Сюзан Кубелка
Офелия учится плавать
* * *
В Париже постели мягче, чем у нас дома в Канаде. Кровати в Париже шире, одеяла легче, подушки воздушнее, а простыни шелковистее, чем в любом другом месте, будь то Торонто, Цюрих, Нью-Йорк или Вена. Причина легко объяснима: французы более худощавые, чем немцы, ниже ростом, чем американцы, более притязательны, чем канадцы, и жалостливей швейцарцев. Они меньше обросли жиром, и неудивительно, что свой чувствительный зад они с удовольствием укладывают на мягком.
Французы ненавидят жесткие матрасы, к тому же они неохотно спят в одиночестве. И вот они придумали мягкое, сладострастное спальное ложе, эту восхитительную, незаменимую большую кровать, которая вместе с коньяком и шампанским, Шопеном и шабли, импрессионистами, дворцами на Луаре, Колетт и самолетом Конкорд значительно украсила мир.
Впрочем, что я все о кроватях! Парижские диваны тоже недурны. Вот сейчас я лежу на великолепном диване в стиле ампир, обтянутом плотным желтым шелком, левая рука небрежно откинута на изогнутую спинку, а голова удобно покоится на горе ярко-желтых подушек. И если я, не спеша, пройдусь по себе взглядом сверху вниз, начиная от непокорных рыжих локонов, по груди, талии, бедрам, ляжкам, вплоть до маленьких ухоженных пальчиков на ногах, полюбуюсь своими стройными ногами на блестящем шелке, не говоря уж о чулках, тончайших, в маленькую черную точку (это называется мушки, последний крик моды в Париже), то потом я лишь в замешательстве покачаю головой и с чистой совестью смогу заявить: в моей жизни бывали времена куда хуже.
Моя мать, правда, утверждает, что я родилась в сорочке. Красота, богатство, успех, популярность — все это судьба бросит к моим ногам. Но мне слишком долго пришлось ждать подтверждения ее слов, настолько долго, что я почти перестала верить. Однако пару недель тому назад дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Произошли невероятные вещи, и поэтому я не торчу, как обычно в это время года, дома в Канаде, во льдах и в снегу при морозе — 20°, а возлежу здесь, в Париже, на своем диване, в роскошном салоне, который сделал бы честь самому президенту Франции. И это, мои дорогие, всего лишь начало!
Я, между прочим, остановилась не в отеле. О нет! В моем распоряжении собственные апартаменты, с шестью большими комнатами и окнами до пола. Париж у моих ног, в самом буквальном смысле слова. Вид просто грандиозный.
Прямо передо мной, на довольно большом расстоянии, но отчетливо различим, знаменитый собор Сакре-Кер, словно покрытый белой сахарной глазурью. Слева, так близко, что, кажется, можно дотянуться рукой, мощный купол Пантеона. Между ними — море живописных серых крыш, с крутыми мансардами, маленькими садиками, цветочными горшками, трубами и комнатами для прислуги, чужой и волнующий мир. От одного созерцания этого сумбура на фоне лазурно-голубого весеннего неба начинает учащенно биться сердце. Ведь уже апрель, и вовсю светит солнце.
Меня зовут Офелия, и я родом из Порт-Альфреда, расположенного в красивой провинции Квебек. Как все жители французской Канады, я уже в детстве бредила Парижем, потому что Париж для нас — пуп земли, центр любви, воплощение элегантности. В порыве обожания в свои свободные вечера я так выучила карту Парижа, что знала ее назубок.
Пару лет назад я впервые прилетела сюда, сделав короткую остановку между Римом и Лондоном, и единственное, что я тогда поняла: я родилась не в той стране. Мое место не в Канаде, и уж никак не в Квебеке, мое место — здесь, на Сене. Целиком и без остатка. Мне надо быть в Париже, как любовнику в постели (так говорят у нас дома). А парижанки, так изящно и вызывающе семенящие там, внизу, в своих безумно дорогих туфельках, скоро перестанут вселять в меня панику. Я им еще покажу, самое позднее — через полгода! Именно так! Они у меня еще попляшут!
Я пробуду здесь как раз полгода. С апреля по октябрь. Я получила заказ. Дело непростое. Но уж если я чего-нибудь хочу, у меня все получается. Это я доказала, когда была еще ребенком. Я не треплю языком, я действую. Этим я отличаюсь от большей части рода человеческого, которая только и делает, что говорит, строит планы, завлекает, обещает, а что в итоге? Ничего! И я этим сыта по горло. Если я что-нибудь говорю, то я это делаю. И не сойти мне с этого места, в октябре я буду другой.
Я, собственно, всегда была не такой, как все, уже начиная с моего имени. Меня не случайно зовут Офелия. В нашей семье всех дочерей-первенцев всегда называли так. На этом настояла моя прабабка из Бразилии. Она была актрисой и завещала нам это несчастливое имя, чтобы жизнь не преподносила нам ничего, кроме счастья. Вместе с именем мы унаследовали от нее пышную грудь, копну рыжих волос и, слава богу, ее любимое кольцо, которое я, в точности как она, ношу на указательном пальце правой руки.
Кольцо всегда притягивает к себе все взгляды. Оно из золота высшей пробы, филигранной работы, а камень, редкий оранжево-огненный опал, обрамлен маленькими сверкающими алмазами. Все родом из Бразилии: золото, драгоценные камни, мои рыжие волосы, мой темперамент — все, кроме имени Офелия. Его Шекспир придумал.
Да, сочинять он был мастер, ничего не скажешь. Но если вы читали его «Гамлета» и знаете, что было уготовано бедной Офелии, тогда мне не надо вам объяснять, почему я не такая, как все, которых зовут просто Джейн, Мэри, Мишель или Рози.
Я — потерпевшая со дня своих крестин. Жертва писателей-мужчин, которые в своих книгах (и фильмах, и пьесах) с такой невероятной любовью заставляют умирать нас, женщин. Офелия не умеет плавать, но тут же прыгает в воду, как только узнает, что этот замухрышка Гамлет не хочет на ней жениться. Вопреки всякой логике утопил Шекспир мою тезку, на самом-то деле она бы только посмеялась, повернулась к нему спиной и подцепила лихого офицера! Я так думаю. И моя прабабка, сыгравшая роль Офелии тысячу четыреста сорок четыре раза, была того же мнения.
Если ты женщина, тебе совсем не обязательно сразу топиться. Ты просто остаешься незамужней и делаешь карьеру. Или ты учишься плавать и ставишь рекорды. Или учишься так же легковесно подходить к любви, как мужчины. А может, целиком посвящаешь себя своей профессии, становишься богатой и знаменитой и выходишь замуж за мужчину, которого любишь, пусть даже у него ни гроша за душой и он на двадцать лет моложе тебя.
Или делаешь так, как я, это вообще самое лучшее!
Во всяком случае, имя Офелия обязывает к успеху, потому что никому не нравится, когда его топят. Итак, с самого детства я была крайне осторожной, мыслила критически, внимательно за всем наблюдала, читала все, что попадалось, и отвергала все, что казалось подозрительным. Первым был американский культ молодости, охвативший всю Канаду, жертвой которого стали все мои приятельницы.
