Магдалена вжалась в мокрую от росы хвою. Незнакомец сидел так близко, что она слышала его дыхание.
Колокола собора пробили полночь, и на лестнице показался чей-то силуэт. Магдалена вытянула голову и затаила дыхание.
Во двор вышел казначей Регенсбурга. Уверенно шагнул к незнакомцу и уселся рядом с ним.
– У нас мало времени, – прошептал он. – Контарини что-нибудь заподозрит, если меня не будет слишком долго. Ну, что там такого важного, отчего мы не можем общаться обычным способом?
– Это по поводу девчонки, – немного хрипло ответил незнакомец. – Мне кажется, она что-то знает.
– С чего вы взяли?
– Они с этим лекарем были в купальне. Я видел обоих.
У Магдалены чуть сердце из груди не выскочило. Это был тот самый человек, что запер их в колодце. Это он поджег дом! Голоса звучали теперь так тихо, что разобрать что-либо стало почти невозможно. Магдалена осторожно потянулась к лавке.
– Почему вы решили, что девчонка могла узнать больше, чем мы? – проворчал Меммингер.
– Не знаю. Простое предчувствие. Но если она действительно что-то знает, то в скором времени об этом узнает и Контарини, а тогда…
Под ногой хрустнула ветка. Магдалена замерла, но было уже поздно: незнакомец услышал ее.
– Что это? – прошептал он, поднимаясь, и, подобно хищному зверю, завертел головой, словно пытался учуять след.
– Проклятье! – прошипел казначей. – Если кто-нибудь нас подслушает, вам несдобровать! И зачем я только встретился с вами тут!
– Одну минуту.
Незнакомец медленно двинулся к можжевеловому кусту, за которым пряталась Магдалена. Всего пару шагов – и он окажется возле ее укрытия.
В тот момент, когда он почти вплотную подошел к ней, дочь палача выскочила и бросила ему в лицо горсть щебня. Незнакомец ругнулся и руками прикрыл глаза. Девушка воспользовалась его замешательством и бросилась к розовым кустам, что вились по закрепленной у противоположной стены деревянной решетке. За спиной послышались приглушенные крики.
– Черт, это девчонка! Держите ее! – крикнул Меммингер.
Но Магдалена уже карабкалась по шаткой, увитой розами и дикой малиной решетке к распахнутому окну соседнего дома. С треском разорвалась красная юбка, шипы впивались в ладони, но думать об этом не было времени. Магдалена ухватилась за подоконник и перевалилась через него в комнату. Лихорадочно огляделась: узкая кровать, потертый стол, сундук – судя по всему, попала в комнату прислуги. С кровати поднялась заспанная служанка в чепчике и потерла глаза. А увидев перед собой Магдалену, пронзительно завизжала.
– Простите, что помешала, уже ухожу, – пробормотала дочь палача и бросилась к противоположной двери, выходившей на балкон. Вопли в комнате стали еще пронзительнее, затем по полу загромыхали тяжелые шаги. Незнакомец, видимо, не отставал.
Магдалена перебралась через карниз, повисла на руках и спрыгнула. На удивление мягко приземлилась на овощную грядку и, не оглядываясь, побежала по саду. Но высокие каблуки вспахивали сырую землю и застревали.
«Бабье барахло, чтоб его! Говорила я коротышке, что эти туфли меня погубят!»
Она остановилась на секунду, скинула обувь и побежала дальше босиком. Незнакомец между тем следовал по пятам, сапоги его хлюпали по политым грядкам. Магдалена, перескакивая через борозды, выбежала наконец к узким воротцам в стене.
Видимо, запертым.
Она с разбегу врезалась в покосившуюся дверцу, та с грохотом распахнулась, и Магдалена выскочила в тесный, уходивший в обе стороны переулок. Повинуясь внезапному порыву, девушка спряталась за распахнутой створкой и затаила дыхание. Не смея пошевелиться, прислушалась, как незнакомец выбежал в проход, остановился на мгновение и бросился дальше. Шаги его гулко отдавались по мостовой и постепенно затихли.
Магдалена подождала немного, потом выбралась из-за двери и побежала в противоположном направлении. Куда угодно, только бы отсюда подальше. От незнакомца, от бала, чванливых дворян и патрициев. Подальше от Сильвио.
Босиком, в разодранном платье и свисающем лохмотьями жакете, дочь палача походила теперь на падшего с небес ангела.
Симон стоял, разинув рот, среди мешков с мукой и таращился на человека перед собой. Кинжал выскользнул из руки; на какое-то время лекарь утратил дар речи.
– Вы… со свободными? – промямлил он. – Но как…
Портовый управляющий Регенсбурга отбросил капюшон в сторону.
