в отделении есть Сергей Владимирович.
— Есть, но сегодня он не останется в больнице, поэтому остаюсь я.
— Хочешь, я останусь с тобой? — да, мне бы этого очень хотелось, но я не могу позволить, чтобы мои страхи влияли на жизнь других людей.
— Нет, езжай домой. У тебя завтра смена, а я, если что, могу и тут поспать, тем более что не в первый раз, — я села на диване, давая возможность Андрею уйти.
— Ты уверена, что у тебя всё хорошо?
— Да, уверена. А теперь иди и дай мне немного отдохнуть на моём чудо-диване, — Андрей начал подниматься, но перед этим поцеловал меня.
— У нас всё в порядке? — нет, ничего не в порядке, потому что у меня сейчас ужасный беспорядок в душе, но этого я конечно не могла сказать.
— Да, всё прекрасно, — Андрей встал, а я вновь устроилась на своём месте.
— Ладно, если тебе будет что-то нужно, звони и я сразу приеду, — мне нужно, чтобы ты сейчас был рядом со мной, хотелось крикнуть мне, но я этого не сделала, поэтому и осталась наедине со своими пугающими мыслями.
*****
Я проснулась как будто от толчка. Я даже не заметила, как уснула и пробуждение меня ждало не из лучших, всё тело затекло, а голова просто раскалывалась.
— Ты бы ехала домой, — голос из темноты жутко напугал, но я быстро пришла в себя, потому что узнала его обладателя.
— Что ты здесь забыл? — я встала и включила свет. Первым кого я увидела был Денис, который с удобствами устроился в моей кресле. — Или с Сашкой что-то случилось?
— Нет, как сказал Василий Петрович, его состояние стабильно тяжёлое.
— Тогда что ты здесь делаешь? — я пыталась немного размять тело, которое ужасно болело и в который раз я пообещала себе, что пойду в спортзал, но эти планы, наверное, так и останутся планами, потому что с моим сумасшедшим ритмом жизни, мне не до спорта.
— Твой шеф очень за тебя очень переживает. Он недавно заходил к тебе, а ты спала, и он не решился тебя тревожить, но теперь отправил меня, чтобы я позвал тебя проверить состояние Сашки, после чего ты можешь ехать домой.
— А медсёстры не могли меня позвать?
— Это вопросы не ко мне, я делаю только то, что меня попросили.
— Тогда почему ты сразу меня не разбудил?
— Просто мне была нужна минутка, — он тяжело вздохнул, и я вдруг заметила, что он неважно выглядит.
— Всё будет хорошо, — я не знаю, кого пытаюсь убедить себя или его. На меня вдруг нахлынули все те мысли, которые мучали до того, как я уснула и теперь я была уже не так уверена в своих словах.
— Хотелось бы в это верить, но что-то я начинаю в этом сомневаться.
— Были какие-то ухудшения? — я пыталась вести себя как можно более уверенно, но внутри всё тряслось от переживания.
— Нет, но от этого не легче. Мне очень тяжело видеть своего сына в таком состоянии. Теперь я каждый раз прокручиваю свои решения в голове и думаю о том, нужна ли была, вообще, эта операция.
— Ты, — мой голос дрогнул. — Ты думаешь, что мы что-то не так сделали во время операции? — я знала, что ему наверняка станет известно о том, что было в операционной и даже если мы с Андреем промолчим, то есть ещё медсёстры и анестезиолог.
— Что? — кажется он был искренне удивлён моим вопросом. — Я не это имел ввиду. Я думаю о том, что может стоило послушаться Агату и немного подождать, прежде чем оперировать и тогда бы мой сын не был сейчас в таком состоянии.
— Ты сам знаешь, что это глупости. При его клинической картине до операции то, что с ним сейчас происходит это нормально, если можно, так сказать. Если бы вы не согласились на операцию, то твой сын умер бы, а сейчас у него шанс.
— Я, наверное, очень жадный, если только вчера я просил просто о шансе, то сейчас мне нужны гарантии того, что с моим ребёнком всё будет хорошо.
— Это не жадность, это в тебе говорит обычный родитель, который хочет, чтобы с его ребёнком всё было хорошо и за это тебя никто не осудит, — а вот меня можно и осудить за то, что я сделала из его сына подопытного кролика и подвергла ненужному риску.
— Может, ты и права, тем более что уже поздно что-то менять, а значит и мучать себя дурацкими вопросами не стоит, — он встал из-за моего стола и подошёл ко мне. — Как прошла операция?
— Всё прошло хорошо, — лгунья, лгунья. Нужно сказать правду, я ведь всегда осуждала тех людей, которые врут или не договаривают, а теперь сама превратилась в такую же, но с другой стороны это ложь во благо. Отцу не стоит знать, что его сын несколько раз едва не умер и всё из-за меня.
— Тогда почему ты так напряжена?
— Просто я очень устала и мне нужно немного отдохнуть, — это было отчасти правдой, потому что я действительно чувствовала себя очень уставшей и отдых мне бы не помешал, как хорошо, что завтра у меня нет никаких операций, не знаю, как я смогла бы их выдержать.
— Не знаю, какие мысли мучают твою красивую головку, но должен сказать, что я очень благодарен тебе. Ты дала моему сыну шанс и, уверен, он крепко ухватиться за него, потому что он мой сын и по-другому просто быть не может, — мне сразу вспомнились те моменты, когда мы едва не потеряли мальчика, но нам всё же удалось запустить его сердце. Да и сейчас, он борется несмотря ни на что, это делает вероятность выздоровления очень высокой. Когда пациент хочет жить и хватается за жизнь, он обязательно будет жить. Да, может быть его жизнь будет не такой долгой, как у большинства жителей этой планеты, но он точно проживёт дольше тех, которые молча принимают свою судьбу или просто делают вид что пытаются бороться. — Мне неважно то, что происходило в операционной, тем более что я знаю, что такая операция была не
