Первым высказался начальник разведывательного отделения полковник Лебедев.
- Почему на Алленштейн-Остероде, ваше превосходительство? - возразил он. - Почему не западнее? Прямо в западном направлении? Вот здесь, - он обвел район западнее Сольдау, против которого на карте значились флажки пятнадцатой и шестой кавалерийских дивизий. - Вот здесь, между Лаутенбургом и Гильгенбургом летчики обнаружили биваки двух германских дивизий. По меньшей мере два корпуса сосредоточиваются у нас на левом флаге, а мы делаем вид, что их нет? Не смеем верить собственным глазам!
Узкие голубые глаза Лебедева сузились в злые щелки, мелкие белые зубы ощерились в напряженной полуусмешке. Полковник явно превышал свои полномочия, показывая ошибочность предложения Самсонова.
- Благодарю вас, полковник, - сказал Александр Васильевич. - Какие соображения имеются у оперативного отделения?
Вялов с непроницаемым лицом молча провел линию от Дейч-Эйлау до Остероде, то есть показал тот участок фронта, который еще в самом начале войны хотел избрать для главного направления командующий армией. Он словно напоминал, как далеко в действительности отклонились войска и как заблуждается генерал Жилинский.
Всем это было непонятно: сосредоточение немцев нынче обнаружилось именно на дейч-эейлауском направлении, между Лаутенбергом и Гильгенбургом.
Жилинский вел армию окружать отступающих перед Ренненкампфом, а германцы сами готовились окружить окружавших.
- Считаю неудобным наше стратегическое положение, - сказал Вялов. Наступать на Алленштейн по меньшей мере безыдейно.
- А я так не считаю! - прервал его Постовский.
- Не горячитесь, Петр Иванович, - попросил Самсонов. - Зачем давить на подчиненных? Продолжайте, полковник. - Я думаю, малейший неуспех фланга - и мы на краю пропасти, - предупредил Вялов. - Надо решительно поворачивать корпуса на запад.
- Это немыслимо! - снова прервал Постовский. - Главнокомандующий неспроста приказывает занимать Алленштейн. Значит, у него есть на то основание. Или вы, полковник, лучше всех разбираетесь в стратегии?
- Петр Иванович! - сказал Самосонов.
- Да, Александр Васильевич! - ответил Постовский непримиримо.
- Этот максимализм - неуместен. Мы с вами прекрасно знаем, на что может согласиться Яков Григорьевич. Мы и так просили у него все, на что он мог согласиться.
- Стратегия выше нашего почтения к главнокомандующему, - невозмутимо произнес Вялов. - А там, как записано в Петровском военном артикуле, пусть меня судит великий государь и военная коллегия... Посмотрите, как идут корпуса? Вся линия фронта принимает форму выпуклой дуги, и нам предлагается наступать центральными корпусами еще дальше на север и северо-запад. А фланги? Первый корпус стоит на месте, нам не разрешено двигать его дальше Сольдау. Справа, шестой, отстает от тринадцатого, тринадцатый начинает висеть правым флангом в воздухе... Считаю, нельзя согласиться с телеграммой главнокомандующего. Надо доложить ему наши соображения.
Постовский отвернулся от Вялова, посмотрел на Самсонова, словно говоря: "Что он плетет? Разве мы не обращались?"
- Да, доложить наши соображения, - задумчиво вымолвил Александр Васильевич. Может быть, и вправду надо поехать в Белосток и объяснить Якову Григорьевичу? Не исключено, что он поймет.
- Ехать к Жилинскому оспаривать его директиву? - воскликнул Постовский. - Это безумие! Я знаю главнокомандующего, да и вы, Александр Васильевич, знаете... Что будут говорить о нашем штабе? Это позор! Лучше сразу в отставку...
- Да, полной ясности о силах немцев у нас нет, - сказал Самсонов. - Мы во многом вращаемся вокруг общих фраз и предчувствий. Придется принимать направление на Зенбург - Алленштейн...
- И послать в Белосток генерал-квартирмейстера! - подхватил Постовский с облегчением, так как спихивал всю ответственность на штаб фронта и отчасти на Филимонова.
- Согласен! - решительно произнес Самсонов и, обращаясь к Филимонову, который молча, с обычной злой напряженностью в лице слушал опоры. - Николай Григорьевич, потрудитесь сегодня же подготовить записку и выехать.
После этого всем стало ясно - командующий уступил начальнику штаба.
Лебедев и Вялов поглядели друг на друга, отвели взгляды, как будто сказали, что отныне иллюзий нет.
Александр Васильевич поблагодарил офицеров, чувствуя перед ними вину. Сейчас он подпишет ошибочную директиву, и тысячи солдат пойдут дальше, веря в отцов-командиров и твердя молитву об отечестве. А потом?
* * *
Генерал-квартирмейстер Филимонов прибыл в штаб фронта ранним утром. Его принял рослый дежурный офицер. Жилинский и Орановский еще спали.
Дежурный офицер был свеж, выбрит, пах цветочным одеколоном Брокара. Сорокавосьмилетнему Филимонову было неприятно с ним разговаривать, глядя снизу вверх. Он потребовал доложить о себе генерал-майору Леонтьеву, генерал-квартирмейстеру штаба фронта.
- Безотлагательно! - решительно произнес Филимонов.
Против опасений Жилинский принял его скоро. Может быть, и не спал старик, и дежурный просто врал.
Зато Орановский и Леонтьев, сцепив зубы, боролись с зевотой. Допоздна, что ли, сочиняли свои нелепые директивы?
Жилинский читал без очков, самсоновское письмо держал далеко от глаз. Его бледно-серое лицо было каменно-спокойно, нижняя губа чуть оттопырена, темнела темная бородавка на гладко выбритом сильном подбородке.
- Вы там забываетесь! - вдруг, не поднимая глаз, скрипучим голосом сказал главнокомандующий. - Вам же ясно говорится - перед вами совсем мало германских войск. Чего вы испугались? Откуда у генерала Самсонова такая осторожность?
Филимонов похолодел от злости, но молчал.
- Армия уже непростительно отстала! - продолжал Жилинский. - Генерал Ренненкампф гонит разбитых тевтонов прямо в клетку, вам остается только захлопнуть дверцы... Что вам поручено передать на словах? Главнокомандующий посмотрел на Филимонова. - Александр Васильевич что-нибудь говорил?
- Он обеспокоен, - ответил Филимонов. - На левом фланге скапливают значительные силы.
- Чепуха! - сказал Жилинский. - Передайте своему командующему: видеть противника там, где его нет - трусость. А трусить я не позволю генералу Самсонову и требую от него продолжить наступление. Немедленно возвращайтесь и передайте, что я сказал, слово в слово! Пусть о себе поменьше печется.
* * *
Когда возле деревень Орлау и Франкенау отгремел кровопролитный бой, возле деревни Линиау части второй пехотной дивизии двигались по узкому шоссе среди леса. Пехота шагала с обеих сторон, а посередине - восьмиорудийная конная батарея с зарядными ящиками. Пушки и повозки обгоняли роты, батарейцы глядели сверху вниз на пехотинцев, пехотинцы снизу вверх на батарейцев, и те, и другие искали что-то в незнакомых физиономиях, будто хотели узнать, как случайным соседям, легче или тяжелее?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
