Гораздо более чувствительно входят в наше сознание другие: «Человек Он», «Человек Она», «Люди Вы» (когда перед нами свыше одного) и «Человек Вы» (когда перед нами один, но мне не очень близкий). Таких людей мы видим несравненно лучше, чем «Людей Они», и почему-то чувство уважения к ним, когда оно возникает, ощущается сильнее.
Почему это?
Потому ли, что человек по самой своей природе нуждается в четкой личности, чтобы проявить к ней высокие симпатии и уважение? Или потому, что, уважая человека с именем и фамилией, мы рискуем меньше, чем уважая просто «Одного из...» (ведь какой-нибудь «Один из...» может оказаться не таким достойным, как его товарищи)? Во всяком случае, это так, и, следовательно, говоря о многих, полезно видеть их по одному.
Но всего лучше в наш внутренний мир входят наши «собеседники»: люди по имени «Ты». Не по обращению «ты», хотя может быть и такое, а по самому факту общения с ними и «по моему» к ним влечению.
Если «Я» – «первая» личность для каждого (ведь человек «из себя» начинает познавать другие личности, как и все окружающее), то «Человека Ты» можно бы назвать условно «второй» личностью. «Второй» потому, что он всех других («третьих») ближе. Ближе и физически: он в данный момент собеседник, стоит рядом. Ближе и потому, что к нему испытываешь доверие, симпатию. Ближе, наконец, и потому еще, что если «я» его уважаю, то, следовательно, по-настоящему признаю его индивидуальность, личность, признаю, что и он – полноправный «Человек Я». То есть как бы «моей породы».
«Человек Ты» производит наибольшее впечатление, потому что мы его не только с внешней стороны видим. И судим о нем не лишь со слов других людей. Он нам самим раскрывается. Мы видим этого человека и изнутри, а когда нам что-то остается непонятным, мы задаем ему вопросы, проверяем собеседника на деле.
Лучше всего нам дано познать «Человека Ты». И лишь к нему всего полнее раскрывается заслуженное уважение.
Какой отсюда вывод?
Он прост. Больше всего выполняет свой долг уважения к людям тот, кто умеет видеть в других не безликих «Они», а своих собственных собеседников, «Людей Ты».
Счастье для живущих рядом с кем-то, если тот умеет видеть в людях «Человека Ты», умеет проявлять к ним должное уважение.
Грустно жить с людьми, не обладающими таким даром.
Впрочем, и у таких людей жизнь пуста и сиротлива.
Ведь если подумать хорошенько, то относиться с уважением к другим важнее даже «мне», чем «им», этим «другим людям». Глава о «Человеке Ты» скорее учит не альтруизму, а... эгоизму, правда, эгоизму доброму, никого решительно не задевающему.
У французского писателя Андре Моруа есть такие слова:
«Если мы хотим, чтобы другие нас любили, надо говорить не о том, что интересует нас, но их. А что же интересует их? Они сами. Невозможно наскучить женщине, беседуя с ней о ее характере, красоте, расспрашивая о ее детстве, о том, что ее печалит. Невозможно наскучить мужчине, заставляя его говорить о себе...
Другой способ нравиться, вполне честный,– хорошо отзываться о людях. Если им это передадут, они обрадуются и будут склонны хорошо думать о Вас.
Взаимность существует. Из-за сердитой фразы, переданной недоброжелателем, люди становятся лютыми врагами».
Тот, кто имеет «Человека Ты» (особенно – много, много их), тот, научившись хорошо познавать других, сам скорее раскроется с наибольшей полнотой, проявит себя в наилучшем врожденном качестве.
Искать в людях хорошее
...Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется.
М. Ю. ЛермонтовДоверие к людям
В раздевалке школьного спортзала исчезли часы. Это было тем более неприятно, что ни о чем подобном в школе раньше и не слыхивали. Можно было (и в девяти случаях из десяти так бы, видимо, и поступили) немедленно вызвать милицию. Но директор школы не торопился. Он долго думал, вычеркивая мысленно из списка вероятных похитителей одного за другим: этот не мог, и этот тоже... Наконец, остался один. Складывая все возможные побудительные мотивы, педагог пришел к выводу: да, это он. На следующее утро «его» пригласили в директорский кабинет.
– Слушай, ты принесешь часы,– директор взглянул на свои,– через двадцать минут (их было достаточно, чтобы сбегать домой и обратно). Обещаю: первое – никто не узнает, как они нашлись, второе – ты никогда больше не услышишь об этом.
