— Но это же глупо. Не можешь же ты всерьез ставить меня перед дилеммой: «либо я, либо он».
— Могу, Доната. В атмосфере, отравленной сексом, я бы жить не могла.
— Подумай как следует!
— Я знаю, что нигде моя жизнь не будет такой приятной, как здесь, у тебя. Но если не уйдет этот молодой человек, то уйду я.
— По-твоему, я произведу на него впечатление, если скажу, что ты не выносишь его присутствия? А у него-то до сих пор было такое ощущение, что ты относишься к нему вполне терпимо.
Сильвия вскочила со стула.
— Что же это он тебе рассказал?
— Только то, что ты временами его навещала. Никаких секретов он не выболтал, если, конечно, таковые между вами существовали.
— Нет, разумеется, я никаких секретов ему не поверяла. Как ты могла подумать? Из чистого сочувствия я иногда к нему заглядывала. Собственно, против него самого я ничего не имею. Только против его отношений с тобой.
— Ты бы могла их назвать и любовной связью. Тебе никогда это в голову не приходило? — Донате вдруг надоел весь этот разговор, она поднялась. — Разрешишь ли ты мне удалиться? — спросила она нарочито официальным тоном.
— Мне представляется, что ни разрешать, ни приказывать тебе что-либо делать я не могу.
— Тут ты опять права. Доброй ночи, сестра. Нам обоим пойдет на пользу, если мы это дело пока что переспим.
Перейдя в пустую, свободную от табачного дыма прихожую, она вздохнула свободно. Если Сильвия уедет, для нее это потерей не будет. После смерти мужа Доната несколько лет жила одна, поживет и еще. Ведь когда-то сестра переехала к ней только на время, точно так же, как сейчас Тобиас. Ясно, что было бы разумно, хотя и бессердечно, сделать для нее атмосферу столь кошмарной, чтобы это заставило ее убраться.
Ни в коем случае она, Доната, никому не позволит в собственном доме предписывать ей тот или иной образ жизни.
В субботу во второй половине дня приехал доктор Себастиан Мюллер. Сначала он позвонил по телефону, и Доната пригласила его на чай. Он появился в очень приличном сером костюме и притащил чемодан с вещами брата. Доната воспользовалась возможностью представить его Сильвии.
Чай они пили в элегантной столовой, которую Доната не очень любила, потому что из нее не был виден сад. Но было уже все равно — деревья начали опадать. А в комнате с опущенными занавесками и теплым светом умело расположенных ламп было очень уютно. Серебряные бокалы, чайники и чайнички мерцали на белой скатерти. Госпожа Ковальски испекла к чаю рождественский пирог, а Доната сама нарезала ржаной хлеб тончайшими ломтиками и обложила вестфальские пряники сыром, а также кружками огурцов и помидоров, приправленных свежей зеленью.
Оделась она шикарно. На ней было легкое зеленое шерстяное платье, то самое, в котором она однажды собиралась ехать на работу ради Тобиаса, а потом передумала. Она тщательно подкрасилась и надела один из своих прелестных париков. Сильвия была в сверкающем пестром шелковом платье, а лицо выделялось броским макияжем.
Лишь Тобиас сидел в джинсах и водолазке, подчеркнуто просто. Он и сам это сознавал и даже извинился:
— Как-никак я еще не совсем здоров.
— А я-то думал, что ты играешь роль сына в этом доме, — съязвил его брат.
Донату это циничное замечание поразило словно резкий удар. Ее глаза засверкали от еле сдерживаемого гнева.
Сильвия одобрительно рассмеялась. Тобиас улыбнулся.
— Я здесь совсем не для того, чтобы играть какие-то роли.
Они сели за стол, Доната разлила чай, а Сильвия стала подносить гостям пироги и хлеб.
Себастиан глотнул чаю и сказал, словно против воли.
— Замечательно вкусно.
Тобиас посмотрел на него сияющими глазами.
— Чай я сам заваривал. Только, пожалуйста, не считай, что я в связи с этим разыгрываю роль мальчика при кухне.
— Ну, во всяком случае, ты, видимо, снова обрел свою прежнюю бойкость, которая всегда была тебе присуща.
— Да, я изумительно быстро поправился, — согласился с ним Тобиас. — Думаю на этой неделе снова выйти на работу.
Доната испугалась. Она знала, что когда-нибудь это произойдет, но отталкивала от себя решение уже назревшей проблемы на неопределенное время. Теперь она поняла, что предстоит серьезный разговор с Тобиасом.
— Сначала ты отправишься к врачу, — произнес Себастиан.
— Это зачем же?
— Чтобы закрыть больничный лист. Ты в свое время не был в состоянии это понять из-за болезни, а между тем доктор Кох убедил меня в том, что это необходимо. Он хочет также снять электрокардиограмму. С той разновидностью гриппа, которой ты болел, шутить нельзя.
— Только не преувеличивай! Будто я сам не могу решить, здоров я или нет.
Сделаешь, как я говорю!
Доната была согласна с Себастианом, но ничего не сказала, не желая создавать у других впечатление, что может управлять действиями Тобиаса.
— Слушаюсь, большой брат, готов служить тебе верой и правдой, — дурашливо отрапортовал Тобиас.
— Тут вовсе нет ничего смешного.
Сильвия усердно размешивала сахар в своей чашке.
— А как обстоят дела с жильем для нашего пациента? — спросила она, не глядя на Себастиана. — Надеюсь, ваши поиски были успешны?
— Прошу тебя, Сильвия, ведь это звучит так, словно мы ждем не дождемся, когда избавимся от Тобиаса. — Доната вызывающе взглянула на Себастиана. — Это, конечно же, не так.
Себастиан выдержал ее взгляд.
— Я нахожу вопрос госпожи Мюнзингер совершенно нормальным. — Он повернулся к Сильвии. — Да, кое-что я нашел. Может быть, правда, это не совсем то, чего хотелось бы нашему юноше…
Тобиас не дал ему закончить фразу.
— Пожалуйста, не говори так, словно я мальчишка. Себастиан поднял обе руки, как бы прося прощения.
— Виноват, такое у меня иногда проскальзывает.
— Не смеши людей! Ты всего-то на три года старше меня. А точнее — на два года и девять месяцев.
— Я же сказал: прошу прощения.
Доната прекрасно понимала, что Себастиан намеренно постоянно подчеркивал молодость Тобиаса, но ей показалось, что умнее всего будет в этот разговор не вмешиваться.
— Так что же насчет квартиры? — вновь осведомилась Сильвия.
— Ну, это скорее крыша над головой, но там очень чисто и довольно удобно.
Тобиас наморщил лоб.
— Крыша? Как это понимать?
— Речь идет о месте в одном доме совместного проживания. Благодаря нежданному случаю оно освобождается к 1 декабря. Я, разумеется, сразу же зарезервировал его для тебя.
— И там, конечно же, все забито просто изумительными и милыми мальчиками, так? — спросил Тобиас. — Видимо, твоими студентами?