Стали осматриваться. На этот раз Чистилище напоминало кисель, они плавали в чем-то мутновато-теплом и плотном, связывающем движения, снижающем скорость, липкой массой наслаивающемся на параскафе. А еще она была настолько осязаемой, что казалось странным: как могут они дышать?
«Тойво, можешь с этим что-нибудь сделать?» – спросил командир.
«С этим? Шеф, да ведь непонятно же – что это!»
Они попробовали двинуться вперед, потом повертелись на месте, Тойво определенно искал три других экипажа, но они пропали, будто высадились в другой вселенной, ничегошеньки вокруг не определялось, не то что других машин, но даже предощущения здешних зловредных тварей не было. В этой густой атмосфере на расстоянии считаных сотен метров любой сигнал угасал, как зажженная спичка в плотный, тяжелый дождь.
Попробовали работать все вместе, и лишь их соединенные усилия местами прорвали завесу этого киселя. Вот только остальных ребят поблизости по-прежнему не наблюдалось. Костомаров приказал ощущать хоть что-то еще дальше, еще… Но лишь Гюльнара в какой-то момент почувствовала стены и коридоры лабиринта, а остальные и этого не определили. И по-прежнему не было и намека на другие экипажи.
«Похоже, мы тут одни», – мрачновато отозвался Тойво на все попытки командира его пришпорить.
«Этот, как его… Конвертер покрути. Загрузи его своим пси, может, даст хоть намек, окажется полезным?» Из-за своего многословия, обычно ему не свойственного, командир казался растерянным и неуверенным. С конвертером тоже ничего не выходило, он работал, но не было от него никакого проку, никакого эффекта.
С этим нужно было что-то делать, хотя бы что-нибудь. Впервые это пришло в голову Гюль, она и предложила: «А слабо к лабиринту сходить?» – «С тварями захотелось повоевать?» – «Нет, просто вот так болтаться – еще хуже, чем заглянуть туда».
Сама же решила, что это опасно, но руки у нее сами собой перенаправили машину, хотя она не получила подтверждения, но они направились к тому, что она определила как начало лабиринта. Странно он выглядел на этот раз – осязаемым, напоминающим выдающийся в море мыс, а не вход во что-то, состоящее из пещер, бесконечных ходов, нор и коридоров. Да, выглядел он необычно. Гюльнара и скорость сбросила. Тойво разочарованно протянул вслух:
– Бывает же – в Ад возвращаемся, будто домой.
Как случалось и прежде, в лабиринте они оказались незаметно для себя. Это дразнило: вот они, вполне взрослые люди, умелые, толковые, отлично чувствуют не только друг друга, но еще лучше ощущают машину, пространство вокруг, а стены вдруг наваливаются – словно враг из засады, ни сном ни духом не представляешь их, и вдруг они рядом, грозят раздавить их скорлупку!.. Но на этот раз ужаса, который охватывал их прежде, едва они сюда попадали, не было. Да, слепого, панического испуга, подло подчиняющего волю и сознание до самого донышка, – на этот раз не ощущалось.
Они шли почти спокойно, лишь Тойво пытался предусмотреть их продвижение, пробовал обнаружить какую-нибудь гадость впереди – но ничего подобного не чувствовал, они будто гуляли по безмерным, циклопическим коридорам, и все. А у Костомарова возникла странная идея… нет, скорее впечатление. Ему начало казаться, что вот так когда-нибудь и на Земле, откуда они родом, будут в подземельях проложены такие же или подобные лабиринты с дорогами, чтобы транспортировать грузы, чтобы по ним даже путешествовать… О том, что грузы уже давно, почти столетие таскают над поверхностью трудолюбивые антигравы под управлением антигравиторов, что не нужно прокладывать никаких тоннелей, потому что это слишком трудное и, пожалуй, опасное дело, он почему-то не вспоминал. Будто совсем выпал куда-то и представлял себе другой, несуществующий мир с иной цивилизацией, иными жителями. Гюльнара прикрикнула на него, но сейчас он плохо поддавался внушению.
Тогда Гюльнара пару раз… чуток задела стены в длинных, сквозных проходах, не на поворотах, там это было бы опасней, потому что, каким бы Тойво ни был умелым, а мог и ошибиться, и их за таким вот изгибом стен, выводящим в новый коридорчик, вполне могла ожидать какая-нибудь здешняя опасная скотина, а ведь любое, самое осторожное касание стены заметно меняло ее способность и даже направление движения, следовательно – она могла не успеть правильно увернуться от прямой атаки, если бы они попали в такой переплет на самом деле.
Костомаров заинтересовался, хотя и сам должен был отлично ощущать машину, спросил внезапно: «Твердая?»
«Ужасно крепкая, даже царапины на броне остались».
«А зачем ты так?»
«Давно хотела попробовать, иногда думала, может, это видимость одна? Ну, что-нибудь вроде лазерных шоу-развлекаловок, понимаешь?»
«Верно, не может этот лабиринт из ниоткуда в пустом и большом пространстве так возникать, – поддержал ее Тойво. – Всему должно быть объяснение».
Он вывел вдруг машину в полет к стене и довольно жестко – сказывалось, что он не специализировался в пилотировании, провел корпусом по одному из серо-голубоватых и сырых, как ему казалось, выступов. Сам хотел это касание проверить… И проверил – одну из антенн обломал на фиг, под корень.
«Молодец», – с чувством прокомментировал Костомаров. «Теперь… что делать?» – забеспокоился Тойво. «Возвращаться пока не будем. Тойво, поиграй-ка еще конвертером. Только общую картинку вокруг удерживай, ну… чтобы не пропадала. И не ослабевала, мне так спокойнее».
Тойво подвигал движковым регулятором, при этом, кажется, он будто и свои силы, и ощущения, и способность присутствовать в этом мире – изменял. «Что-то он сегодня силен анимальностью, прежде бывал… ровнее». Гюльнара подумала это непроизвольно, но ее, разумеется, прочитали все, Тойво остался серьезен, Костомаров улыбался.
«Если бы мы могли в малой степени реализованности здесь ходить, чтобы сквозь стены протискиваться, как та зверюга, что Шустермана сожрала, было бы совсем неплохо». – «Давно об этом думаешь?» – «Порядочно». – «Дурацкая идея, ты же убедилась, какие стены крепкие. И антенну вон срезало…» – «Вот потому и подумала об этом, что убедилась. С заходом наоборот, так вот».
Тогда Костомаров и выдал абсолютно непредвиденную, почти гениальную догадку: «А тут вообще многое меняется от наших предположений и планов, как это бывает во сне… Вот если хорошенько настроимся, то есть начнем сообща представлять, что лабиринт заканчивается за тем поворотом, допустим, тогда… он может и закончиться».
«Вообще, непонятно, почему мы так долго и спокойно тут бродим, над этим следует поразмыслить… А ты эксперименты сочиняешь». – «Потому и сочиняю, что долго и спокойно… С заходом наоборот». – «Игривый ты сегодня, командир, не было бы худа от такого веселья».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
