Впрочем, за пределами официального послужного списка нового назначенца, конечно, осталось многое. Быть может, даже главное — то, каким же милицейским начальником был в родном Екатеринбурге Овчинников? Чем был там занят? Какую мафию преследовал? С какой дружил? Какими подвигами прославил себя? Какие уральские фигуры поддерживал? В каких событиях участвовал? И, как результат всего этого, чем был Екатеринбург времен Овчинникова? И во что превратился теперь?
Естественно, у меня нет стремления рассказывать некую личную историю об уральском милиционере Овчинникове, выбившемся в большие столичные чиновники. Меня интересует явление российской жизни, именуемой коррупцией. Что это такое? Какие механизмы ее формируют — при всенародном-то ее осуждении? Что такое новая отечественная мафия времен путинских, а не ельцинских? Как она достигает высших государственных постов при этом президенте? В чем заинтересованность Путина в продвижении тех или иных господ? То есть на примере назначения Овчинникова, — главным борцом с мафией в стране, — есть шанс продемонстрировать, что же такое кадровая политика Путина и его администрации?…
Этот рассказ о мафии, об Овчинникове и Путине не будет коротким. Тут придется начать издалека.
Федулев
Эта история прогремела тогда на всю страну: 13 сентября 2001 года, когда в Чечне уже шла война, а Путин был назначен премьер-министром, потому что, в отличие от других претендентов, согласился начать вторую чеченскую войну, в Екатеринбурге произошел захват одного из самых крупных предприятий — комбината «Уралхиммаш», завода химического машиностроения всероссийского значения.
Граждане, вооруженные бейсбольными битами, при поддержке екатеринбургского отряда милиции особого назначения (ОМОНа) ворвались в здание заводоуправления, учинили там серьезные беспорядки и попытались посадить «своего директора» вместо директора Сергея Глотова.
Уральские телеканалы демонстрировали тогда, как коммунисты праздновали победу и орали: «Ура! Народ берет власть в свои руки! Долой капиталистов!». Теми же лозунгами отреагировали на происходящее и лидеры местных профсоюзов. Захват «Уралхиммаша» они объявили «рабочей революцией», поддержали его и пообещали скорейшее распространение подобных «революций» на всю страну.
Молчал президент Ельцин — но никого это не удивляло, все знали, что он болен и мало способен к работе. Однако молчал и новый премьер Путин… Москва в целом молчала… Министр внутренних дел Рушайло также никак не прокомментировал для публики участие его подчиненных милиционеров в штурме комбината на одной из сторон…
Естественно, это молчание столицы означало многое: с бухты-барахты подобные события у нас не случаются, и ОМОНы просто так, из одной солидарности с рабочими, борющимися за свои права, никого не поддерживают силой оружия…
Вечером 13 сентября, когда «рабочая революция» несколько поутихла, а в кабинете директора забаррикадировались те, кто не хотел освобождать — прежнее руководство, на территорию «Уралхиммаша» въехала настоящая бронеколонна — армада черных новеньких джипов. Перед ними почтительно расступились омоновцы — никакого противодействия джипы не встретили.
Из одного вышел невысокий гражданин невзрачного вида, в приличном костюме, дорогих очках, золотых цепях на груди и запястьях. Посмотришь — типичный новый русский со следами многодневного перепоя на лице. На всем пути следования к директорскому кабинету гражданина окружала мощная охрана, состоящая из екатеринбургских милиционеров. Омоновцы силой расчищали им дорогу, рабочие неохотно расступились.
— Опять Пашка бузит. Разборку устроил, — цедили кадровые химмашевцы сквозь зубы, поглядывая на происходящее.
— Ведущий промышленник нашей области, депутат областного Законодательного собрания Павел Анатольевич Федулев, руководствуясь решениями суда, стремится восстановить справедливость, — передавали в эфир екатеринбургские каналы, перемежая демонстрацию озабоченного лица «ведущего промышленника» с кадрами, где лица защитников комбината были в крови, и можно было заметить железные прутья вперемежку с битами…
…Гражданин в очках прошел внутрь и предъявил смещенным руководителям «Уралхиммаша» кипу бумаг. Это были судебные решения, в соответствии с которыми именно он, их предъявитель, а не кто-то другой — совладелец комбината. Теперь в качестве совладельца и члена совета директоров он намерен посадить в директорское кресло своего человека, для чего просит всех посторонних освободить помещение, им не принадлежащее.
Гражданин расположился в кресле без приглашения, как хозяин, подчеркнуто нагловато. Но через некоторое время, ушедшее на ознакомление смещенным руководством с бумагами, получил в ответ, во-первых, поток нецензурных выражений, которые стерпел. А во-вторых, также набор документов и судебных решений. В соответствии с ними именно нынешний директор, выходило, — настоящий директор. И за ним — тоже совет директоров, правда, не та часть, чьи подписи принес на своих бумагах гражданин-«совладелец».
Чтобы разобраться в сути случившегося, еще один экскурс в современную екатеринбургскую историю. Он нужен, чтобы понять: а по каким законам тут жили последние десять лет, последовавших после распада СССР? Как развивалось общество, в котором оказался возможен захват столь крупного комбината, как «Уралхиммаш»? И почему вообще в этой истории — несколько наборов судебных решений? И кто такой «Пашка» — Павел Анатольевич Федулев? И почему, когда в те дни я спрашивала в Екатеринбурге самых разных людей — прохожих на улице, дежурных на железнодорожном вокзале, чиновников областной администрации, проституток, фланирующих по гостиничному фойе, судей, милиционеров, учителей: «Что же такое у вас тут творится в самом-то деле?» — я получала один и тот же ответ: «Это у нас — Федулев». И вся разница в их ответах состояла только в том, что для одних опять же он оказывался Пашкой, а другие величали его Павлом Анатольевичем…
Начало
Десять лет тому назад, когда шло зарождение всей нынешней жизни — у власти был Ельцин и демократия, как мы тогда говорили, жизнь повсюду бурлила, Пашка был всего лишь местным мелким хулиганом, вымогателем и насильником. В Свердловске — а тогда, до переименования его в Екатеринбург, город назывался еще именно так, своим советским именем, — тут вовсю орудовали крупные криминальные бригады, разбирая сферы влияния, но Пашка был не с ними. Он был единоличник — занимался личным мелким разбойным промыслом. И хотя за ним тянулись уголовные дела, как шлейф за невестой, но особенно уж милиция его не донимала — мелок был Федулев и потому неинтересен. Таких у нас в те годы сажали не по мере совершения преступления, а только когда «надо было посадить», то есть когда бандит в чем-то не договорился с другими бандитами, поднял голос и обнаглел. За Пашкой Федулевым этого не водилось — несговорчивым он тогда не был.
В начале 90-х Пашка двинулся в бизнес — и это было типично, ровно так же, как большинство его товарищей, свердловских и вообще российских бандитов. При этом Пашка был беден, к «общаку» — уголовной черной кассе, а в Екатеринбурге, известном своим криминальным подпольем, существовал один из самых крупных «общаков» страны — Пашка, как мелкий хулиган, допущен не был, и поэтому первоначальный капитал он должен был делать самостоятельно. Чем и занялся.
Первый свой крупный капитал Федулев сколотил быстро — на «левой», то есть нелегально и кустарно произведенной водке, именуемой в России «паленкой». Механизм был прост. Дело в том, что в Свердловской области, в ее глухих городках и поселках, с советских времен существовало несколько спиртовых заводиков. При раннем Ельцине они, как и любое тогда производство, стали разваливаться, и наступил момент, когда каждый, кто мог и хотел, за символическую сумму, переданную наличными прямо в руки директору, получал такое количество спирта, какое мог увезти.
Конечно, это был откровенный грабеж государственных заводиков, но тогда это считалось нормой постсоветской жизни, люди голодали, и одна половина страны, чтобы прокормиться, грабила другую ее половину, и никакого удивления это не вызывало. Считалось, что все выживают, как могут, и это и есть бизнес, о котором мы мечтали.
Смысл покупки спирта был в том, чтобы потом разбавить этот практически дармовой продукт водой, разлить в подвалах в бутылках и продать, как дешевую водку, раскупаемую вмиг. Акцизов в России тогда еще не ввели, законодательства в этой сфере не существовало, и милиция, даже если бы захотела, была бессильна в борьбе против «паленки». Впрочем, милиция и не хотела, тоже предпочитая выживать любым путем, — то есть участвовать в нелегальном бизнесе. Водочники-подпольщики платили милиционерам за охрану от конкурентов и помощь при столкновениях с рэкетирами.
