племянника баба Ганна, – в Белогорье же мадьяры стоят.
– Хватилась. Стояли, да по осени итальянцы их сменили. Или погоди, август за половину перевалил, вода хоть и остыла, да терпимо еще вплавь. Мы тогда решили на тот берег через пещеры сунуться. Знаем, что в монастыре у мадьяр гнездо. Дон переплыли – к входу нижнему подступили. Там пусто, даже охранения нету. Парнишка с нами был белогорский, спасибо ему, провел через закоулки, сквозь гору на самую макушку вылезли. Через дырку наружу ползли, не больше норы в будке собачьей, мадьяры, видать, про нее и не знали, оттого и караульного в нижнем ходу не поставили. Тут мы уж кутерьму им гранатами устроили! Одного контуженого с собой прихватили. Привели к себе, а это гусь не мадьярский, а итальянский оказался. И вчера у них «языка» взяли, в штаб привели, а сами думаем: «Хоть военный он или нет?» Потому как свитер на нем козий, шапка вязаная, штаны наши, деревенские, перчатки шерстяные, ну только башмаки альпийские. Вдобавок и оружия никакого. Штабные, кто на допросе присутствовал, рассказали: офицер это оказался. Еще говорил, что воевать у них никто не хочет, командование ругают, все мерзнут. Ему родные в посылках теплое шмотье прислали.
* * *
Над занесенной снегами степью тихо опустились ранние декабрьские сумерки. Ветер, гнавший весь день колючую поземку, утих. Звезды выползли на небо и завели свои хороводы, но никому нет дела до красоты этих звезд. Померкли они, как и солнце. Вот уже полгода как померкли.
Для солдат чужестранных вечер нынче необычный, праздничный. С часу на час вновь явится миру дитя человеческое, будущий Спаситель. Может, скоро он спасет и их, затерянных в далекой степи? Избавит от жуткой бескормицы, холода, вшей и грязи. Всесилие его безгранично, а милосердие не знает предела. Достанет ли ему провидения?
Выйдя из конюшни, где только что в походном алтаре капеллан отслужил мессу, солдаты шумной гурьбой расходились по квартирам и подразделениям. Некоторых военно-полевая почта обрадовала посылкой, им нынешний сочельник хоть немного, но напоминает тот привычный, что празднуют сегодня родные у себя дома.
Группа солдат отделяется от общей ротной колонны, движется к колхозному свинарнику. Конвойные говорили утром, что на рассвете здесь разрешилась одна баба. Надо бы поздравить счастливицу, ее дитя родилось в светлый день. Скотский барак внутри разбит на ячейки – станки для свиней. В каждом станке разместилось по крестьянской семье.
Ворота свинарника приоткрылись, навстречу солдатам стали отворяться дверки станков, показались любопытные детские лица.
– Вambino, ваmbino[33], – спрашивают всех встречных солдаты, дополняют просьбу жестами.
Один из мальчишек быстро берет на себя роль проводника, машет, зовет идти следом. Друзья его тоже не теряются, перегоняют вожака, крутятся под ногами, спорят меж собою. Без стука распахивают дверь нужного станка, заглядывают, будто проверяя, дома ли хозяева. На промороженную стену спиной облокотилась роженица. Лицо ее бледно, припухло, под глазами набрякшие мешки, на плечах драная фуфайка. С головой в солому зарылся сын-шестилеток, отсыпается. Новорожденная сестра его долго кричала, не могла найти в пустой материнской груди молока. Процессия из солдат и досужих мальчишек замирает.
– Покажи piccolo[34], – наконец просит один из солдат.
Роженица испуганным взглядом мечется по их лицам.
– Зачем это им, а? На что?
– Покажи, солдатка, не боись, – встревает дед из соседнего станка. – Чай, не отымут. У самих по домам детишки остамшись…
Роженица вынимает из соломенного гнезда драгоценный кокон. Солдаты замирают, дыхание их становится порывистей. У кого-то проклюнулся короткий всхлип. Спустя минуту солдаты вновь обретают движение и говорливость. Один разминает в пальцах кусок сухой глины, размачивает ее слюной, а потом лепит на эту кашу к стенке свинарника бумажный образок Спасителя. Другой протягивает свои свежие, не бывавшие в деле портянки, поясняя, что жертвует их младенцу на пеленки. Кто-то из солдат просит наклонить к нему «пикколо» и вешает на холстяной сверток кулон с образком Мадонны. Все они крестят новорожденную, по-своему, по-нездешнему, быстро тараторят, лезут во внутренние карманы за бумажниками, где на черно-белом картоне тоже лица детей.
Мальчишкам, что все еще крутятся здесь же, раздают безвкусные армейские галеты, кое-что из домашних посылок. Двое солдат убегают и вскоре возвращаются с алюминиевым бачком, где на донышке, в красной томатной подливке еще плавают кусочки картофеля и мяса – остатки праздничного ужина.
– Кушать, кушать, – призывает солдат и, подставив пальцы к вискам, поясняет: «Му-у-у».
Детвора налетает и в секунду опустошает бачок. Старик подслеповато щурится на довольные лица солдат и жующих детей.
– Небось брешешь насчет коровы? В котле-то не «му», а мула твоя.
– Да, муулё, муулё, – смеются в ответ солдаты и показывают, как охромевший мул попал в рагу.
Все в бараке знают, как рискует ворона, по глупости залетевшая на хутор, угодить в суп к чужестранным солдатам, как под стрехами хат не осталось ни одного воробья, как выловлены и съедены все домашние кошки, а те, что не пойманы, одичали и скрываются от прожорливой армии в соседних рощах. Никто не видел, как чужестранные солдаты работают ледорубом в горах, но все видели, как ловко они сшибают этими ледорубами головы домашних уток. Каждый знает: если в темноте рядом с хатой зажужжал механический фонарик, то это иноземцы ведут охоту на воробьев, высвечивают их под соломой, выхватывают из-под стрехи и радостно обсуждают мизерный свой приварок.
Видать, и вправду у них сегодня знатный праздник.
* * *
Вскоре в Дуванку вернулись Ирина и Маруся. Всей семьей они снова перешли из землянки в дом. Да и другие семьи стали возвращаться из ближнего тыла. Люди тайком входили в деревню, осторожно пробирались к своим домам. Никто не останавливал их. Все заметили, что военных стало гораздо меньше по сравнению с летом и осенью и до местных им нет дела.
Оголив этот участок, командование 6-й армии создало две мощные ударные группировки на севере и юге от Павловска. В середине января 1943 года 18-й стрелковый корпус ударил со Щученского плацдарма направлением на юго-запад, а 3-я танковая армия на участке Новая Калитва – Митрофановка – на север. Вспоров оборону венгров, части 18-го стрелкового корпуса освободили Каменку и Евдаково. В то же время танковые клинья генерала Рыбалко преодолели участок итало-немецкой обороны и освободили Россошь, Ольховатку, Подгорное. Двигаясь навстречу