– Да, это я, – проворчал Карл Гесснер. – Ты, как я вижу, места себе не найдешь, пока до правды не докопаешься. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал. Еще не поздно повернуть назад.
Симон упрямо помотал головой.
– Так я и думал, – Гесснер вздохнул и знаком показал остальным, что их присутствие больше не требуется. – Оставьте нас с лекарем ненадолго наедине, – пробормотал он. – Не думаю, что он настолько опасен.
– Но господин, – осторожно заговорил один из них. – Вы сняли капюшон, теперь вас могут опознать. Разве его не…
– Он нас не выдаст, – перебил его Гесснер и уселся на один из мешков. – Если этот нищий король не наврал, то парень на нашей стороне. Ступайте.
Они поклонились и ушли с мельницы; некоторые из них что-то бубнили себе под нос, и Симон почувствовал, что не всем решение их главаря пришлось по душе.
– Так, значит, вы предводитель свободных, – проговорил потрясенный лекарь. – Портовый управляющий! А я-то рассчитывал на шайку отверженных, преступников…
– Убийц и негодяев? – закончил за него Гесснер. – Так нас называют патриции. Но в действительности все иначе.
Он знаком велел Симону сесть рядом, затем вынул из-под плаща глиняную бутыль, хлебнул из нее и протянул лекарю. Симон глотнул немного и закашлялся: горло обожгло спиртом. Потом он все же сделал большой глоток, после пережитого потрясения ему нужно было успокоиться.
– Для городских советников мы всего лишь шайка преступников, – продолжил Гесснер. – При этом сами они хуже любого грабителя.
– Это почему же? – спросил юноша.
Карл встал и принялся расхаживать между мешками.
– Вот, посмотри. – Он хлопнул по одному из мешков. – Хорошая мука. Крестьяне собирали зерно, мельники его смололи, а пекари выпекут хлеб. Тяжкий труд, и мы, ремесленники, каждый день надрываем спины, но выгоду от этого получают жирные торгаши! – Он сплюнул на пол. – В других городах у нас есть хотя бы право голоса в малом совете. Но только не в Регенсбурге. За пару столетий вельможи вытеснили нас из городского совета, и теперь все важные посты принадлежат им. Полсотни людей вершат судьбы многих тысяч. А с недавних пор даже гражданство дозволено получать только протестантам! Это, по-твоему, справедливо?
Гесснер разошелся не на шутку, пнул деревянное ведро, попавшее под ноги, и гневно продолжил:
– У нас тут даже бургомистра нет. Его просто упразднили, потому что выбирался он общинами, из числа горожан! Теперь советом управляет казначей, один из них. В Регенсбурге правят деньги, а не народ. Притом что после войны мы отреклись и от епископа, и от герцога. Свободный город Регенсбург, ха! Мы могли бы обрести свободу, но вместо этого ползаем на коленях перед вельможами.
Гесснер договорил, и на какое-то время воцарилось молчание. Потом Симон робко кашлянул.
– И что вы собираетесь делать?
Карл двусмысленно пожал плечами.
– В Англии пару лет назад обезглавили короля и провозгласили республику. Народ ведь долго терпеть не станет.
– Значит, восстание? Этого вы хотите?
Портовый управляющий вздохнул, снова уселся рядом с лекарем и еще раз хлебнул из бутылки.
– Мы пытались уладить все миром, поверь, – проговорил он шепотом. – Просили у совета переговоров. Но все, чего мы добились, – это насмешки и безжалостные штрафы, а три года назад лучших из нас повесили за государственную измену, и головы их выставили перед воротами. С тех пор мы ушли в подполье, но мои люди боятся, что нас обнаружат. У многих есть семьи.
– Говорят, цирюльник Гофман тоже был свободным. Его поэтому убили?
Гесснер кивнул.
– Гофман был моим заместителем. Патриции, видимо, об этом прознали и прикончили его вместе с женой другим в назидание. Но вину же надо на кого-то свалить…
– И они свалили всё на палача, – перебил его лекарь.
Гесснер горестно усмехнулся.
– Он прямиком в их ловушку угодил. Мнимое письмо от больной сестры, поддельное завещание – обо всем позаботились!
Симон прикусил губу.
– И что, нет никакой надежды?
– Боюсь, что нет. – Портовый управляющий задумчиво разглаживал красный платок, обвязанный вокруг шеи. – Вельможи как можно скорее хотят казнить палача, только бы скрыть убийство Гофмана. Как я понял, у этой шайки советников якобы есть неопровержимые доказательства… – Он вопросительно взглянул на Симона. – Натан говорил, вы побывали в доме цирюльника. Нашли что-нибудь подозрительное?
