– Ничего в них не портить и не менять. А после выполнения поручения вернуться туда, откуда пришел, и не вредить четырем путешественницам.
– …путешественницам, – Друг следовал за мной, как эхо.
– Ты думаешь, ему можно верить? – спросила меня Ипполита.
– У нас нет другого способа послать родным весточку. И потом – он связан устной клятвой, а она для него сильнее письменной.
Ипполита одним взмахом меча перерубила веревки. Дэв вскочил, как мячик для пинг-понга. Я протянула ему четыре письма.
Он быстро просмотрел их. Я даже удивилась, что он читает по-гречески. Глядя на мое письмо, дэв усмехнулся:
– Вот это письмо я ни в коем случае не буду переделывать…
И упорхнул, только мы его и видели.
Глава двенадцатая,
рассказывающая об удивительной стране Гадолии и о странностях ее жителей.
Дуб-исполин остался позади. Мы выехали на широкую мощеную дорогу, ведущую к воротам крепостной стены. Стали появляться люди и повозки. Все спешили скорее пройти внутрь.
Около ворот образовалось небольшое столпотворение. Люди теснили другдруга. Рослые стражники тщательно заглядывали в кошелки и прочую поклажу. Путники не ругались, а молча терпели этот таможенный досмотр.
Неожиданно сзади нас раздался шум, и на полном скаку мимо нас проехала открытая карета, запряженная четверкой лошадей. В ней сидела пара: мужчина правил, а дама, необыкновенно разряженная и в роскошной шляпе, презрительно разглядывала публику. Она случайно повернулась в мою сторону, и тут я увидела, какие у нее зубы. Белые и сверкающие, они были величиной с грецкий орех. Губы растянулись в широкую ухмылку, подбородок выдавался вперед. Вид у дамы был презрительный – насколько позволяла ей нижняя часть лица. Да и спутник ее ничем не отличался. Те же огромные зубы, та же усмешка. Похоже было, что они не усмехались; просто размер зубов не давал никакой возможности закрыть рот.
– Смотри, Марина, – наклонилась ко мне Далила, – вот это челюсти, Видела одну такую – ею мой Самсончик размахивал, когда напился пальмового вина.
– Да, представляю себе…, – ответила я ей.
Тем временем события развивались стремительно. Растолкав своей коляской ждущих в очереди, белозубый аристократ направился точно к распахнутым воротам. Как ни странно, публика безропотно пропустила его, а дюжие стражники почтительно склонились.
– Кто это? – спросила меня Гиневра.
– Не знаю, может он какой-нибудь их князь или граф…
Наконец, спешившись, мы достигли ворот в Гадолию.
– Стоять! – крикнул мне один из стражников.
Ему мало было того, что его зубы выпирали из челюсти. Он был еще и ярко-синего цвета. Его кожа играла всеми оттенками густого ультрамарина, а ладони слегка отдавали голубизной.
– Кто такие? – продолжил он, грозно вращая белками глаз.
– Мы путешественницы, – ответила за всех нас Ипполита, – и приехали в вашу страну из простого любопытства.
– Что запретного везете с собой?
– Да так, ничего особенного…
– Фальшивые золотые, травку-охмурежь, арбалеты с ядовитыми наконечниками?
– Нет, ну что вы!
– Проезжайте.
Он посторонился, мы вновь вскочили на лошадей и поскакали, радуясь, что прошли таможню так легко и просто.
На улице разношерстная толпа спешила по своим делам. Люди были все разные – толстые и тощие, высокие и низкие. И все в них было чересчур: уж если толстый, так такой, что при ходьбе переваливается с одного бока на другой, а кожа висит крупными складками. А если высокий – так может спокойно заглядывать в окна второго этажа.
Но что самое интересное – это то, что многозубые граждане Гадолии были исключительно двух цветов: белые и синие. Причем у синих зубы блестели ярче. Иногда попадались люди голубого цвета, морской волны, темносинего, но это не меняло общей картины. Если между ними и попадался какой-нибудь бронзоволицый человек, то зубы у него были нормальные и значит – это был иностранец.
А дома? Они поражали воображение. Один дом состоял из двадцати квартир, поставленных одна на другую. Другой уходил спиралью в небо. Третий изображал собою дерево, около которого нам попался дэв-искуситель. Квартиры на нем висели гроздьями.
Окна домов украшали нарисованные картинки, на которых были написаны рекламные джингли: «Если дорога ты мужу, попроси купить бонтужу» или «Нет на свете счастья боле, чем вкушать решпа и цоле». Что это было, мы не понимали, но читалось складно.
Мои спутницы, ехавшие впереди меня, вдруг загалдели, спрыгнули с коней и уставились в витрину какого-то магазина, чуть не проткнув ее носами. Мне захотелось узнать, что же они такого выискали.
Подъехав поближе, я тоже соскочила с моего верного Ранета в яблоках и направилась к любопытствующим подругам. Они разглядывали манекены, одетые в роскошные платья. Лицо одного из манекенов показалось мне знакомым. Подойдя поближе, я обомлела. В витрине, в непринужденной позе, изящно отставив ножку, стояла Ипполита. Платье на ней выглядело шедевром портновского искусства. От талии ниспадали глубокие складки. Лиф украсили мерцающие стразы.
Кукла выглядела, как живая Ипполита. С трудом оторвав от нее взгляд, я обернулась и увидела перед собой оригинал. Амазонка стояла, не отводя от манекена глаз и, казалось, забыла обо всем на свете. Гиневра с Далилой не могли сдержать восторженных воплей.
– Ипполита, – потрясла я ее за плечо, – эта кукла так на тебя похожа!
Она глянула на меня, совершенно обалдев от такого совпадения:
– Слушай, откуда меня тут знают? У нас такие скульптуры только Фидий высекает…
Радостный крик Далилы зазвенел у нас в ушах:
– Вау! Это же я!
Мы резко обернулись. В том же платье, на том же самом месте стоял манекен, как две капли воды похожий на Далилу. А сама Далила, в отличие от сдержанной амазонки, орала, как ненормальная, и тыкала пальцем в витрину. Следует признать, что на пышной Далиле это платье сидело лучше, чем на худощавой Ипполите.
Гиневра увидала в соседней витрине себя в платье небесно-голубого оттенка и критически заметила:
– Нет, этот оттенок мне совсем не идет…
Мы перемеряли все платья – разумеется, визуально, – после чего вскочили на коней и двинулись дальше. Проехав по центральной улице, мы свернули на боковую и увидели небольшой домик с очередным плакатиком– зазывалой: «Хочешь отдохнуть прекрасно – заходи к хозяйке Ласло».
– Вот! – воскликнула Гиневра. – То, что нам надо!
Спрыгнув со своего коня, она подошла и постучала по двери широким кольцом, укрепленным в львиной пасти.
На стук вышла благообразная старушка в накрахмаленном чепчике. У нее были такие розовые щеки, что у меня вкралось подозрение – а не румянит ли она их. Седые волосы под чепчиком отливали фиолетовым цветом, словно она долго полоскала их в синьке с добавлением чернил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