Двадцати минут действительно хватило. С тех пор прошло десять лет. Похитителю теперь двадцать пять. Он юрист и человек безупречный...
Есть одна – давно установленная – истина: каждый человек старается быть таким, каким его видят другие. Не всегда и не так, чтобы уж слишком откровенно. Но – большей частью достаточно отчетливо.
Когда в Москве, затем и в некоторых других городах Советского Союза, появились автобусы и троллейбусы без кондукторов, «зайцев» стало меньше. Как говорят работники городского транспорта, практически сейчас все берут билеты, правильно опуская в кассу деньги и предпочитая лучше переплатить, чем недоплатить.
Люди, не сговариваясь, словно благодарят за оказываемое им доверие.
А вот еще пример. Приведу его для курьеза и для контрастного сопоставления.
Несколько веков назад власти Франции ввели жесточайшую кару за воровство: пойманным отрубали руку. Вероятно, больше всего от нового закона пострадали не настоящие воришки,– они осторожны. Пострадал в основном голодный люд, случайные и незначительные виновники. И что же: пока действовал этот закон, во Франции было самое высокое в истории страны число краж на душу населения!
Вывод прост: лучше, по возможности, думать хорошо о людях. В крайнем случае, стараться думать хорошо. Добрые последствия обычно сказываются.
Ну, а если сталкиваешься действительно с плохими?
Начнем с вопроса: существуют ли плохие люди?
Несомненно. Но!..
Во-первых: их не слишком много.
Во-вторых: большинство их исправимо.
У каждого человека есть свое хорошее. И оно может быть открыто. И часто это делают доверием, уважительностью.
Вспомним, как к человеку, хорошему по своей биологической природе, приходит плохое. Оно приходит от плохой среды, дурного воспитания, легковерия, при отсутствии самоконтроля. Порой приходит также от дурной славы.
Есть поговорка: «На час ума не станет – навек дураком прослывешь». Если ее слегка переиначить, то можно сказать так: «На час хорошего не станет – на век плохим прослывешь».
Это укор не оступившемуся, а окружающим.
Оступаться, то есть ошибаться, может каждый. Точнее – нет таких, кто не ошибался бы.
...«Не ошибается тот, кто ничего практически не делает»,– говорил Ленин[53].
Но всегда ли за ошибку следует карать дурной славой?
Нет, я не против наказаний, не за то, чтобы «всем прощать». Наказывать порою надо. Но, во-первых, без озлобленности. Во-вторых, с учетом истинной весомости проступка, а главное – с учетом всех последующих душевных метаморфоз, то есть – изменений в психике человека.
Да, среди людей это распространено – давать другим характеристики: устные и письменные, хорошие и плохие, выполнять чье-то поручение и по собственной потребности. Дают человеку характеристику в глаза, чаще дают заочно. Дают, испытывая неловкость, дают и испытывая радость.
Чему же практически служат характеристики?
Если характеристика казенная, стандартная – она ничего о человеке не говорит.
Будучи нестандартной,– «творческой», она куда полнее раскрывает того, кто пишет, чем того, о ком пишется.
Психолог по характеристике без малейшего труда узнает отношение пишущего к описываемому, внутренний мир, широту и ограниченность автора. Об описываемом он узнает много меньше. В лучшем случае увидит схему, но ведь людей-схем не бывает. Самый с точки зрения плохой характеристики малоценный человек был и остается человеком.
Работал в прошлом веке в Голландии, в Утрехтском ветеринарном училище молодой доцент Якоб-Гендрик Вант-Гофф. Он сочинил новую гипотезу: так называемую стереохимическую гипотезу о том, как атомы веществ располагаются в пространстве.
Как же отозвался о гипотезе Вант-Гоффа его коллега профессор Адольф Кольбе?
Вот слова-характеристика профессора:
«Некоему доктору Вант-Гоффу, занимающему должность в Утрехтском ветеринарном училище, очевидно, не по вкусу точные химические исследования: он счел более приятным сесть на Пегаса[54] (вероятно, взятого напрокат из ветеринарного училища) и поведал миру то, что узрел с химического Парнаса, достигнутого им в смелом полете,– о расположении атомов в пространстве вселенной».
После такой характеристики молодого ученого следовало бы вроде с работы снять, перевести его на что-нибудь попроще, ненаучное. А что получилось?
