Какого же низкого мнения он должен быть о ней!
— Не понимаете? — в его голосе были грубые и нетерпеливые интонации. — А мне кажется, что понимаете!
Вирджиния уставилась на него, как будто в некотором ослеплении, и в самом деле резкий переход от головокружительного счастья к такому ошеломляющему пробуждению дал ей такое ощущение. У нее так же появилось тошнотворное чувство разочарования; такого разочарования, которого она не испытывала никогда в жизни. Оно даже помешало ей думать ясно, потому что в один миг она могла быть уверена, что это странное, обескураживающее смятение чувств, которое овладело всем ее внутренним существом, пока они танцевали, могло иметь близкое отношение к тому взгляду его глаз, которые внезапно вспыхнули, когда он крепче сжал ее в объятиях, но; по-видимому, она совершила ужасную ошибку. Она никогда в жизни не делала более страшной ошибки!
Она несколько глухо произнесла:
— Что ж, если и так, я не очень желаю продолжать разговор об этом! Не вернуться ли нам к остальным?
— Вы собираетесь замуж за Клайва? — тупо спросил он, игнорируя ее замечание.
— Я не думала о том, чтобы выйти замуж за Клайва… Мисс Спенглер не будет волноваться, что вас так долго нет?
Он неуверенно прикусил губу.
— Значит, вы намеренно вводите Клайва в заблуждение? И этого симпатичного пожилого джентльмена — его отца?
— Я впервые встретилась сегодня с генералом Мэддисоном, но если вам хочется думать, что я ввожу его в заблуждение, то думайте на здоровье. А теперь мне хотелось бы вернуться к остальным, если вы не возражаете!
— Очень хорошо, — ответил он с внезапной натянутостью. — Я должен извиниться за то, что вмешиваюсь в ваши дела, но я удивился, когда увидел вас здесь сегодня вечером. Мне всегда представлялось, что вы с вашей сестрой преданы друг другу.
— Так и есть, — невыразительно сказала она ему, — мы очень преданы друг другу.
Но его мнение о ней было таким очевидным. Она чувствовала, что больше не может этого выносить, повернулась и пошла обратно. Ему ничего не осталось, как только последовать за ней.
Карла Спенглер сидела за их столиком, пытаясь казаться заинтересованной потоком слов генерала Мэддисона, когда они вернулись и присоединились к остальным, но при виде Вирджинии, которую сопровождал высокий темноволосый доктор, губы блондинки немедленно сажались и ее голубые глаза уставились на Вирджинию больше, чем с обычной холодностью.
— Мне хотелось бы уйти сейчас, Леон, — сказала она, когда он собрался опуститься на стул. — Пожалуй, я устала, и шоу закончилось, так что становится скучновато.
Но тем не менее она сладко улыбнулась Клайву, когда они прощались, почти так же сладко она улыбнулась и генералу Мэддисону. Если он и наскучил ей немного, он все же произвел на нее довольно сильное впечатление, но она чувствовала досаду на Леона за то, что он ушел с этой невзрачной англичанкой.
Разумеется сейчас, когда ее сестра вернулась в Англию, не было причин, чтобы он продолжал подчинятьсясвоим экзотическим порывам и проявлять такой покровительственный интерес к этой девице? Ей следует поговорить с ним об этом, когда они останутся наедине!
Вирджиния не получила удовольствия от остатка вечера, но ради Клайва она изо всех сил делала вид, что чудесно проводит время. И ей, должно быть, это удалось, так как генерал продолжал думать, что она восхитительна и была лучшим слушателем его историй, чем та вкрадчивая, золотоголовая девушка с очень красивыми, но странно несимпатичными голубыми глазами.
Если этот доктор собирался жениться на ней, то оставалось только надеяться, что он сможет добавить в них немного теплоты, или жизнь для него станет пустой и холодной; несмотря на все ее физическое совершенство!
Только Клайв заметил, что Вирджиния прилагала огромные усилия, чтобы выглядеть естественной после этого танца с Леоном Хансоном. Он всегда надеялся, что она оказалась достаточно мудрой, чтобы не питать к нему серьезных чувств. Ведь не было никакой надежды, что ее интерес — если он вернулся! — приведет к чему-нибудь удовлетворительному. Вступать в соревнование с Карлой Спенглер?
Когда они танцевали, Карла сказала ему, что она вскоре надеется выйти замуж. И был только один человек, за которого она могла выйти замуж, это Леон Хансон!
Так что Клайв был особенно любезен, почти нежен с Вирджинией, и в заключение он поблагодарил ее за то, что она так ему помогла.
— Если бы вы не разбили лед, дело могло бы оказаться запутанным, — сказал он ей. — Но теперь у меня такое чувство, что все будет хорошо!
И Вирджиния чувствовала, что, по крайней мере, в этом отношении она могла быть довольна, так как если дела пойдут хорошо у Клайва, значит, они пойдут хорошо и у Лизы. Только во у нее теперь вряд ли случится что-то хорошее!
Глава семнадцатая
Лето пролетело, и на берег озера пришла осень. Осенние краски были даже более великолепны, чем весенние; но тогда как весна в своих пастельных тонах содержала обещание золотых дней лета, осень быстро отгорела, словно лесной пожар, и первое холодящее дыхание зимы принесло с собой влажные туманы, которые иногда оборачивались дождем, и наконец закончились первым снегопадом.
Вирджиния раньше никогда не видела такого снега и такого яркого голубого неба, когда расходились тучи и снова выглядывало сияющее солнце. Ей приносило радость пребывание в таком мире. Если бы все остальное было таким же чудесным, как погода и условия, в которых она теперь жила, она чувствовала бы, что ей практически нечегобыло бы желать в жизни.
Но жизнь не была совершенной. Это была ежедневная рутина возни с двумя воспитанниками, которые становились все более крепкими и здоровыми в этой целительной атмосфере, закладывания определенных знаний в их юные умы. Мэри Ван Лун и ее муж все больше ценили ее и становились все дружнее с ней. Последний, недолго пробыв дома, собрался в очередное путешествие за границу, и в Мэри появилось сильное желание поехать вместе с ним. Вирджиния была вполне способна полностью взять на себя ответственность за Питера и Паулу. И так как к тому времени мадам д’Овернь уже вернулась из Парижа и находилась под рукой, чтобы при необходимости дать ей полезный совет, в конце концов было решено, что Мэри отправится с мужем. Так что на несколько недель Вирджиния оставалась одна с детьми — и слугами, конечно — в большой белой вилле на берегу озера, и ее жизнь приобрела оттенок безмятежной нереальности, потому что она не встречалась ни с кем вне виллы, исключая мадам д’Овернь.
Тетушка Элоиза всегда с восторгом встречала ее, когда она заходила к ней на чашку чая, если удавалось найти время. Они снова стали близкими подругами, как в те дни, когда Вирджиния была ее гостьей. Однако все же была некоторая разница, сейчас они никогда не заводили разговор о Леоне Хансоне. Его шаги никогда не раздавались на веранде, когда они сидели вместе, уютно устроившись с цветастыми чашками и серебряным чайником на столике, и телефон никогда не звонил, чтобы объявить о его появлении.
