностью. Заведовать складом куда как легче и прибыльней, чем гонять по плацу молодых олухов перед отправкой в мясорубку на восток или гоняться за партизанами.
Должность хорошая. Если с умом вести дело, не скупиться на подарки ближнему начальству и выглядеть строгим, бдительным, можно вернуться домой не с пустыми руками. Главное - образцовый порядок и чтобы эти русские фрау не болтали лишнего, когда шефу вздумается спросить: "Не попадались ли зашитые в подкладку золотые монеты и кольца?" Пока что женщины вели себя хорошо, но все же лучше команду сменить. Закончат сортировать эту партию, и внесем их в список - пусть идут в лагерь, храня память о добром фельдфебеле.
- Герр обер, - к нему подошла старшая, рослая женщина, сносно говорящая по-немецки, - это сегодня отправят в больницу?
Она показала на груду сваленного посреди двора медицинского оборудования. Окрашенные белой эмалью тазики с отбитыми краями, носилки, старое зубоврачебное кресло, ножная бормашина, банки, шприцы, резиновые трубки...
- Яволь, - улыбнулся фельдфебель, - в больницу для русских. Ваш бургомистр просил. Веселый человек, он сказал: "Евреи все вылечились, дайте нам инструменты, мы промоем их священной водой!" и - подарил шефу бутылку "священной воды". О... о... Ха-ха!
- Понятно, - ответила старшая, пытаясь улыбнуться шутке, - грузить поможет одна девушка... Пусть она съездит в больницу.
- Кто, девушка?
- Шура Ковалева, ей надо в больницу... Подойди сюда, Шура!
- О! Ты совсем больна? - спросил фельдфебель по-русски, когда Шура подошла к нему. - Ты совсем дрожишь...
Шуру действительно бил озноб. На бледном, веснушчатом лице выступала испарина, ей становилось то жарко, то холодно. Это пугало Шуру. Нельзя ей болеть, ей сейчас никак нельзя заболеть. Скорей всего, ее и трясет не от болезни, а от страха. С утра все шло хорошо, до того гладко, что стало страшно: вдруг сразу лопнет, сорвется?.. Осталось немного дотянуть. Сейчас должен заехать Коля, и ее пошлют грузить инвентарь. Она шепнет Николаю всего два слова: "Люба ждет", а там... прощай, Минск. Мысленно Шура уже попрощалась с подругами, родными и даже с лысым чертом - вербовщиком, уговаривавшим ехать на работу в Германию "по собственному желанию". Она покажет им, кто такая Шура Ковалева, партизанка Шура!
- Ты совсем дрожишь, - повторил фельдфебель, шагнув в дверь склада. Он взял со стеллажа толстую вязаную кофту. - Надевай, бедный русский девушка.
Шура взглянула на протянутую к ней кофту чужого покроя, принадлежавшую, вероятно, откуда-то присланной в минское гетто старухе.
- Карашо будет, - ласково сказал фельдфебель, растягивая кофту, предлагая убедиться, что будет хорошо.
Старшая подмигивала из-за спины фельдфебеля: дескать, бери, бери...
Но Шура не видела ее, она смотрела на красные, короткопалые руки немца, на чужую кофту со штопкой на рукавах и следами ниток там, где была пришита и теперь сорвана желтая звезда Давида. Фельдфебель, как продавец в магазине, повернул кофту, показывая ее с обеих сторон, и ловко набросил на плечи Шуре.
Шура вздрогнула, словно к ней прикоснулись электрические провода. Она сорвала кофту, скомкала ее и швырнула в фельдфебеля.
- Ой! - вскрикнула старшая.
Секунду фельдфебель удивленно, даже испуганно смотрел на Шуру. Автомобильный сигнал заставил его оглянуться. Во двор въехала, лихо развернувшись, небольшая полугрузовая машина с двумя солдатами в кузове. Из кабины медленно вылезал толстый шеф. Обер-фельдфебель моментально оценил обстановку. Он сделал вид, что не заметил прибывшее начальство, подхватил кофту и наотмашь хлестнул Шуру по лицу.
- Ферфлюхтэ!.. Швайн!..
Закрываясь руками, Шура отступила в глубь склада.
Фельдфебель ринулся за ней.
Шеф, направляясь к двери склада, спросил окаменевшую на месте старшую:
- Что там такое?
Она не могла ответить, но фельдфебель уже выскочил из полутьмы на залитый солнцем порог, щелкнул каблуками.
- Прошу разрешения доложить господину капитану. Наглая попытка хищения вещи, подлежащей отправке в нашу великую...
Шеф с отвращением сморщил губы, а обер-фельдфебель покосился на старшую, зная, что она понимает по-немецки.
Шофер Николай так и не догадался, что произошло. По приказу капитана один из солдат стал у ворот, другой выгнал из склада женщин, показав, что надо грузить на машину. Выгнал всех, кроме Шуры. Где ж она?
Капитан и обер-фельдфебель вошли в склад и заперли за собой дверь.
- Где Шурочка? - тихо спросил Николай.
Старшая кивнула в сторону склада. Из дверей выглянул раскрасневшийся шеф и крикнул Николаю, чтобы он быстро отвез инвентарь в больницу и вернулся сюда.
Молчаливые, сжавшиеся женщины дрожащими руками погрузили инвентарь. Николай выехал со двора. Солдат закрыл за ним ворота. С улицы никто не мог видеть, как вывели Шуру во двор. Вывели голую. Поставили на сугроб. Маленькую, поднявшую худые, детские плечи, с растрепанными рыжими волосами. На белом теле заметно выделялись коричневые крапинки веснушек. По лицу текли прозрачные слезы, падая на острую девичью грудь. Солдаты держали ее за руки, пока капитан налаживал фотоаппарат...
..."Что же там с Шурой?" - гадал Николай, проезжая мимо кондитерской на углу Советской и Комсомольской.
Шура должна была ехать с ним не до больницы, а туда, куда скажет Люба, встретив их в условленном месте.
"А что, если Люба не встретит?" Николай сжал баранку руля так, что побелели кончики пальцев. Ну и жизнь... Каждую секунду ждешь какой-либо беды. Скорей бы уж в лес, на свободу...
V
Люба:
С Николаем меня познакомила Шурочка...
Мы получили задание - собрать сведения о городских военных складах. Я еще не придумала, с чего нам начать, как Шурочка подсказала. Призналась мне, что к ней стал заходить один парень. Шофер комендатуры, он в разные склады возит какой-то груз и, наверное, может рассказать, где что помещается. Только Шура боится его спрашивать. С ним просто невозможно говорить о его работе. Становится не дай бог, каким злым... Что ж, попробую я.
Прихожу под вечер к Шуре и как бы случайно встречаю там... не то чтобы пижона, а такого, как тут сказать, фосонистого паренька. Волосы по моде подрезаны, одно колечко на лоб падает, маленькие бачки косо подбриты. Светлые глаза с усмешкой посматривают, и рот чуть-чуть кривится, дескать: "Все, знаете ли, ерунда, все мы видали..." А в общем, присмотрелась, вполне нормальный молодой человек. Мне в школе не раз попадались такие ребята, напускной развязностью и даже, казалось, нахальством прикрывающие свою, я сказала бы, стеснительность или застенчивость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
