24 июня в отсутствие Джона — битлзы, путешествуя по Европе, давали в тот день сразу два концерта в Милане — вышла в свет его вторая книга со стихами и нонсенс-историями. Есть основания полагать, что Джон придавал этому событию куда больше значения, чем предстоящему вручению королевского ордена. В своей книге «A Spaniard In The Works» («Один испанец еще не делает лета») он предстал перед публикой не как один из битлов, а как Джон Леннон сам по себе. В литературе ему не хотелось быть частью образа, который назывался «Битлз».
26 октября перед Букингемским дворцом колыхалась огромная толпа. Тысячи фанатов ожидали «Битлз». Это был день вручения орденов. Хорошо причесанные, в безупречных черных костюмах, белых рубашках и черных галстуках четверо парней из Ливерпуля покинули свой люкс-лимузин, чтобы преклонить колени перед королевой.
В ликующей толпе вряд ли кому-то пришло в голову, что битлзы, мятежно выступавшие в былые годы против так называемого истеблишмента, сдают сегодня свои легкомысленные манеры в королевский архив.
Легенда утверждает, что Джон спрятал в своем сапоге пару сигареток с марихуаной, которые битлзы преспокойно выкурили незадолго до церемонии, запершись в туалете.
Насколько правдива эта история — однозначно не скажешь. Но совсем невероятной она не кажется.
Прежде чем закончиться, 1965 год одарил Джона еще одним потрясением. Придя однажды домой, он застал в жилой комнате своего дома в Уэйбридже человека, который выглядел изрядно опустившимся. Это был Фред Леннон, отец Джона. С пяти лет тот не слышал о нем ничего. Джон, который никогда особенно не давал себе труда владеть собой, немедленно дал понять папаше, что он о нем думает. «И где это ты шлялся последние двадцать лет?» — тут же спросил сын отца.
Встреча между ними не была отмечена особой сердечностью. Синтия, ставшая свидетельницей их разговора, сказала позднее: «Он только о том и говорил, что за трудная жизнь у него была и как тягостно было работать на других, чтобы заслужить пару жаб. Он сказал, что для него было бы ужасно — принять подаяние от сына и что об этом не может быть и речи. Но видно было, что именно попрошайничать он и заявился».
Фред Леннон провел в Уэйбридже три дня. В долгих мучительных беседах Джон пытался пролить свет на свое детство.
Он упрекал отца за то, что тот недостаточно заботился о Джулии и ничего не предпринял для спасения брака от крушения. Из-за этого он, Джон, не был по-настоящему счастлив в детстве. Фред Леннон отметал всю вину, утверждая, что во всем была виновата Джулия, отыскавшая себе другого мужчину, пока Фред был в море.
Свою благодарность Джон предпочел выразить тете, для чего и купил ей в августе 1965 года дом в стиле бунгало в Пуле, графство Дорсет. В октябре Мими покинула жилище на Менлав-авеню, в котором вырос Джон, и переселилась в Пул.
В ее новый дом племянник принес на рождественский праздник подарок особого рода — орден, полученный из рук королевы.
Орден занял почетное место над комодом рядом с фотографией Джона гамбургского периода, которую сделала еще Астрид Кирххер.
В конце года Фред Леннон преподнес сыну еще одно потрясение, которое было для Джона более чем неприятным. 31 декабря вышла в свет напетая Фредом Ленноном пластинка с песнями «That's My Life» («Вот моя жизнь») и «My Love And My Home» («Моя любовь и мой дом»). В художественном смысле обе были за гранью, а в отношении бизнеса — полными банкротами. Попытка Фреда Леннона надуть паруса с подветренной стороны славы сына потерпела неудачу.
Фред Леннон со своим первым и единственным синглом «That's Мy Life» (1966).
Если изучить деловой календарь «Битлз» за 1966 год и сравнить его с предыдущими двумя, то возникнет впечатление, что он был более спокойным для Джона и его сподвижников. В первые месяцы битлзы отдыхали. Джон и Синтия отправились в путешествие, причем Джон захватил с собой и свои проблемы.
В марте он дал интервью журналистке из «Ивнинг Стандарт» Морин Клив. В Англии этот материал был воспринят довольно спокойно, а вот в Америке вызвал яростную кампанию против Джона и «Битлз».
В интервью, опубликованном 4 марта, он, между прочим, сказал: «Христианство уйдет. Оно будет сходить на нет. Мне не нужны аргументы, чтобы это доказать; я прав — и это будет подтверждено. Нас теперь любят больше, чем Иисуса; я не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус был „о'кей“, но его потомки — жирны и заурядны. Их извращения и есть то, что уничтожает христианство в моих глазах».
Английская публика, которой были не в новинку эксцентричные и нередко провокационные заявления Леннона, не нашла в этом высказывании ничего крамольного. Напротив, многие удивились такому остроумному пассажу и даже выразили одобрение. Сам Брайан Эпштейн, обладавший особым чутьем на все, что могло бы испортить имидж битлзов, не нашел в этом повода для беспокойства.
С апреля по июнь ансамбль работал в студии «ЭМИ». Результат: сингл «Paperback Writer» / «Rain» («Пишущий книги в мягкой обложке» / «Дождь»), который вышел в июне, и альбом «Revolver» («Револьвер»), поступивший на рынок в августе. Последний диск свидетельствовал, что битлзы осознанно выбрали новый путь. Они отказались от музыкально несложных композиций, чем славились до сих пор. На этапе от «Резиновой души» до «Револьвера» произошло качественное изменение их стиля. Здесь были использованы все имеющиеся в их распоряжении технические средства, аранжировки были изящней, инструментальная палитра — обширней. Большую роль в этом играло влияние Джорджа Мартина.
Так, при инструментовке песни «Элинор Ригби» были использованы четыре скрипки, два альта и виолончели. Новое появилось и в текстах. «Taxman» («Сборщик налогов»), сочиненный Джорджем Харрисоном, атаковал английское налоговое законодательство, согласно которому у «Битлз» изымалось до 98 процентов доходов. В тексте песни «Элинор Ригби», напетой Полом и написанной совместно с Джоном, впервые прозвучали социально-критические ноты.
Поскольку ни для кого уже не было тайной, что битлзы, подобно другим именитым поп-звездам, употребляют наркотики, фаны искали скрытые или зашифрованные намеки на это в новых произведениях. Ринго спросили, не была ли «Желтая субмарина» наркотической песней. Его ответ звучал так: «Вовсе нет. Это просто детская песенка без всякого скрытого смысла».
Противоположное заявление сделал Джон, когда говорил о песне «She Said, She Said» («Она сказала, что сказала»): «Я люблю эту вещь. Я писал ее во время ЛСД-трипа, в Лос-Анджелесе, в 1965 году. Это был уже наш второй трип. Мы пошли на это, поскольку были наслышаны о таких вещах и хотели узнать, что из этого выйдет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
