— Ты и был ребенком, — заметил Магнус.
— Я был достаточно взрослым. Достаточно взрослым, чтобы понимать, что значит отчаянный плач моей матери, от которого я проснулся следующим утром. Она была в комнате Эллы, и Элла лежала в постели — мертва. Они сделали все, что бы держать меня оттуда подальше, но я увидел то, что должен был. Она была распухшая, зеленовато-черная, будто что-то заставляло ее гнить изнутри. Она больше не была похожа на мою сестру. Она больше не была похожа на человека. Я знал, что случилось, даже если они не знали. «Все кто любят тебя — умрут. И это начнется с нее». Вот как работало мое проклятье. Я знал, что должен уехать от них подальше — от всей моей семьи — до того, как тот же ужас настигнет их. Я покинул их той ночью, следуя по дороге в Лондон. — Магнус открыл рот, затем закрыл его снова. Сейчас он не знал, что сказать. — Итак, ты видишь, мое проклятье сложно назвать ерундой. Я видел, как оно работает. И с того дня стремлюсь быть уверенным, что то, что произошло с Эллой больше не произойдет ни с кем в моей жизни. Ты можешь себе это представить? Можешь? — Он провел рукой сквозь его черные волосы, давая запутанным прядям снова упасть ему на глаза. — Никогда никого к себе не подпускать. Заставлять всех, кто каким-то образом полюбил — ненавидеть тебя. Я бросил свою семью, чтобы отстраниться от них, так что они смогли бы забыть меня. Каждый день я должен показывать жестокость по отношению к тем, с кем я решил жить вместе, чтобы не позволить им почувствовать слишком большую привязанность ко мне.
— Тесса… — Неожиданно Магнус представил девушку с серьезным взглядом и серыми глазами, которая смотрела на Уилла, как если бы он был солнцем, восходящем на горизонте. — Ты думаешь, она тебя не любит?
— Я так не думаю. Я вел себя с ней достаточно отвратительно. — Голос Уилла звучал убого, излучил страдание и ненависть к себе одновременно. — Я думаю, что однажды, когда она почти… я думал, что она мертва, понимаешь, и я открылся ей, я позволил ей увидеть, что я чувствую. Я думаю, тогда она стала отвечать мне взаимностью. Но я разрушал это, так грубо, как только мог. Представляю, как она меня сейчас ненавидит.
— И Джем, — сказал Магнус, боясь ответа, зная его.
— Джем все равно умирает, — сказал Уилл сдавленным голосом. — Джем — это то, что я себе позволил. Я сказал себе, что если он умрет, это не моя вина. Он все равно умирает, в болях. Смерть Эллы, по крайней мере, была быстрой. Может из-за меня он получит лучшую смерть. — Он выглядел несчастным, встретив обвинительный взгляд Магнуса. — Никто не может жить без ничего, — прошептал он. — Джем — это все, что у меня есть.
— Ты должен был сказать ему, — ответил Магнус. — Он в любом случае выбрал бы быть твоим парабатаем, даже зная, каков риск.
— Я не могу обременять его этим знанием! Он будет хранить эту тайну, если я попрошу, но это знание будет причинять ему боль — и боль мне, потому что другие лишь смогут ранить его еще больше. Но если я бы сказал Шарлотте, рассказал Генри и остальным, что мое поведение — вранье, что каждая жестокая вещь, которую я говорил им это ложь, что я брожу по улицам только чтобы создать впечатление, что я был снаружи, где пил и шлялся, когда на самом деле у меня нет желания заниматься чем-либо из этого, тогда я бы уже не смог оттолкнуть их прочь.
— Стало быть, ты никогда не рассказывал о проклятье ни одной живой душе? Никому, кроме меня, с двенадцати лет?
— Никому, — ответил Уилл. — Как я могу быть уверен, что они не привяжутся ко мне, узнав однажды правду? История, подобная этой, может вызвать жалость, жалость может вызвать привязанность, а затем…
Магнус приподнял брови.
— А ты не побеспокоился обо мне?
— Что ты можешь полюбить меня? — голос Уилла был искренне удивленным. — Нет, разве вы не ненавидите нефилимов? И, кроме того, я думаю, у вас колдунов есть способы, как оградить себя от нежелательных эмоций. Но остальные… такие как Шарлотта, Генри, если бы они знали, что истинный я не такой, каким предстал для них… они могли бы начать заботиться обо мне.
— А затем они бы погибли, — сказал Магнус.
***
Шарлотта медленно подняла лицо от ее рук.
— И ты совсем не можешь предположить, где он может быть? — спросила она в третий раз. — Уилл просто ушел?
— Шарлотта… — голос Джема был успокаивающим. Они находились в гостиной с обоями в цветах и виноградных лозах. Софи была у камина, используя кочергу, чтобы получить больше пламени от угля. Генри сидел за письменным столом, возясь с набором медных инструментов, Жасмин лежала на шезлонге, а Шарлотта была в кресле у камина. Тесса и Джем сидели бок о бок на диване, немного чопорно, что заставило Тессу чувствовать себя гостем. Она наелась сэндвичей, принесенных Бриджет на подносе, и выпила чаю, тепло которого медленно распространялось по телу. — Это не так уж и странно. Когда мы знали, где пропадает Уилл по ночам?
— Но это иначе. Он видел свою семью, или сестру, по крайней мере. Ох, бедный Уилл… — Голос Шарлотты дрожал от беспокойства. — Я думала, может быть, он, наконец, начинает забывать о них…
— Никто не забывает о своей семье, — резко сказала Джессамин. Она сидела на шезлонге с мольбертом, акварелями и бумагой закрепленной перед ней, потому что она недавно решила, что отстает в девичьих искусствах и начала рисовать резкие силуэты, яркие цветы, играть на пианино в музыкальной комнате, хотя Уилл, когда был в своем особенно хорошем настроении, сказал, что ее пение наводит его на мысли о церкви. — Нет, конечно, нет, — сказала Джессамин поспешно, — но может быть не жить с памятью постоянно, как своего рода, с тяжелой ношей для тебя. Как если бы мы знали, что делать с Уиллом, если бы он всегда был в своем уме. В любом случае, он не может настолько позаботиться о своей семье, в первую очередь, иначе он не покинул бы их.
Тесса чуть ли не задохнулась от возмущения.
— Как ты можешь говорить это? Ведь ты не знаешь, почему он ушел. Ты не видела его лица в поместье Ревенскар.
— Поместье Ревенскар. — Шарлотта смотрела невидящим взглядом в камин. — Из всех мест, куда я думала, что они пойдут…
— Вздор и ерунда, — сказала Джессамин, сердито глядя на Тессу. — По крайней мере его семья жива. Кроме того, бьюсь об заклад, он не был грустным, и он только притворялся. Что он всегда и делал.
Тесса взглянула на Джема, ожидая что он ее поддержит, но Джем смотрел на Шарлотту, а взгляд его был тяжелым, как серебряная монета.
— Что ты имеешь в виду, — сказал он, — из всех мест, куда ты думала, что они пойдут? Ты знала, что семья Уилла переехала?
Шарлотта вздрогнула и выдохнула:
