- Да, свет… Доктор! Доктор!.. Да он это, кому здесь еще фонарями светить. Пошли!
Шагов через пятьдесят они увидели человека, стягивающего с дерева парашютные стропы. Услышав треск веток под ногами, он бросил свое занятие и двинулся навстречу фонарику.
- Ну, наконец-то, доктор! Мы вас так ждали! - почти крикнул Мулин и радостно обхватил парашютиста.
- С приземлением, доктор! - подключился к объятиям Степанов. - А вещички ваши, кажется, немного в стороне должны лежать… Найдем!
- Вы Мулин? - врач вопросительно посмотрел на Степанова.
- Нет, я Сомов, - улыбнулся тот.
- Я Мулин, - кивнул лейтенант, - командир группы. С приземлением доктор.
- Спасибо! - радости в голосе врача заметно не было. - Долго летели, но, слава богу, без неприятностей; линию фронта миновали удачно. А красивое зрелище, я вам скажу…
- Да, если смотреть сверху, когда в тебя не стреляют, - ухмыльнулся Мулин.
- Ладно, все разговоры потом… Вы себя-то не назвали, доктор, - протянул руку для знакомства Степанов.
- Ах, да, простите, второй раз в жизни прыгал, - все в голове кругом идет… Иванов Борис Семенович.
- Пошли, Борис Семенович, нам еще ваш багаж найти надо - и к кострам, нас там уже заждались и водка согрелась. Пошли! Сгребай парашют…
«Посылку» нашли быстро, и через полчаса Иванов уже знакомился с радистом Платоновым и «дезертиром Мартисовым».
- Соловья баснями не кормят, садитесь, где стоите, Мартисов, наливай! - командовал «Сомов», ухаживая за гостем и командиром. Мулин снисходительно позволял подхалимаж.
- Ну, давайте за встречу, закусим, чем абвер в прошлый раз послал, а потом поговорим. С благополучным прибытием вас, доктор! - Мулин отхлебнул из алюминиевой кружки, поморщился, нюхнул кусок хлеба и полез ножом в банку с тушенкой.
- А вас, Борис Семенович, одного в таком самолете катали? - поинтересовался «Сомов», откусывая огурец.
- Нет, кроме меня летело еще пять человек.
- Они раньше сошли? - не унимался «Сомов».
- Да, часа за полтора. Хорошо вооруженная группа, все с ППШ. И груз с ними был немалый, тюков 20, если не больше. Долго сбрасывали, я аж замерз… А минут за сорок до моей цели сбросили еще тюков 15. Наверное, где-то рядом действует еще один отряд.
- Наливай, Мартисов, надо доктора согреть, - скомандовал «Сомов».
«Мартисов» разлил водку по кружкам, из мятого, но чистого ведерка достал несколько соленых огурцов, выложил на расстеленную плащ-палатку.
- За то, что о нас помнят «наши товарищи», - поднял кружку «Сомов» и залпом выпил. - Что там творится-то, в нашем тылу, в немецком? Расскажите, а то у нас здесь одна советская пропаганда, а по радио много не услышишь - Платонов батареи жалеет.
- Всех русских мобилизуют в РОА, к Власову; готовится генеральное наступление. Когда, понятно, не говорят, но, скорее всего, в конце лета. Начальство возлагает большие надежды на ваш отряд, Мулин.
- На наш отряд, на наш, - вы теперь с нами, доктор, - уточнил Мулин.
- Да, и видимо, надолго. Мне приказано развернуть здесь госпиталь. Вероятно, предстоят серьезные бои.
- Госпиталь? - оживился «Сомов», - так это и медсестры будут?..
- А какой же госпиталь без них, - потер руки «Мартисов», - вот это по-нашему, а то мы здесь совсем одичали без баб…
- Без женской ласки, Мартисов, ты ж культурный человек, хоть и живешь в лесу, - укоризненно поправил «Сомов».
- Хватит зубоскалить, у вас одно на уме! - прикрикнул Мулин.
- Виноват, командир, больше не повторится, - притих «Мартисов» и незаметно подмигнул «Сомову»: во дает лейтенант!
- А у вас, я смотрю, строго, - заметил Иванов.
- А как же, у нас если что - командир семь шкур спустит. Когда Волков заправлял, было попроще. А лейтенант прилетел - всем хвосты прищемил! Если так дело дальше пойдет, скоро строевой подготовкой заниматься начнем, - засмеялся «Сомов». - А вы, доктор, от строгости, наверное, там отвыкли?
Иванов вздохнул, внимательно посмотрел на «Сомова» и мотнул головой:
- У меня это «удовольствие» тянется с июля 41-го, как в плен попал.
- Вы о чем? - вроде не расслышал «Сомов».
- О строгости… Налейте, что ли, еще, давно не сидел в такой приятной компании.
- Еще насидитесь, доктор, - по-простецки пообещал «Сомов». - А ты чего, Мартисов? Наливай! Гулять так гулять, теперь нам не страшно - с нами медицина!
Выпили еще, закусили, потянулись к табаку.
- Конечно, не все и в плену складывалось плохо, - начал врач. - Поначалу было трудно, а потом как-то привык. Да и профессия помогала: лечил всех - и немцев, и красноармейцев. Как врачу мне поблажки делали: комнатка у меня в лагере была, зарплата.
- Это где? - спросил Мулин.
- В Гохенштайне, в Восточной Пруссии.
- И что, даже в лагерях выздоравливали? - с недоверием произнес «Сомов».
- Даже в лагерях. В 41-м меня раненого немцы принесли в какой-то сарайчик. Очухался, осмотрелся, увидел одного офицера. Артиллерист, старший лейтенант по фамилии Филькин, повреждены оба глаза. Молодой парень, симпатичный, крепкий и калека на всю жизнь… А потом случайно наткнулся на него в Гродненском лагере, в Белоруссии. Меня уже тогда немцы использовали как врача. Начал заниматься глазами этого Филькина и, что же вы думаете, кое-что удалось: левый глаз стал видеть. Конечно, не так, как раньше, но по лагерю Филькин сам передвигался! А то бы пристрелили его, чтоб не вертелся под ногами…
- Значит, красноармейцев лечили, доктор? Глаза им чинили, чтоб они в нас стреляли без промаха? - прищурился «Сомов».
- Лечил! Что ж меня теперь за это - к стенке? Немцы не поставили, а вы, Сомов, уже, похоже, прицелились!
- Да нет, вы не обижайтесь, доктор, это я так, для острастки, чтоб вы не перепутали, в какой партизанский отряд попали… А немцы и впрямь вас жалели.
- Кто им нужен, того они жалеют, кормят, лечат. В Гохенштайне был один барак. Стоял отдельно от остальных, за тремя рядами колючей проволоки. Назывался «Зондерлагерь 74». Обслуживали его исключительно сами немцы из лагерного госпиталя. Там содержалось четыре советских генерала и с полсотни старших офицеров. Летом 43-го привезли туда тяжело раненного майора-летчика. Смотрю - несут его в наш лазарет, рядом идут два гестаповца. Принесли, и ко мне: «Иванов, будешь оперировать! И смотри, чтобы летчик был жив. Если умрет - пойдешь вслед за ним». Я поковырялся, зашил, говорю: «Его надо оставить в госпитале». Гестапо ни в какую! Видать, тот майор важнее генералов был. «Будешь ходить и лечить его там!» - в «Зондерлагере» то есть. С месяц я каждый день наведывался к летчику, все хотел поговорить, узнать, кто он, откуда. Но гестаповский офицер не отходил от нас ни на шаг, и попробуй, заикнись с этим летчиком о чем-то кроме ранения - к стенке! Так и сказали…
- И что же это за летчик такой был?
- Ходили по лагерю слухи, то ли сын, то ли племянник чей-то из кремлевской верхушки…
- Ты смотри… А сами-то немцы знали, кто он такой? - заинтересовался Платонов.
- А черт их разберет, может, и знали, может, подозревали, - Иванов изрядно захмелел. Он становился все разговорчивее, часто курил. - Они смешные, немцы. В Гродненском лагере дело было. Приходит как-то ко мне переводчик гестапо с чернявым военнопленным. «Иванов, - говорит, - посмотри-ка внимательнее и скажи, не еврей ли этот лупоглазый?» Я плечами пожал, сказал, что медосмотр такого диагноза не ставит. На следующий день этот гестаповец приводит ко мне еще пару новеньких. «А эти не евреи?» - спрашивает. Я опять плечами пожал, не могу, говорю, определить. Тогда этот хмырь из гестапо ко мне - «а ты сам, Иванов, не из евреев?» Я не выдержал, пошел к немецкому врачу Шульцу, сказал на свой страх и риск, что если еще раз ко мне приведут кого-нибудь на предмет определения национальности, я не буду оперировать, пусть отправляют назад в лагерь. Шульц посмеялся, но с кем-то из лагерного начальства поговорил, больше я этих гестаповцев в госпитале не видел. Хотя недели две боялся, что уж если придут, то наверняка за мной… Выпьем, что ли?..
- А вы откуда родом, доктор? - поинтересовался «Сомов», разливая по кружкам водку.
- Из Одессы.
- А-а… Так вы сами-то…
- Слушай, Мулин, - перешел на «ты» доктор, - у тебя здесь гестапо, а не разведгруппа абвера.
- Да он шутит, - успокоил Иванова лейтенант, - он у нас артист.
- Это точно, - подтвердил «Сомов», - я и спеть, и сплясать… и даже фокусы могу…
- А ну, покажи, - попросил врач.
- Пока не время, еще не пели, а фокусы у нас после песен… «По диким степям Забайкалья…» - неожиданно сильным, приятным голосом затянул «Сомов».
- «Где золото роют в горах!» - подхватила компания.
- «Бродяга, судьбу проклиная», - попытался пробасить доктор.
- «Тащился с сумой на плечах», - пропели все хором.
- Вот, вот, и я про суму, - перекрикивая песню, возник «Мартисов», - вы тут пока пойте, а мы с Платоновым пойдем, багаж разберем.
