— Я? Боюсь? Иманда? Даже чудь в Праймзоне не боится Иманда! А уж охотники и подавно его не…
Максимус хотел сказать “не боятся”. Но не успел. Потому что в ту самую секунду могучая мужская рука схватила его за ворот рубахи и… подняла в воздух!
Беспомощно повиснув, как двухнедельный щенок в зубах у суки, прихватившей его за шкирку с целью воспитания, Максимус однако смог извернуться и искоса посмотреть на своего обидчика. Которым был, конечно же, некстати возвратившийся Иманд.
— Что ты сказал, брат? Не хочешь ли повторить? — спросил охотник, спокойный как скала.
Но Максимус, как ни странно, гнул свою линию даже в таком аховом положении.
— Сиятельный лорд Данзас только что уволил тебя, Иманд! — выпалил он с раболепнейшим выражением лица глядя на Рутгера. — И нанял меня! Не советую тебе огорчаться по этому поводу. Ты же знаешь, как переменчива жизнь! Сегодня ты на коне, а завтра — копаешься в куче отбросов…
Иманд нахмурил брови и вопросительно посмотрел на Рутгера — правда, что ли? Насчет увольнения?
Рутгер отрицательно покачал головой. Жест повторили и все его пять героев.
Тогда Иманд, не говоря больше ни слова, поволок Максимуса к дверям трактира и, широко распахнув их, вышвырнул субтильную тушку бессовестного ловчилы за порог, в промозглую влажную весеннюю ночь.
На дворе что-то загрохотало.
Зал немедля взорвался хохотом, братаньем, хмельными аплодисментами и улюлюканьем. Большинство завсегдатаев “Хвостов и копыт” знали Максимуса не первый год. И были рады, что кто-то не поленился дать негодяю укорот.
Глава 14. Драка
“Драка — она как цветок. Если хочет распуститься в чьем-либо саду, то уж, будьте покойны, распустится.”
Дрон, кулачный боец с рыночной площади
Тем временем со сцены уже вовсю пели — пузатенький солист с блестящей розовой плешью и пальцами-сардельками исполнял нехитрый деревенский репертуар.
Про девушку, которая ждала охотника всю долгую зиму, подбрасывая в костер хворост.
Про отряд бесстрашных бойцов, который штурмовал негодяйский замок и погиб в полном составе.
Про калину, которая склонила ветви к самой земле и шепчет что-то такое очень романтичное.
До поры до времени певец не удостаивался особого внимания жующих.
Как вдруг, когда дело дошло до модной в том сезоне песни про Леди Удачу, которая целует только смелых, в трактире вспыхнула танцевальная искра. Тем более, что раскачивающий, плавный ритм песни располагал к медленным парным перетаптываниям.
Первым, к удивлению Рутгера, со своего места решительно поднялся Злой Охотник.
Демонстрируя армейскую выправку, он, прямой как палка, подошел к Фриде.
И, с галантным поклоном до земли, пригласил ее танцевать.
Девушка, опешив от неожиданности, тут же согласилась.
Инициативу подхватил Дитер — он в мгновение ока оказался возле атаманши Гиты и, чмокнув ее пухлую, унизанную перстнями ручку, позвал ее покружиться.
Третьим поднялся один из учеников и собутыльников веселого охотника — тот, волосы которого были смазаны жиром и разобраны на центральный пробор.
Он подбежал к столику адорнийцев и с экстатической улыбкой сделал танцевальное предложение одной из спутниц “принца”.
Та, пожеманничав для виду, все-таки согласилась. И вот уже весь трактир смог наслаждаться ее грациозными движениями и красотой ее точеной фигурки, выгодно подчеркнутой покроем разноцветного шелкового платья.
Меж тем, если не считать дочерей трактирщика (полурысей, что было известно не одному только Иманду!) женщин в зале оставалось совсем немного. Прямо скажем, всего одна.
Это была вторая спутница адорнийского принца, высокая брюнетка со сложной прической, щедро украшенной бумажными цветами.
Она, пожалуй, уступала в красоте своей уже занятой подруге. Но все же совсем чуть-чуть. И уж конечно во всем превосходила, скажем, подавальщицу Иллу.
Поэтому Буджум, которому хмель в тот вечер особенно коварно ударил в голову, решил не тратить время зря.
Одним мощным прыжком он покинул лавку и, развернувшись вокруг своей оси… нос к носу столкнулся со вторым подмастерьем веселого охотника!
Подмастерье был пьян не менее Буджума — по крайней мере, свою шляпу с длинным фазаньим пером он снять так и не удосужился.
Тот уже нависал над второй спутницей адорнийского принца. И, полностью игнорируя появление Буджума, громоздил слово на слово:
— Красавица! В ваших роковых глазах я вижу готовность танцевать со мной до утра! И эта готовность невероятно льстит мне!
Адорнийский принц принялся что-то сбивчиво объяснять.
Было видно, что он не только не желает, но и боится конфликта. И в то же время преисполнен мягкой решимости ни при каких обстоятельствах не дать в обиду свою спутницу!
— Видите ли, дорогой друг, — частил адорнийский принц, — госпожа Тейя Эмель очень устала! И вдобавок, опечалена случаем, который имел место подле виадука — на нас напали огневики… Тейя Эмель натерпелась страху… Теперь она хочет лишь одного: доесть свой ужин и как следует отоспаться…
Подмастерье веселого охотника бормотал в ответ какую-то цветистую чушь.
И пока он ее бормотал, Буджум наливался праведным гневом.
Его прорвало так же внезапно, как июньскую грозовую тучу — ослепительной молнией.
— Ты, походу, совсем охренел, брат! — рявкнул Буджум. — Разве не видишь?! Не хочет девка с тобой танцевать! А раз не хочет, отойди в сторонку и не мешай другим попытать счастья! Не видишь, что ли: девка в зале последняя!
Адорнийский принц удивленно поднял брови. И испепеляюще поглядел на Буджума.
— Я попросил бы не называть мою прекрасную спутницу, госпожу Тейю Эмель, “девкой”, — заметил он ледяным тоном.
Но остудить пыл Буджума одним лишь тоном было уже невозможно.
— Да какая разница, как ее называть?! Есть ведь поговорка: называй хоть хомутом, только на коня не вешай! А я ее, спутницу твою, ни на кого и не вешаю! И вообще, пусть твоя девка мне сама скажет, желает она танцевать или нет! Потому что в песне этой про Леди Удачу осталось всего два куплета. А значит, решать девке надо быстро! И вообще, ничто так не украшает бабца, как сговорчивый характер!
В этот момент высокая спутница адорнийского принца встала со своего стула и, размахнувшись, дала Буджуму звонкую пощечину!
Самую настоящую салонную пощечину, как будто происходила вся эта сцена в куртуазном романе или на императорском балу, а не в грязном трактире, где к мясу ни салфеток, ни ножей, ни даже персональных тарелок не подавали!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
